Стану Солнцем для Тебя
Шрифт:
У них каждая минута, каждая секунда была на счету, так какого хрена Сава здесь?!
– Иди, я в норме!
– Костя резко оттолкнул руки того от себя, мотнул головой, прогоняя наваждение и боль.
Но Сава с места даже не сдвинулся, стоял, засунув руки в карманы брюк, и смотрел на него настороженно.
– В норме я!
– рыкнул зло.
– Вали и делай, что обещал! У нас времени нет на эти, бл*дь, сантименты!
Мужчина молча кивнул и хлопнул дверью, ведущей в приемный покой. Костя же остался стоять на лестничном пролете.
Смотрел в одну точку, думал,
Утро было невероятным! Потрясающим! Фантастичным! Он не помнил, когда чувствовал себя таким счастливым и свободным от всего. Просто потому, что доставил своей женщине удовольствие. Своими пальцами ловил ее оргазм. Глазами видел, как меняется ее лицо от желания. Слышал, как стонет и изнемогает, просит стонами и движениями не останавливаться.
И глаза.
В ее глазах он увидел то, что даже и не надеялся увидеть.
В них были не только ответная страсть и желание, но и отголоски его собственных эмоций. Какое-то недоверчивое и робкое чувство влюбленности пока что, потребности быть рядом, говорить, доверять, касаться, чувствовать друг друга ночью в одной постели.
Первый большой семейный ужин, запланированный на вечер.
Илья, который не стал задавать вопросы по поводу, что же папа делал в кровати мамы утром, но при этом, моська такая довольная у него была, и улыбка с лица не сходила, что и без слов было понятно,- сын рад. Просто рад!
И Костя был рад не меньше!
Марина стала для него главной! Осью, вокруг которой начинает вращаться его мир, его мысли, его чувства. Он ловил себя на том, что где-то в подкорке, фоном, когда занимался делами, вел переговоры или разбирал бумаги, в мыслях была она. Чаще хотелось видеть ее, слышать, касаться. Ему было мало всего этого. Мало ее мыслей, ее слов, ее чувств. Хотелось намного большего! Чтобы знать все! Быть для нее всем! Стать ее центром вселенной! Чтобы так же сходила сума от жажды, от мыслей. Чтобы выла по ночам от невозможности удовлетворить желание в его теле, чтобы было мало всего.
Когда он успел стать таким жадным?
Не важно, уже ничего из этого не важно!
Когда погибли родители, Косте казалось, что его жизнь раскололась на «до» и «после».
Костя был не прав.
Жизнь раскололась на «до» и «после», когда ему позвонил Сава, точнее дозвонился до его секретаря, вытащил с совещания и сообщил сухим голосом:
– Марина в больнице, ситуация серьезная, приезжай.
Вот это и был его переломный момент, когда все сомнения в собственных действиях еще были. После, - ничего. Пустая голова, дрожащие руки, и «грудная жаба» сдавливала за грудиной. Кровь стыла в жилах. И страх. В жизни никогда и ничего так не боялся! Но полчаса, пока ехал к клинике, были хуже смерти. Он не мог отвлекаться ни на что. Простые действия и простые мысли.
Повернуть налево.
Повернуть
Прибавить скорости.
Еще прибавить скорости.
Резко на тормоз, мимо сознания промчаться мысли, что чуть не сбил пешехода на переходе, но плевать, мысли о другом.
Точнее, мысль всего одна.
«Не умирай!»
Потом начался настоящий ад!
Марину оперировали наверху. Васю тоже.
Оказалось, в них въехала на полной скорости газель, водитель скрылся с места преступления, хоть не ясно, как, на хр*н, ему это удалось? Он совсем не пострадал? Это что, бл*дь, за машина у него такая волшебная?
Как Марина оказалась на той дороге? Она ведь собиралась только после обеда ехать в офис?
Бледный, как смерть, Сава ему объясняет, что у них была встреча, что возникли проблемы с общим заказчиком, и им пришлось срочно решать ситуацию.
И Костя срывается, начинает кричать, а потом просто бьет Саву. По печени, по корпусу, в челюсть, чтоб до крови, чтобы кто-то или что-то сумело унять его ярость и его страх.
Подлетает Артем, тоже что-то начинает орать, пытается его оттащить от Савы, а тот даже защищаться не стал, дал возможность Косте выпустить пар немного. Сплёвывает кровь на пол и смотрит на него спокойно и без претензий:
– Всё? Или ты еще мне в жилетку поплакать хочешь?
А у того слов нет!
Какие, к чертовой матери, могу быть слова, когда нутро узлом свернулось? Кислота в желудке вот-вот все брюхо проест, и он сам будет на кровавое месиво похож? Какие тут могут, твою мать, быть слова?! Он мыслить связно не мог!
Он не помнил, как успокоился, как звонил Диме и что говорил, но через полчаса в приемном покое клиники стало слишком тесно.
Таня зареванная, нервно теребящая ремешок сумки, сидела и смотрела в пустоту, Дима пытался что-то ему втолковать, но, если честно, он слышал только далекий гул его голоса, а понимания слов не было.
Потом приехал Саныч, бледный и нервный, но с такой каменной рожей, что кулаки вмиг зачесались, и стало невыносимо сидеть и слушать их причитания, всхлипы и переживания.
Что, бл*ть, они переживают?! Будто Марина для них значит то же, что и для него? Какое право они имеют вот тут стонать и реветь, когда это у него снова пытаются забрать самое дорогое и ценное, что было в жизни? Какое право?!
Он их всех ненавидел в эту минуту, люто, до дрожи в руках.
Они ничего не знают о ней. Не знают!
Не знают, что она жила все эти годы каждый новый день, как последний, что эта ситуация не самое страшное, что могло произойти. Что она могла умереть просто на улице, и никакая скорая не успела бы приехать, у нее просто могло остановиться сердце.
И, наверное, им всем надо как-то порадоваться, и ему тоже.
Но не мог.
Не чувствовал ни радости, ни горя.
Только страх, липким холодным потом прокатывающийся по позвоночнику. Такой, что вызывал дрожь по телу, и кажется, у него каждая клетка заполнилась им, каждый нерв был напряжён. Сердце в груди бухало бешено, надрывно, вот возьмет и остановится сейчас, перестанет биться, если Марина...