Старая Земля

Кайм Ник

— Возможно, это скорбь по нашему павшему отцу?

— Возможно. Думаю, именно поэтому они создали изображение погибшего примарха. Они верили, что он жив.

— Они верили, что это он. Это смутило меня, когда я увидел на троне статую, закутанную в мантию и полускрытую тенью.

— Ты хотел, чтобы это было правдой, но здравый смысл отверг эту возможность.

Медузон покачал головой:

— Дело не в здравомыслии. Я чувствовал обман, чувствовал инстинктивно. Металл прочнее плоти, но он не в состоянии полностью

ее заменить. Он не может оживить мертвеца. Верить обратному — значит поддаться гордыне. С нашими братьями так и случилось.

— В таком случае, как ты объяснишь присутствие на борту нашего корабля живого, дышащего примарха?

— Вулкана? В каком смысле?

— Он умер Шадрак. Если верить слухам, он умер не раз. Саламандры покинули Макрагг, увозя с собой труп.

Медузон прищурился:

— Ты не веришь, что он тот, за кого себя выдает?

— О нет, это он и есть. В этом невозможно обмануться. Такое нельзя повторить, да еще настолько безупречно. Я только спрашиваю, как он может быть живым?

— Я думаю, Вулкана и самого это волнует.

Горгонсон усмехнулся:

— А тебе известен хоть один воин Саламандр, кого не интересовали бы экзистенциальные проблемы?

— Нурос?

Горгонсон громко засмеялся:

— Он слишком долго пробыл на борту «Железного сердца».

— И пробудет здесь еще дольше.

— Вулкан не забирает с собой Змиев?

— Только своих спутников.

Горгонсон явно удивился, но больше не задавал вопросов.

— Я не знаю, как Вулкан восстал из мертвых и был ли он вообще мертвым, — сказал Медузон. — Но я видел, как он разбил руку отца. Я видел, как молот влетел ему в руку, и несокрушимое серебро с одного удара рассыпалось на части.

— Они подобрали руку?

— На Истваане — иначе она не могла к ним попасть.

Горгонсона ужаснуло подобное святотатство, хоть и совершенное с благородными намерениями.

— Как долго они ею владели?

— Достаточно долго, чтобы создать тело, чтобы основать культ в его честь. Подозреваю, что сначала это была просто реликвия, повод считать нашего отца живым даже после смерти. Ты слышал о Ключах Хель?

— «Они будто огонь, который отняли у горы. Они — то, чего быть не может и не должно», — ответил Горгонсон, цитируя древнюю легенду — «Лишь в последние дни человечества, когда закон уже ничего не значит, можно подумать о том, чтобы довернуть их в замках». Это же область безумия, — добавил он.

— Кибернетическое воскресение.

— Ты думаешь, что Ayг и другие братья пытались повернуть Ключи Хель и с их помощью воскресить нашего отца из мертвых?

— В каком–то смысле — возможно. Но вместо тела у них имелась только рука, его рука.

Горгонсон судорожно выдохнул и потер подбородок. На какое–то мгновение его взгляд устремился в невидимую даль.

— Неужели наше отчаяние так сильно, что мы обращаемся к подобным вещам? Ведь смерть освобождает от долга.

— Что бы они ни сотворили, их ждала неудача. Вулкан положил конец их попыткам. Позже Ayг осознал содеянное ими — я увидел это по его глазам. Отчаяние толкает на отчаянные поступки. Я верю в его раскаяние

— Я ничего не видел, так что не могу судить. Это, как и

многое другое, предстоит решать тебе, Шадрак. — Горгонсон поджал губы. — Ayг изменился, это я могу сказать с уверенностью.

— Война всех нас изменила, Горан, и в этом Джебез неповинен.

— В таком случае ты получил ответ.

— Кажется, да.

Медузон покинул апотекарион, чтобы подготовиться к битве. Сон может подождать. Ayг ждать не может.

«Железное сердце», несмотря на вибрацию работающих вхолостую двигателей, казалось, замерло. Экипаж с безмолвным усердием занимался своей работой. Даже почти лишенные плоти воины разошлись по своим каютам, оставив пустыми тренировочные клетки. Залы для упражнений на мечах заполнила оглушительная тишина.

В коридорах лишь слабо мерцал свет.

Корабль затаил дыхание.

Казалось, только сервиторы работают в обычном режиме.

Медузон встретил одного из них в длинном нижнем коридоре — мужская особь, лишенная волосяного покрова, с бесцветной кожей, двигалась из расположенных на корме мастерских. Сервитор ничего не говорил, проходя мимо военачальника, а только бессмысленно смотрел перед собой, выполняя заданную команду. Ленточные гусеницы, шумно скрежетавшие по палубе, заменяли ему ноги, а руками служили зажимы для инструментов. Он нес ящик е тяжелыми боеприпасами, предназначенными для электромагнитных катапульт.

В бездушных глазах застыло нечто вроде дурного предчувствия, которое трудно было не заметить. Медузон увидел в них свое холодное, мертвое изображение.

Светильники на несколько секунд погасли, погрузив корабль в темноту, но генераторы восстановили освещение. Только теперь это был серый полумрак, тусклый и неприятный.

Из полутени навстречу ему ковылял Лумак с рассеченным надвое черепом. Следом за ним тащился Мехоза, наполовину обгоревший, волочивший за собой отказавшую ногу. Потом показались Нурос и Далкот, преображенные почти до неузнаваемости поршнями и бионическими элементами. То ли ожившие мертвецы, то ли призраки.

И наконец, он увидел Ауга, сопровождаемого братьями по культу; его порывистые движения больше напоминали работу механизма, чем шаги человека. Судьба поманила его.

— Такова воля железа, — раздался механический, лишенный эмоций голос. Похожий на голос Ауга, но все же не его.

Он стал машиной, кровь превратилась в масло, сухожилия — в проволоку, кости — в стальные прутья, глаза — в горящие диоды, разум… его разум… У Ауга не осталось разума — только вычислительное устройство, неподвластное концепциям чести и братства.

Холодные металлические пальцы медленно обхватили запястье Медузона, руки, торс, впивались в плоть, отрывая кусок за куском, словно резину, пока под ней не сверкнула окровавленная сталь…

Медузон очнулся, сердце бешено колотилось, воздух со свистом вырывался из легких. Сервитор двигался своей дорогой. Он слышал удаляющийся скрежет его гусениц. В коридоре все еще держался тусклый полумрак.

Но вот снова вспыхнули светильники, и тени исчезли. Свет резанул Медузона по глазам, и он заморгал, стараясь избавиться от сухого жжения.