Старомодная история
Шрифт:
Постепенно, однако, отыскалось все, что мне было нужно. Его преподобие, отец Месарош, наткнулся в метрических книгах фюзешдярматского прихода на запись, пролившую свет на самый важный вопрос «Старомодной истории». Нашелся в конце концов и один самоотверженный родственник, который сохранил фотографическое изображение той, из-за кого обитатели дома на улице Кишмештер в Дебрецене провели когда-то столько бессонных ночей. Обнаружились две тетрадки дедушкиных стихов, сборник его новелл и даже дневник, — обнаружились вместе с прабабушкиными приходо-расходными книгами, по которым мне настолько легко было восстановить во всех подробностях их жизнь, их обычаи, что потом я разве что для очистки совести сопоставляла эти записи с дневником деда. Побывала я в Фюзешдярмате, где родились и упомянутая выше сирена, и матушка, подержала в руках кувшин, из которого крестили их обеих, прочла «Фюзешдярматскую хронику» — знаменитый опус великого Гачари, прочла и дневник свекрови Ленке Яблонцаи; но более всего помогла мне дочь лучшей матушкиной подруги, Беллы, передавшая мне все письма своей матери; там было, например, описание свадьбы моих родителей, мне теперь известно даже то, кто стоял у них за спиной во время совершения венчального обряда. Я нашла родственницу, которая помнила еще, сколько комнат было в доме на улице Кишмештер и как они были расположены, помнила матушку совсем юной девушкой, знавала молодого Йожефа; а если мне не удавалось найти объяснение какому-то факту, восстановить какое-то событие, то меня всегда выручал дедушкин дневник, его стихи. Вместе с дочерью Беллы мы установили, что читала Ленке Яблонцаи в детстве, в юности, и на лотках книжного развала я отыскала потом все, что мне было необходимо; а детское ее увлечение, так потрясший ее роман «Путь в Эльдорадо», мне скопировали в библиотеке Сечени из журнала «Киш лап» [9] за 1894 год. Оправившись от изумления, что я вдруг
9
«Киш лап» (1871–1904) — популярный журнал для детей. Редактор его — детский писатель и журналист Адольф Агаи (псевдоним — дядюшка Форго).
Матушке я не оставила свечей.
Нельзя осветить свет.
Сцена
Сцена, на которой сыграли свои роли действующие лица «Старомодной истории», не так уж мала: это Бекеш и Хайду, два комитата старого венгерского Затисья.
Земли Бекеша, все его три тысячи шестьсот семьдесят квадратных километров, представляют собой столь идеальную низменную равнину, что находятся почти полностью на уровне моря. С севера и востока Бекеш оплетен сетью каналов водной системы Кёрёша; давно ждет регуляции и Тройной, или Быстрый, Кёрёш, сливающийся с Кёрёшами Черным и Белым и с Береттё. Неприятный характер Черного и Белого Кёрёшей в свое время, в двадцатых годах прошлого столетия, пытались усмирить с помощью канала длиной почти тридцать километров; начали было осушать и пойму Быстрого Кёрёша, да и за Береттё в те времена уже брались — но без особого успеха.
Шаррет, [10] как показывает само слово, — край сырой, болотистый. В жизни многих героев «Старомодной истории» немаловажную роль будет играть этот геологический феномен, особенно та его часть, что прилегает к Фюзешдярмату и зовется Большим Шарретом. Но для каждого из действующих лиц слово это звучало по-разному. Ленке Яблонцаи оно заставляло содрогаться от ужаса, хотя она родилась в Шаррете; для ее матери оно звучало как символ навсегда потерянного рая; для прабабки по матери означало нравственную гибель. Отцу Ленке в этом слове слышалась радость победы, несущей надежду на независимость; для деда оно олицетворяло в себе сознание бессилия, полную зависимость от чужой воли; прадеду напоминало о безоблачной юности. Для бабушки Ленке по материнской линии Шаррет означал последний шанс, бесследно сгинувший в пучине греха и человеческой слабости; для теток ее, трех парок, — зловонное болото, породившее коварного оборотня, их невестку; для крестного отца Ленке, дебреценского лавочника Лейденфроста, торгующего морскими чудо-тварями, Шаррет означал место, где он пережил самое большое увлечение своей жизни; для второго мужа Ленке, Элека Сабо, слово это было как название сказочной страны, по которой ехала когда-то в экипаже его мать, тогда еще шестнадцатилетняя девушка, только что из-под венца, уже не невеста, еще не жена, — ехала в свой будущий дом, в котором ей суждено было провести долгие годы с мужем, реформатским священником в Тарче.
10
Шаррет по-венгерски — заливной луг, заливная пойма.
Земли комитата — песок, суглинок и чернозем, прикрывающие отложения четвертичного периода, откуда порой появляются на свет божий кости древних млекопитающих. Край этот, со студеными зимами и жаркими летами, — один из самых засушливых в Венгрии. Ни в болотистом, низменном Шаррете, ни в других частях комитата нет скальных пород, нет камня, а потому и настоящих, в любое время одинаково проходимых дорог — по крайней мере не было в ту пору, когда родились герои этой истории; передвигаться здесь, в коляске ли, пешком ли, верхом ли, — тяжкая проблема, и не только в болотистых местностях, а практически везде. Реки — одна слава, что судоходные; по Тройному Кёрёшу, правда, небольшой пароход может пройти, Белый же и Черный доступны только баркам на конной тяге или плотам; в Береттё течение столь неторопливо, что и лодчонку с трудом сдвинет с места.
Лёссовый этот край, с частыми половодьями, со множеством рек и речек, с разбросанными там и сям лесами, еще в незапамятные времена был идеальным местом для поселений человека, тем более что болота, хоть и прятался там камышовый волк, представляли собой хорошую защиту от набегов. На нашей сцене люди жили еще в каменном веке; находки археологов показывают: на берегах рек, возле бродов волнами сменяли друг друга фракийцы, скифы, кельты, сарматы, языги, вандалы, готы, гунны, гепиды, авары, славяне. Когда в Придунавье хлынули венгерские племена, одно из них сразу облюбовало для себя этот край; к тринадцатому веку складывается целая сеть селений со своей системой управления; возникает комитат. Королевский комитат Бекеш занимает территорию между реками Береттё, Кёрёшем, Векером, Кородью, Магочской протокой и болотами; церковь комитата подчинена варадскому епископу, два его архидиакона вплоть до татарского нашествия сидят в Бекеше и Сегхаломе. Центр комитата — Бекешская крепость, вокруг нее располагаются сто одиннадцать деревень, где живут слуги, подчиненные комитату крестьяне, дружинники из простых. В «Старомодной истории» часто будет упоминаться Фюзешдярмат; во времена Арпада [11] это было селение крепостных слуг. В 1241 году на нашей сцене появляется конница хана Батыя; нельзя не поразиться, насколько основательными были произведенные ею опустошения: даже спустя пятьдесят лет, когда монголы возвращались домой, их встречали угрюмые пепелища. Проходят столетия, пока комитат вновь обрастает населением; взамен Бекешской крепости, так и не вставшей из руин после татарского нашествия, роль защитницы комитата берет на себя Дюлайская крепость, построенная мачойским баном Яношем Мароти. После того как семья Мароти вымерла, древний Бекешский край, снова уже богатый и людный, насчитывающий на своей земле два городка и семьдесят одну деревню, располагающий хорошо организованной административной системой, сменил много хозяев. В начале XVI века Ласло Добже [12] отдает его во владение магнату Дёрдю Бранденбургскому; [13] а тот после Мохача [14] оказывается на стороне Фердинанда, и Дюлайскую крепость у него отбирает Имре Цибак, варадский епископ, приверженец дома Запольяи. Проходит тридцать три года — и Дюла снова в руках Фердинанда, король делает ее пограничной крепостью вместо только что утраченного Темешвара. Но и пограничной крепостью Дюла остается недолго, пав под натиском турок.
11
Арпад (IX — начало X в.) — князь, возглавлявший союз венгерских племен, пришедших на Дунайскую низменность и осевших там; родоначальник династии Арпадов.
12
Ласло Добже — Владислав Ягеллон, сын короля Польши Казимира IV (Ягеллончика), — прозвище короля Чехии (1469–1516) и Венгрии (1490–1516) Ласло II. Согласно преданиям, Ласло был настолько слабохарактерным, что принимал все, что бы ему ни предлагали, говоря «добже» (по-чешски «хорошо»).
13
Георг Гогенцоллерн граф Бранденбургский стал венгерским магнатом благодаря женитьбе на вдове Яноша Корвина — Беатрисе.
14
В битве при Мохаче (1526) турки нанесли сокрушительное поражение венгерской армии. После Мохача междоусобные распри, сыгравшие роковую роль в неудаче борьбы против турок, усилились; часть феодалов избрала венгерским королем Фердинанда I Габсбурга, другая — магната Яноша Запольяи. В результате Венгрия распалась на 3 части: на западе укрепилось владычество Габсбургов, на востоке после смерти Запольяи образовалось независимое Трансильванское княжество; ряд областей Венгрии был захвачен турками.
Между 1566 и 1694 годами история комитата напоминает какую-то мрачную фантасмагорию в духе Кафки; причем набеги татар со спаленными дотла деревнями, вереницами гонимых в полон мужчин и женщин, ограбленными до нитки, лишенными крова землепашцами — это еще относительно простые ее эпизоды. Настоящий кошмарный сон — знаменитый декрет 1687 года, который, как предполагалось, позволил бы легко отнять у турок Дюлайскую крепость. Приняв этот декрет, Христианская Лига вменила в обязанность: комитату свое существование прекратить, жителям, всем до единого, перебраться в другие места, краю вымереть. Имелось в виду, что турецкий гарнизон в Дюлайской крепости и турецкие власти в комитате теперь обязательно умрут голодной смертью… Одним словом, вплоть до 1695 года комитата просто нет как такового; едущие в Дюлу турки проезжают через совершенно пустые, безмолвные деревни; лишь волки завывают в камышах; посевов, скота, людей — нигде. В последнем году семнадцатого столетия крепость наконец пала, и Леопольд [15] восстанавливает комитат Бекеш; на освобожденной его территории создается тридцать одно село — но мирная жизнь опять-таки продолжалась недолго: население, поддерживающее Ференца Ракоци, [16] вскоре снова вынуждено прятаться, спасаться бегством, на этот раз от сербов, огнем и мечом доказывавших свою верность австрийскому императору.
15
Леопольд I, Габсбург — в 1657–1705 гг. император Австрии и король Венгрии.
16
Ференц Ракоци II (1676–1735) — князь Трансильвании, руководитель антигабсбургского освободительного движения 1703–1711 гг.
После 1711 года комитат приходится заселять наново: обитаемыми к этому времени оставались какие-нибудь девять деревень, а общая численность жителей в комитате не достигает и двух тысяч шестисот человек. За исключением нескольких степных хуторов, вся земля принадлежит королевской казне; Дюлу же, бывшую вотчину мачойского бана Мароти, прибирает к рукам барон Харрукерн, отставной комиссар по снабжению. В молодости, когда барон еще даже и не мечтал стать бароном, он, по воле отца, ткацких дел мастера из Шенкенфельда, чуть было не пошел по церковной части — его спас дядя, сам приходский священник, который сумел распознать истинные наклонности племянника и устроил его служить при дворе по снабжению; юноша не ударил в грязь лицом и сделал там свою карьеру. Во время войны с турками он был уже полевым индентантом, затем в течение четырех лет инспектировал работы по укреплению Варадской крепости; война за испанское наследство подняла его в чин комиссара по снабжению южной армии, воюющей в Италии, а там и в ранг надворного советника. Вернувшись в Вену, он с одобрения Евгения Савойского [17] реорганизует всю систему снабжения армии, отказавшись от посредничества купцов и сосредоточив все поставки в руках двора. В это время и дарует ему Карл III [18] ранг рыцаря Священной Римской империи, а спустя десять лет Харрукерн получает во владение казенные земли в комитатах Бекеш, Чонград и Заранд, в том числе Дюлу, Бекеш, Сегхалом и Фюзешдярмат. Еще через несколько лет, приняв венгерское подданство, он становится венгерским бароном и в качестве такового ишпаном [19] комитата Бекеш.
17
Принц Евгений Савойский (1663–1736) — австрийский военачальник, с, 1703 г. главнокомандующий императорской армией.
18
Карл III — в 1711–1740 гг. австрийский император и король Венгрии.
19
Ишпан — (точнее фёишпан) глава администрации комитата, назначавшийся королем.
В 1732 году барон Харрукерн выдает дочь за имперского советника Иосифа-Августа Венкхайма; благодаря этому браку в «Старомодную историю» входит имя, которое, как и Шаррет, так или иначе будет играть роль в судьбе всех ее героев; это имя то и дело становится весомым, если не решающим, аргументом в устах даже не знакомых друг с другом антагонистов и протагонистов. Слуху Ленке Яблонцаи это слово ненавистно — как все, что напоминает ей о матери; для самой же Эммы Гачари до последних дней жизни слово это — словно приоткрытая занавеска в окошке, из-за которой она смотрит жадно, как плывет по Большой улице сказочной красоты экипаж баронессы Венкхайм, влекомый сказочной красоты конями, и сам помещик гарцует рядом, а следом — столько господ, элегантных, нездешних!.. Прабабка Ленке Яблонцаи по матери, суровая кальвинистка Ракель Баняи, слыша это имя, стискивала бескровные губы и смотрела перед собой ненавидящим взором: не будь Венкхаймов, не вертелось бы в Фюзешдярмате, в Сегхаломе столько проклятых инженеришек и не нанесла бы тяжкая десница господня ее честному дому такой страшный удар; муж же ее, прадед Ленке, на все обвинения в адрес Венкхаймов лишь тряс бы упрямо головой: ведь, не будь Венкхаймов, не было бы блестящего герба на дивной церкви в стиле ампир, где знаменитый проповедник нес пастве слово господне. Бабку Ленке Яблонцаи по матери имя это заставляет вспомнить величайшее в ее жизни поражение; отцу же ее звучит как далекий отзвук, напоминающий о страстном увлечении, о песне жаворонка, о хмельном лете в поместье Венкхаймов; для деда и прадеда по отцу это имя — память о ласковой земле, о редких случаях, когда они могли почувствовать себя людьми, а не жалкими, никому не нужными существами, которых Мария Риккль содержит из милосердия. Но имя это не оставляет безразличным к себе и второго мужа Ленке Яблонцаи, который в их, уже общем, доме часто останавливается перед живописным портретом молодого мужчины с прижатой к груди книгой: с портрета смотрит на него дед, землеустроитель Янош Сабо, который служил инженером в поместье Венкхаймов, а по вечерам, после дневных трудов, в Сегхаломе или у себя, в Фюзешдярмате, переводил на венгерский язык «Энеиду».
На другой стороне нашей сцены находится комитат Хайду. В древнем его гербе пылает солнце, дымится ружье, держит меч рука в панцире, дракон вгрызается в собственный хвост. Граничили с ним в ту пору комитаты Сабольч, Бихар, Яснадькунсольнок, Хевеш и Боршод; территория его представляет собой плоскую равнину, приподнятую на сто — сто двадцать метров над уровнем моря; в западной своей части, к Тисе, равнина немного опущена, здесь ее высота над уровнем моря всего девяносто метров. Почва в комитате — аллювиальный лёсс, поверх которого жирный чернозем перемежается с солончаками; есть тут и болотистые места. Правда, реками край небогат: Тиса лишь омывает границу комитата, а единственная заслуживающая внимания внутренняя его река — Хортобадь, которая, поблуждав возле Дебрецена, у Надудвара сливается с Кадарчем, потом, прихотливо извиваясь, течет среди дебреценских, элепских и аломзугских степей и возле Кёшейсега принимает в себя Кёшейскую протоку. (Слово «Кёшейсег» Ленке Яблонцаи тоже часто будет слышать в доме по улице Кишмештер; ее прадед безбожием своим обязан привольной степи, омытой, обласканной струями реки — которую, впрочем, и рекой-то едва можно назвать.) Кёшейская протока, собственно говоря, обладает лишь протяженностью: перепада уровней тут и в помине нет, потому и теряется, растворяется протока в Шаррете, как большинство здешних речек… Шаррет и Хайду, этот неповторимый, капризный и в то же время чем-то очень уютный для человека край, край степей, ленивых речек, болот, где обитают сонмы (более трехсот видов!) птиц, край камышей, когда-то беспредельных, — край этот и обусловил, сформировал натуру, склонности персонажей «Старомодной истории», определил их отношение к жизни; этот край подсказывал героям нашей книги, — героям, подчас даже не понимающим роли, которую им выпало сыграть, — страшные, леденящие кровь слова… а бог, что в этой трагедии выпускал на волю злых демонов, носил весьма прозаическое имя: Общество речной регуляции.
Миллионы лет тому назад на месте Хайду шумело море, а после того как наносы подняли морское дно, сделали его сушей, здесь точно так же накатывались друг на друга племена и народы, как и в Бекеше; проходили здесь полчища воспетого Горацием дака Котисо, авары, сарматы с быстрым, как степная ящерица, взглядом. В окрестностях будущего Дебрецена во втором столетии от рождества Христова располагались лагерем римские легионеры; саркофаг маленькой дочери их командира найден был на том самом кладбище, где Ленке Яблонцаи, присутствуя при эксгумации останков своего свекра, без страха и отвращения будет смотреть на скелет, который и в могиле не расстался с мантией и головным убором священника… Перед приходом венгров в этих степях носились орды Мена Марота; из этих рек, тогда еще полноводных, поило своих коней племя вождя Онда, пришедшее сюда вместе с Арпадом. С образованием венгерского королевства край, что позже будет называться Хайду, отводится во владение наследникам трона, «младшим» королям; тут обитает челядь, назначение которой — служить не протокольным, а практическим нуждам двора: ковать оружие, натаскивать собак для королевской псарни. Долгое время хозяйство здесь развивается столь же быстро, что и в самом крупном поселении края, прекрасно по тем временам спланированном Дебрецене; однако после сражения при Алмошде [20] земли эти по приказу Бочкаи отдают в распоряжение гайдуков, спасителей и ангелов-хранителей князя, и вплоть до 1876 г. в окрестностях Дебрецена существует гайдуцкий округ с центром Бёсёрменью.
20
В битве при Алмошде (1604 г.) отряды гайдуков под предводительством Бочкаи разбили войско австрийского императора. Бочкаи, Иштван (1557–1606) — венгерский магнат, общественный деятель, полководец, возглавивший в 1604 г. первое в истории Венгрии антигабсбургское восстание.