Старшая школа Йокай
Шрифт:
Она наконец успокоилась и перестала хлюпать носом. Вокруг ровным счетом ничего не происходило. Я тоже выдохнул и убрал оружие.
— Как ты вообще сюда попал? — Уэно была мастером по расспрашиваниям, это я давно заметил.
— Всё началось с листа бумаги.
Я вкратце описал события конца дня. Слушателем девушка тоже оказалась отличным: ахала, охала, хваталась длинными пальчиками за щёчки и делала удивлённые глаза ровно там, где в истории случался неожиданный поворот.
— Сон-кун сказал, что ни с кем не хочет делиться мною, — опечаленно проговорила Уэно, бессильно вытянув руки вдоль тела. — А ведь мои родные просто предложили ему протекцию. Он кореец, у него практически
Озлобленность Сон-Хо становилась более объяснимой. Молодой лис, не имеющий за душой ничего и не поддерживаемый никем, засмотрелся на девушку из благополучной семьи… Значит, она тоже лисица? Могу ли я это спросить?
Могу, но, наверное, не хочу.
— Раз уж ты сегодня герой, — Уэно отошла к окну и достала зеркальце, чтобы оценить урон внешности, — давай я тебе вкратце расскажу, почему многие интересуются моим обществом и при чем тут мой клан. А то потом меня будут похищать в среднем раз в квартал, а ты так и не узнаешь, по какой причине.
Ее голос стал чуть тише, а тембр понизился. Я подошёл ближе.
— Моя семья — одна из самых старых не только здесь, в предместье Токио, а вообще на архипелаге, — начала она. Рассказ обещал быть длинным. — Когда-то мы жили у храма Инари, и в эти времена святым местом было не только здание храма, но и огромные площади леса, занимающие много танов. Оммедзи видели в нашей семье подтверждение благосклонности Инари, и тории всегда сверкали свежей краской.
Ее глаза подернулись лёгкой мечтательной дымкой.
— Потом людям потребовалось больше места. Они решили, что храму вполне достаточно скромного парка. Весь наш лес вырубили. Оставили небольшой кусочек. Старшие родственники понимали, что этот процесс скорее правило, нежели исключение, и давно подсуетились, введя нескольких в общество и приобретя землю для постройки дома. На этой земле до сих пор стоит наше поместье.
Она вышла из марева воспоминаний и воззрилась прямо на меня.
— Но, если честно, с потерей привычной жизни мы так и не справились. По неизвестной причине люди плодились в жутком темпе, и вокруг спокойных мест вырастали города — как здесь. Люди продолжали бегать по своим человеческим делам. Они позволяли себе перевести дух раз в год или пару раз, а всё остальное время решали проблемы, которые сами же и породили. Корпоративный кодекс! Смерть от переутомления! Этикетные заморочки! — она всплеснула руками. — И представь себе, им ни капли не смешно! Хотя бы потому, что некогда об этом задумываться. Сами себя загнали в капкан!
Я упорно не понимал, к чему она ведёт.
— Многие старые кланы давно присматривают тех, кого они могли бы взять в семью, чтобы вытащить весь мир из этого хомячьего колеса. Чтобы построить нормальное общественное управление и остановить бесконечную урбанизацию ради урбанизации. Чтобы всем стало лучше, нужно настроить процессы и отрегулировать потоки…
Я будто вынырнул из очень интересной книги, и у меня возникали неудобные вопросы.
— Уэно-тян, — я вдохнул.
— Да, Константин, — она смотрела на меня каким-то очень характерным взглядом.
Как родитель на подростка, объясняя, почему тот должен при чистке обуви стирать шнурки. Потому что. Потом поймёшь. Сейчас стирай. Разберёшься, когда станешь взрослым.
— Ты хочешь мне сказать, что я должен идти
— Нет, — она положила ладонь мне на щеку. — Я хочу сказать, что ты достоин большего, чем эта кучка школьных ботаников, которые дальше своего носа в жизни не высунутся. Твоя семья тоже вряд ли сильно поддерживает тебя, иначе ты не приехал бы на чужбину в одиночку, справляясь со школой и хозяйством, в прямом смысле учась варить макароны. Ты хорош, но ты один. С нами ты не будешь один. Ты вообще не думал бросить всё это домоводство и присоединиться ко мне?
— А? — я был удивлен резким переходом с одного на другое.
— Ты каждый день проводишь время то за книгами, то за плитой. Разве не продуктивнее использовать таланты напрямую? А если ты беспокоишься о еде, то я бы могла готовить тебе. Я очень хороша в кулинарии. Или тебе важнее количество? Не волнуйся, мы можем о тебе позаботиться. И даже защитить.
— Защитить? — я окончательно потерял нить рассуждений.
— Знаешь, Константин. Ты необычен. Сообщество йокаев… нет, вообще все обитатели Ёми подчиняются иерархии силы. А ты другой. С момента поступления с одинаковой легкостью общаешься с сестрой президента студсовета и презренными школьными заучками. Может, этим их и подкупаешь. Но ты странный, словно не от мира сего. Потому что ты гайдзин? Или вы все русские, такие? Что дает тебе такую уверенность? Сила или же незнание? Любопытно. Поэтому я заинтересовалась тобой. Я все знаю о тебе. Оценки не блещут. Двадцать пять баллов по специальной социологии — уровень младшеклассника. Кое-как сдал промежуточные тесты. Физическая подготовка не подарок. Ки не владеешь. Может быть, ты в состоянии стать сильнее, но ты одинок, и здесь твоя слабость. В этом мире слабый подчинается сильному. Я вижу в тебе громадный потенциал. Присоединяйся к моей семье. Мы обучим тебя балансировать энергию, и ты встанешь рядом с нами, чтобы в обозримом будущем совершать поступки, судьбоносные для всего общества, как йокаев, так и людей.
Она наконец замолчала.
Я решил подытожить:
— То есть ты позвала меня сюда, чтобы пригласить в ваши стройные ряды нонконформистов и реформаторов, потому что вам недостает свежей крови и новых соображений?
— Вроде того, — улыбнулась она.
Попалась в собственную ловушку, Айсонаку-сэмпай. Ну как же так. Ты ведь умна, как можно было не заметить самого очевидного.
С другой стороны, я тоже не увидел, что вместо печати на входе в комнату была простая разрисованная тряпочка.
Было слегка обидно, что такая красавица общалась со мной по столь нелепой причине.
«Да вы, сучки, рыбного супа пережрали», — на родном русском подумал я. А вслух произнес:
— Если это ты меня позвала, корейский лисец-то здесь при чем?
Ее лицо резко стало серьезным.
Края губ уползли вниз.
Зрачки начали вертикально вытягиваться.
Рука убралась с моего лица.
Она, разделяя слова, произнесла жёстко:
— Ты. Мне. Отказываешь?
И, не дожидаясь ответа, мир вокруг завизжал.
Я не понял, откуда внезапно полились полчища йокаев. Они висли на моих голых руках. Скрежетали когтями по моему торсу, оставляя глубокие кровавые борозды. Горящие желтыми огнями глаза. Кричащие глотки. Распахнутые пасти, с уголков которых висят длинные нитки слюны. Шерсть, вставшая дыбом. И везде — хвосты, хвосты, хвосты, дубинками ударяющие по ногам, по ребрам, по плечам, по голове…
Под градом ударов я не мог разглядеть буквально ничего. Правая рука рефлекторно защищала лицо. Я сделал шаг назад.