Старая Земля
Шрифт:
С уменьшением дистанции между флотилиями, приближающейся к максимальной дальности стрельбы, Медузон заметил просветы между отдельными кораблями.
— Им хватит места для маневра, — сказал Ayг, стоящий позади них, за другим пультом, и наблюдающий за диспозицией обеих флотилий через тактический гололит «Железного сердца». — Смогут развернуться и дать залп из бортовых орудий. Я вижу лазерные батареи, электромагнитные катапульты и макропушки.
— Не сомневаюсь, они доставят нам массу проблем, — заметил Медузон. — Насколько мы сблизились?
— Осталось меньше
Медузон кивнул, не отрывая взгляда от экрана.
Вскоре он переключится на гололит и присоединится к Аугу, но пока предпочитал наблюдать за развертыванием сил своими глазами.
— Замедлить ход. Всем кораблям, — сказал он, и приказ быстро разошелся по цепи командования.
Двигатели взвыли, и корпус «Железного сердца», преодолевающего инерцию, завибрировал от напряжения.
На капитанском мостике несколько минут царило молчание, потом Медузон снова заговорил:
— Сколько осталось?
— Меньше трех тысяч километров.
— Всем кораблям прекратить движение, но машинариумы оставить в состоянии полной готовности.
И снова приказ разошелся по цепочкам, вызвав из командных узлов хор ответов: «Есть, военачальник!»
И снова застонали двигатели и задрожал корпус. По палубам пронесся гулкий басовый перезвон. Низкочастотный гул обманчивого бездействия «Железного сердца» отдавался дрожью, одинаково ощущаемой как сквозь подошвы сабатонов, так и босыми ногами.
Заряжающие на обширных орудийных палубах застыли на своих местах; загрузочные ленты поскрипывали под тяжестью боеприпасов; вспотевшие рабочие замерли в удушающей жаре машинного отделения; пилоты (как обычные люди, так и легионеры) ждали у своих истребителей, держа наготове шлемы; техники высунулись из ремонтных ям. На всех палубах экипаж замер вместе со своим кораблем и ждал, не сводя глаз с вокс-репродукторов.
Две флотилии, растянувшиеся на тысячи километров, сошлись лицом к лицу в безвоздушной и безликой пустоте.
— Он здесь? — почти шепотом спросил Медузон.
Ayг услышал и покачал головой. Медузон презрительно усмехнулся:
— Жаль. Но это не имеет значения. Я разобью его флот, а потом найду и его самого. Корабли готовы?
— Ждут твоего приказа, военачальник, — ответил Мехоза.
Медузон все спланировал: он тщательно разработал тактику столкновения с превосходящими силами противника. У него имелись варианты для всех возможных сценариев, от его внимания не ускользнули мельчайшие детали. И все же теперь, когда пришел решающий момент, он ощущал колоссальную тяжесть принятого решения.
«Легион должен выжить…»
— Подать первый сигнал, — скомандовал он. ^ мак, отправь нашим мятежным родичам тёплое приветствие.
В рубке затрещал вокс, и между «Железным сердцем» и «Волей Горгона» на короткое время протянулся канал связи.
— Если это означает «убить их», то с радостью, — пришёл типичный воинственный отклик от капитана Аверниев.
Медузон рассмеялся. Кое–кто из людей в рубке тоже улыбнулся. Легкомысленное веселье
Из задней части рубки от массивной фигуры, сидящей там, смеха не было слышно.
— Именно это я и имел в виду, брат–капитан.
— Все понял, военачальник.
«Воля Горгона» пошла на сближение с противником, и связь оборвалась.
Смех затих, на смену ему пришла мрачная решимость.
— Теперь пути назад нет, — пробормотал Мехоза.
— Они погибнут, или погибнем мы, — произнес Медузон.
Ayг, следящий за изображением гололита, не заметил легкого подергивания мускула под его глазом. Любой, кто бы это увидел, объяснил бы этот импульс изъяном плоти.
Корабль загудел от топота воинов Железной Десятки, устремившихся к десантным катерам. Сильно побитые, но закаленные в боях транспорты, абордажные машины и штурмовые тараны стояли наготове на своих причалах под присмотром старательных, но угрюмых рабочих.
В пусковых отсеках вспыхнули неяркие мигающие огни беззвучной тревоги; окрасившие переборки в багровый цвет. Свет рассеивался в облаках тумана охлаждающих жидкостей и испарении разгерметизирующихся люков.
Железные Руки черным клином рассекли серое человеческое море. Мужчины и женщины в грубых комбинезонах поспешно разбегались перед воинами–властителями во главе с капитаном, повидавшим больше битв, чем иной человек проживает лет.
Суровое лицо Лумака из клана Аверний напоминало обветренную скалу. Шагая по коридору, он держал под мышкой боевой шлем, испещренный вмятинами и царапинами. Рукоять медузийского двуручника угрожающе покачивалась над его правым плечом, а свободная рука покоилась на старинном болт–пистолете с серповидным магазином. И то и другое — почтенное оружие, но не настолько, как его владелец.
Вслед за Лумаком шли не только воины Десятого. За долгие и мрачные годы после Истваана они приобрели надежных союзников. Совместные сражения и смертельный риск способствовали укреплению прочных связей.
Красноглазые дьяволы в изумрудных доспехах и чешуйчатых плащах были хорошо известны команде «Воли Горгона». Они владели зубчатыми топорами, клыкастыми пиками, молотами с шипами на оголовье и великолепно украшенными болтерами. Позолоченные корпуса огнеметов, ржаво–красные в свете огней, чередовались с плазменными ружьями, увенчанными головами драконов. Их владельцы, в отличие от своих железных собратьев в погребально–черной броне, на ходу улыбались и кивали палубным рабочим.
Их отец вернулся, примарх, которого долго считали мертвым, участвует в последней единственной битве вместе е ними. Один из Змиев затянул песню и, хотя ни медузийцы, ни Железные Руки с Терры не знали его языка, они безошибочно почувствовали в ней непреклонную волю. Саламандры сопровождали ее собственной музыкой — ударами рукояток по боевым щитам и нагрудникам, выстукивая древний ноктюрнский припев, рожденный огнем. Их было немного, но энергия и мощь компенсировали малочисленность.