Старость аксолотля
Шрифт:
Петрч, проходящий тем временем через разные фазы рассеянности и внешне уже почти не обращающий внимания на лорда Амиэля, поворачивается к нему и замирает на середине жеста, хмуря брови.
– Что ты, собственно, предлагаешь? Creatio ex nihilo? [191]
– Най, – Габриэль на мгновение колеблется. – Я недавно проводил кое-какие исследования глиофитов… Признаюсь, REVUM дал мне повод для размышлений, причем даже больше, чем вам. Почему вы не подумали о другой стороне медали?
191
Создание из ничего (лат.).
– Какой другой стороне?
– О том, что мы, наша вселенная – Отваяние изначальной вселенной постглиотиков. Это вполне объясняет аномалии, как места периодических утечек из нее.
– И где они? – насмехается Петрч. – Эти постглиотики? Если они Отваялись в наш космос? Гм?
– Посмотри в зеркало.
– Что?
– Вы носите их в себе. Моя гипотеза объясняет больше, чем ваша, в том числе все парадоксы, связанные с происхождением глии. Как получилось так, что она наличествует на разных планетах, один и тот же организм во всей вселенной?
– Ах, ультраконвергенция…
– Одно не исключает другого. Так может происходить до бесконечности: некоторые из аномалий фактически могут вести в «низшие» космосы. А мы находимся где-то посредине.
Иван качает головой.
– Какое-то гребаное дерево вселенных. Перегибаешь, Габриэль.
– Возможно. Если, однако, я прав… Насколько ты готов рискнуть? Ты разрываешь Устье, и посреди Млечного Пути взрывается Вселенная Глиофитов. И вы сами определили причину, по которой они бегут в собственные космосы: война. Ты можешь вообще представить войну, ведущуюся постглиотиками в масштабах вселенных? Мы внезапно окажемся на линии фронта. Расстояния нас не спасут, ведь даже для вас скорость света не предел. Вероятнее всего, нас раздавят одним макроопределением своего WarMaster'а, – Пайге глубоко вздыхает. – Возможно, я ошибаюсь, и принимаю это во внимание. Возможно, я не прав. Вероятность один к пяти. Или даже один к двадцати. Пожалуйста. Но допускаете ли вы возможность ошибки? Ведь стопроцентной уверенности у вас нет. В такой ситуации идти на подобный риск – чистое безумие.
Петрч ходит вдоль стены, левой рукой гладит мебель, открывает и закрывает ящики стола, мельком в них заглядывая, правой отмахивается от Габриэля, не глядя на него и строя замысловатые гримасы.
– Вот только я полностью уверен, – бормочет он.
– Что, снова гадание? Тогда подумай вот над чем: межклеточные импульсы в глие нульвременные, расстояние не играет роли – так что не существует и значения, из какой и в какую вселенную попала информация. Ваяние не является преградой.
Петрч смотрит на него.
– Что ты хочешь этим сказать?
Лорд Амиэль качает головой, разводит руками (рукава халата скрывают его ладони).
– Мне очень жаль, Иван, но у меня нет выхода, я должен сообщить Агерре.
– Майгод, ты же знаешь, что это лишь приведет к расколу и даст новые аргументы ксенофобам на Земле. Ничего хорошего от этого не будет.
Габриэль теряет самообладание.
– Да что ты тут мне святого из себя изображаешь! Ты решился на раскол, строя за спиной Ордена глиокомпьютеры. Теперь жди последствий. Это не игра, в которой в любой момент можно отмотать на пять сцен назад.
Петрч пожимает плечами и закрывает связь.
Лорд Амиэль еще какое-то время стоит у окна, уставившись пустым взглядом в ночь. Потом со вздохом садится в кожаное кресло у стеллажа, спиной к двери, нервно кутаясь в просторный халат, и обреченно машет рукой. Откинув голову на спинку кресла, он закрывает глаза. И когда начинает ругаться – Агерре не ждет итога этих молитв и выходит из Иллюзиона до того, как в дверях появляется Хамелеон.
С балкона бьет резкий свет, тень вдовы тянется до самого стола. Взгляд и мысли Фредерика на несколько секунд задерживаются на обтянутом гладкой материей юбки изгибе бедра Карлы. Неспособный к сексуальному возбуждению под ограничительными программами Стража, он тонет в море эстетических ассоциаций, порой весьма эксцентричных.
Фредерик забирает обе чашки с шоколадом, еще теплым, и выходит на балкон. Иллюзионную чашку подает Карле. Леди Амиэль благодарит и указывает ею на бетховеновский восход солнца.
– Иногда оно все-таки стоит того.
Агерре поднимает свою чашку. Они чокаются фарфором в пародии на тост.
– Аллилуйя.
Внимание Агерре привлекает свежее фиолетовое пятно на тыльной стороне его руки. Вместо того чтобы выпить шоколад, он слизывает языком выделившуюся слизь. Да. В моих жилах, в моих генах, в моем мозгу. Мы глиотики в энном поколении. Живые кладбища.
Теперь уже в любое мгновение, в любую секунду… Один к семи, самое позднее через полгода. Конец света. Или, во всяком случае – Война. Заря новой эры.
К нему все еще пытаются пробиться по высокоприоритетной связи Миазо и фон Равенштюк. Он не обращает на них внимания, ему не хочется даже думать, по какому поводу они звонят.
Достает из кармана колоду Лужного, переворачивает картинками вниз и вытаскивает карту. Но не смотрит.
Через Большой Аттрактор движутся автоматические транспортеры Города Хаоса, каждый с тенью, будто траурная процессия. Несколько низких дорожек живокриста пересекают солнечный диск, идущие по ним тают в его сиянии, будто восковые фигурки. В небе гаснут последние звезды, блекнет кольцо. Волосы Карлы снова пахнут горячим песком.
– Adagio grandioso. All'antico. [192] Чувствуешь, Фред?
Он сжимает карту в потеющей глией ладони. В другой дрожит чашка.
Агерре медленно врастает в рассвет.
Июнь-ноябрь 2000
Глаз чудовища
(Перевод Кирилла Плешкова)
Рубка походила на тронный зал. В стеклах мертвых экранов, словно в зеркалах, Пиркс увидел себя. (…) На возвышении стояли вызывающие уважение своими размерами кресла пилотов, раскидистые, с широкими сиденьями, принимающими форму человеческого тела, – в них погружаешься по грудь. (…) Пенопластовая прокладка поручней истлела от старости. Вычислители – таких Пиркс еще не видывал. Их создатель, наверное, души не чаял в кафедральных оргaнах. Циферблатов на пульте было полным-полно: требовалась сотня глаз, чтобы наблюдать за всеми сразу. Он медленно повернулся. Переводя взгляд со стены на стену, он видел хитросплетения латаных кабелей, изъеденные коррозией изоляционные плиты, отполированные прикосновениями рук стальные штурвалы для ручного задраивания герметических переборок, поблекшую краску на приборах противопожарной защиты. Все было такое запыленное, такое старое…
192
Грандиозное адажио. Старомодное (ит.).
КАРКУЛЯША ОБЕШУШЕЛ
ШПАШИША БОЖИША
Станислав Лем. Звездные дневники. (пер. Е. Вайсброта)
1. Бунт
Через три дня после того, как «Бегемот V» покинул орбиту Марса, пришло переданное кодом Морзе предупреждение о приближающейся солнечной буре. Навигатор рассчитал новую траекторию, позволявшую вовремя уйти в пояс астероидов и защитить корабль каменной массой; затем нам предстояло догнать Юпитер на той же самой эллиптической орбите, после дополнительного разгона. Атомный реактор, старая лунная модель, отлично справлялся со своей задачей, впрочем, «Бегемот» располагал запасом топлива для четырех разгонов до курсовой скорости. Уже после смены курса Навигатор обнаружил, что в расчеты вкралась ошибка. Разобрав вместе с Инженером и Электронщиком бортовой калькулятор, он нашел на свежепропаянных схемах обгоревшие клочья волос и шарики не то пыли, не то шерсти. Естественно, то была вина Электронщика, который напился в увольнении на деймосской базе и, мучимый похмельем в невесомости, не проследил за техниками, присланными для планового ремонта с марсианской верфи. Нужно было срочно провести новые расчеты столь неудачно выставленного вектора. Капитан, Навигатор и Первый пилот проторчали над ними всю ночную вахту. Вычищенный калькулятор для разнообразия перегрелся; Электронщик собственноручно обкладывал раскаленные вакуумные лампы машинного мозга тряпками с сухим льдом, больно при этом обжегшись. С этими ожогами пришел ко мне. Я дал ему мазь и забинтовал руки. Теперь он уже точно будет ни на что не годен.