Стану Солнцем для Тебя

Мазуровская Никтория

Нет! Она никогда не сдастся! Никогда!

Она сильная. Храбрая. Невероятно стойкая. Закаленная, этой дерьмовой жизнью. Будет цепляться за жизнь зубами, ногтями, но не сможет сдаться. Если не ради себя и его, то ради Ильи.

И тут его бабахнуло.

Илья!

Где он?! Что он?! Ему сказали? Что ему сказали? Где его сын?!

Но он даже не успел эти вопросы задать окружающим, как к ним вышел молодой врач в белом халате, с булыжником, вместо лица:

– Ситуация очень серьезная. У Марины Александровны серьезные повреждения печени, большая кровопотеря, но все отягощается ее болезнью.

Во время операции сердце останавливалось, но мы сумели его запустить. Боюсь, что дальнейшие наши действия только навредят. Мы уже позвонили в донорскую службу, Марину Александровну продвинут в листе ожидания, и мы займемся пересадкой сердца, как только найдется подходящий донор. Пока будем наблюдать. Но ситуация опасная, вам всем нужно быть готовыми к худшему.

Врач ушел, а ошарашенные новостями люди остались. Первым в себя пришел Саныч, и почему-то посмотрел на Костю, требуя ответа от него.

– Я... Я не понял, какая пересадка сердца?
– хрипло вымолвил Сан Саныч.

Он надвигался на Костю угрожающе, но тому только этого и надо было, чтобы крышу сорвало, все предохранители к чертям полетели... Он был похож на бак, полный бензина через край, нужна только спичка и смертник, тот, который эту подожжённую спичку в него бросит.

– Саша, успокойся!
– Таня резко вскочила и встала между ними.
– Здесь не место!

– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?! Где была охрана?! Куда ваши гребаные умельцы смотрели, когда мою дочь какой-то мудак в асфальт закатывал?!
– взревел мужчина.

Костя просто вышел на лестницу. Сбежал от вопросов, от взглядов. Не мог вынести. Не знал, как отвечать, что говорить. Должен ли он вообще это делать?

У него не было никакого права что-то решать. Он никто для нее. Просто мужик, который заделал ей ребенка.

Это ее отец может принимать решения, требовать, указывать.

Не Костя. Это бесило, выводило из себя, и он бросался с кулаками и криками на стены.

Бил. Орал. Снова бил. Снова орал.

Два часа.

Перетерпеть два часа, и он будет решать.

Врачи сделали все возможное. Спасли ей жизнь. Отстрочили на время смерть. Но дать разрешение на пересадку может только Марина или ее муж, даже не отец и не мать. По всем документам, а она подготовилась и распорядилась, принимать за нее решения может либо ее законный супруг, либо Савелий Петрович Шахов.

Она его женщина! Только его! И ему решать!

Марина сделала ставку на благоразумие Савы, а тот сделал ставку на чувства Кости. Угадал.

У Кости не было выбора, он его себе не дал.

Его женщина будет жить! Все! Точка!

Она может ненавидеть его после. Она вообще может ненавидеть его, жизнь, мир, чертову вселенную,- без разницы. Главное, что она просто сможет жить и чувствовать. А то, что все это будет, сомнений не было. Просто, ему нужно перетерпеть и не слететь с катушек от страха и пустоты все пару часов.

И не дать этого сделать Илье.

Огляделся вокруг.

Все те же стены. Мятные. С грязными разводами его кровавых отпечатков.

Вышел к родным, тихо прикрыл за собой дверь.

Обвел их взглядом. Может и неправильно, что он сбросил все объяснения на других. Артём сидел возле Саныча, ничего не говорил, просто сидел.

Таня растерянно смотрела по сторонам, дрожала и жалась ближе к Диме, тот что-то шептал ей на ухо.

И от этого трогательного семейного счастья друзей, его такой темной злобой накрыло, так переклинило! От злости, разноцветные пятна перед глазами появились, дыхание сбилось, и он чуть было не начал орать, что они не имеют права радоваться и быть счастливыми, пока Марина там борется за свою жизнь, но вовремя прикусил язык.

Это не только Маринина семья, но и его.

И они любят Марину. Дорожат ею, не меньше его самого.

Хотел спросить, где Илья, но развернулся и пошел на улицу. А там дождь вдруг начал лить.

И он стоял под холодными злыми каплями дождя, дышал полной грудью, смотрел на хмурое серое небо.

Пытался задавить свой страх и свой гнев. Пытался думать оптимистично. Уговаривал себя, что их история только начинается. Что ему еще придется бороться с Мариной за ее любовь, за ее доверие, за ее верность. За нее, с ней же самой.

Он не будет просить прощения, но будет рядом. Не собирается отступать больше. Ни за что!

Только понял недавно, что всегда она была с ним. Светлым воспоминанием. Страстным наваждением. Тайным желанием. Но, так или иначе, Марина была в его мыслях. И давно стала его частью. Под кожей у него. В крови. У него крышу сносило, когда она рядом, еще больше сносило, когда Марина была далеко. Рука начинала тянуться к телефону, чтобы позвонить и услышать голос, написать смс и спросить, чем она занята. Приходилось себя одергивать, напоминать, что она не давала ему такого права, даже намеков на такое не было. Только с каждым днем потребность в ней росла, становилась невыносимой, и он сдавался: звонил и писал. Говорил какую-то ерунду, придумывал причины, чтобы вечером задержаться и побыть рядом чуточку дольше.

Когда успел настолько привязаться? Не понял. Не заметил, как поменялись полюса в жизни.

А что теперь будет?

Кто даст ему стопроцентную гарантию на благоприятный исход? Кто? Бог? А он есть? Сава? Сам Костя? Кто?!

Невыносимо было думать, гадать и не знать, что его ждет дальше? Не находились правильные слова ни для себя, ни для других. Есть ли они вообще, эти правильные слова, когда человек, которого ценишь и которым дорожишь, вдруг может прекратить жить?

Костя не спрашивал и не интересовался, кто и зачем. Хоть и были подозрения, но месть оставил на потом. Точнее, то, как он будет действовать дальше. Будет ли жить эта паскуда Разецкий, зависело напрямую от этих двух часов.

Неизвестность страшит, хуже самой смерти, хотя куда уж хуже?!

Только представил себе на секунду, что все... просто все.

Выйдет врач и скажет:

– Мы сделали все, что могли. Нам жаль. Примите соболезнования.

Таня хлопнется в обморок, Саныч схватится за сердце, Сава и Артем останутся стоять с каменными лицами, а у него сердце из груди вырвут, растопчут, порежут на куски. И внутри, из самых мерзких темных глубин сознания, вынырнет наружу желание не крушить, не убивать, не мстить. Нет. А просто пойти к ней. Последний раз вдохнуть ее запах. Прикоснуться к еще теплой нежной коже. Поцеловать. А потом лечь рядом и просто умереть.