Старая Земля
Шрифт:
— Увы, когда мы создали тело, опровергнуть ложь стало труднее.
— Если бы я отказался преклонить колени перед обновленным Железным Советом и признать созданного вами голема, что тогда?
Ayг опустил голову:
— Я надеялся, что до этого не дойдет. Я надеялся, что ты поймешь смысл этого действа.
— Смысл победил только благодаря молоту Вулкана. Если бы не он, вы бы убили меня, Ayг. После всего этого я не отступлюсь.
Железный отец поднял голову, и Медузон смог встретить его взгляд.
— Ты пришел, чтобы убить меня,
Медузон медленно выдохнул, словно принимая решение, хотя сделал это еще несколько недель назад в полуразрушенном зале.
— Нет, ничего подобного. Ты поклялся быть верным — поклялся на моем мече. Я хотел быть уверенным. На самом деле я желал бы во всем разобраться.
— С появлением руки что–то вернулось, — сказал Ayг. — Это все, что я могу сказать. Нечто выше моего понимания. Я думал, что в ней заключена сущность Горгона, каким–то образом переплавившаяся в металл. Но теперь я знаю, что это было что–то другое.
— Я не буду притворяться, что мне известны все тайны Галактики, — признал Медузон. — Я простой солдат. До Никеи я нечасто заглядывал в библиариум, а теперь и того реже. Хотя я знавал нескольких псайкероа и верю в сверхъестественные явления. После резни, после нашего сокрушительного поражения, намного позже, я встретил ветерана, побывавшего на Истваане. Звали его Эразмус Рууман, Железнокованный. Он рассказывал, что творится на той проклятой земле, о тотемах из черепов, о распятиях и мольбах древним богам на языкax, недоступных человеческим губам. Более того, сказал он, боги отвечали.
Я видел ужасы, сулящие проклятие человечеству. Я чувствовал их, Джебез. Я не сражался на Истваане, моя нога никогда не ступала на пропитанный кровью песок, но сейчас там творятся жуткие дела. И даже когда все воины погибли, а в крепостях гуляет эхо, как в пустой могиле, призраки остаются. Вот и в серебряную руку нашего отца могло вселиться какое–то зло. Мы так мало знаем о происхождении этого металла. Он может оказаться проводником неизвестной материи, но призвать такое — значит попытаться обуздать безумие здравым смыслом, а это не удается.
Нашу судьбу предсказать нетрудно. Мы выстоим все вместе или погибнем, как погибли многие. Легион должен выжить, брат. Вот и все.
Медузон протянул руку:
— Ты хочешь сражаться, и ты будешь сражаться. Я был неправ, удерживая тебя на расстоянии вытянутой руки. Думаю, я не доверял изменениям, произведенным в тебе техножрецами. Я словно переключился на другой режим, в котором тебе не было места. Я ошибался. Теперь я это понимаю.
Ауг кивнул и крепко сжал предплечье Медузона, ощущая такое же крепкое ответное пожатие. Он твердо посмотрел в глаза старому другу:
— Легион должен жить.
Медузон тепло улыбнулся:
— Значит, пора нести бурю.
Глава 19
ПЕСНЬ ВОЙНЫ
ПЕРВЫЙ КУПЛЕТ
Сплошной
В древние времена, когда люди еще не освоили пустоту и странствовали по океанам, а не между звездами, большие корабли на веслах и парусах блокировали вход и выход из портов, закрывая путь к бегству и возможность получения подкрепления. Решиться на прорыв блокады мог только сильный духом или безумный капитан.
Или отчаянный.
Медузон, стоя на мостике «Железного сердца», гадал, к какому типу теперь можно отнести его самого. В задней части рубки, в тени, не говоря ни слова, сидел примарх. Но при виде мятежников его глаза ярко загорелись. Медузону не требовались советы Вулкана, ему было необходимо просто его присутствие. Если эта победа хоть что–нибудь значит, она должна быть добыта военачальником, и никем другим.
Под командованием Медузона собралась огромная армада кораблей, полных воинов, готовых ради него сражаться и умирать.
Погибнут многие. Об этом позаботятся вражеские корабли, почти вдвое превышающие по численности флотилию Медузона. Он прищурил глаза, словно стараясь отыскать один определенный корабль.
«Последователь Луперкаля». Корабль Тибальта Марра.
Он даже не замечал, что постоянно сжимает и разжимает железный кулак.
Вдали медленно поворачивались небесные тела, в предсмертных муках горели звезды, туманности тянулась в темноте, словно переливающиеся радугой облака или потеки пролитых светящихся чернил. Чуть ближе мир пересекала линия терминатора, но поверхность планеты скрывал болезненно–желтый туман. Красивый на свой лад и равнодушный к грядущей битве.
— Ты когда–нибудь видел так много кораблей в едином строю? — негромко спросил Мехоза.
Он стоял рядом с Медузоном. Эти два воина Железных Рук были единственными членами экипажа на главном помосте, откуда на смотровом экране «Железного сердца» открывался непревзойденный вид.
С расстояния в несколько тысяч километров корабли блокады казались стеной металла цвета морской волны, угрожающе выступающей из пустоты. Око Хоруса, начертанное черной краской, сверкало на бортах, прошедших множество битв. Лэнс–орудия торчали подобно иглам, пронизывая темное пространство, оружейные порты ощетинились стволами орудий, скрытое пламя реакторов отбрасывало слабый фосфоресцирующий ореол.
— Это военный флот, Мехоза, собранный ради единственной цели. Убить нас, — сказал Медузон. — Всех нас. Они больше не гоняются за нами.
Несмотря на совет Горана, он так и не сумел отдохнуть. Вместо сна его укрепит ярость сражения.
Лицо Мехозы, полускрытое пальцами темноты, тянущимися по всей рубке, сердито нахмурилось:
— Как это характерно для Шестнадцатого — идти в открытую против нас. Хорусовы головорезы всегда были не прочь подраться.
— Боюсь, дело не только в этом, — ответил Медузон, намекая на мастерство и тактическую хватку легиона.