Старше
Шрифт:
— Попробуй.
Потребовалось мгновение, чтобы осознать сказанное. Когда это произошло, ее глаза вспыхнули.
— Я…
— Обещай, что попытаешься.
Постарайся понять. Постарайся увидеть в нем того, кто он есть на самом деле — доброго, благородного, любящего мужчину, который правильно тебя воспитал. Постарайся поставить любовь превыше всего. Пожалуйста, постарайся. Ради меня. Ради него.
Ради себя.
Моя безмолвная мольба прозвучала между нами, наши глаза встретились,
Это было обещание, которое я заставлю ее сдержать.
— Я люблю тебя, Галс.
— Я тоже тебя люблю.
Мягкие улыбки тронули наши губы, когда Уитни подошла к нам по дорожке. Тара отступила в сторону, и Уитни приблизилась ко мне и заключила в теплые объятия. От нее пахло корицей и пирогом. Сладко, успокаивающе. Я обхватила ее руками и крепко прижалась, шепча ей на ухо слова своей вечной благодарности.
— Спасибо тебе за все, — сказала я. — За то, что подарила мне дом. Настоящий дом. За два прекрасных года, которые я никогда-никогда не забуду.
— О, Галлея. — Она не выдержала, ее тело задрожало в моих объятиях. — Ты так дорога мне. Для меня было величайшей радостью то, что ты жила здесь, с нами. Ты сделала наш дом настоящим.
В тот момент я поняла, что я не слабая и мне многое по силам.
В конце концов, я любила Рида Мэдсена.
Я любила его всеми желудочками и камерами своего разбитого, едва бьющегося сердца.
И теперь я уходила.
Оставляла их всех.
Это было самое тяжелое, что я когда-либо делала. Годы жестокого обращения и издевательств меркли по сравнению с этим чувством. Этим душераздирающим чувством, когда добровольно оставляешь позади что-то настолько прекрасное. Эти люди были моей семьей. Они были моим сердцем.
Уитни отстранилась и обняла мои щеки ладонями.
— Я поговорю с ней, — пообещала она, поглаживая мое лицо. — Все будет хорошо. Мы справимся с этим.
Мои губы задрожали.
— Ты ведь знаешь правду, да?
— Я знаю, что прощение, рост и понимание можно найти даже при самых мрачных обстоятельствах. Я знаю, что любовь обладает силой. Силой ломать и разрушать и силой восстанавливать. — Она смахнула слезу. — Я знаю, что то, чему суждено случиться, обязательно произойдет. Нельзя торопить события. Нельзя притворяться. Нужно просто подождать, пока пройдет буря, и собрать осколки, когда придет время.
— Мы никогда не хотели причинить кому-то боль, — тихо сказала я.
— Я это знаю. Поверь мне, я была на твоем месте. Я принимала ужасные решения, и они имели последствия. Здесь нет правильного или неправильного. Есть только то, что есть, и то, что будет. Ты станешь сильнее, Галлея. И Тара тоже. Вы обе молоды. Никогда не поздно простить и осознать.
Я снова обняла ее, вдыхая ее сладкий аромат и слова утешения.
— Ты не испытываешь к нему ненависти?
Это имело значение.
Это было важнее всего.
— Нет, —
Я позволила ее мудрости проникнуть в меня и принести хоть какое-то подобие облегчения среди всей этой боли. Оставалось только надеяться, что все трещины, которые я привела в движение, затянутся в мое отсутствие. Воцарится любовь. Все будет хорошо.
Со временем.
Когда я направилась прочь, входная дверь распахнулась, и меня настигло последнее прощание в виде четырех лап и виляющего хвоста. Я снова сломалась и рухнула на колени, когда Божья коровка подбежала ко мне и бросилась в мои объятия.
Я прижала ее к себе, заливая золотистую шерсть слезами. Я благодарила ее за то, что она была моим другом. Моим верным спутником. Постоянным напоминанием о том, что безусловная любовь может проявляться во многих формах.
— Будь хорошей девочкой, Божья коровка, — сказала я. — Позаботься о Таре и Уитни. — Мое сердце сжалось, обливаясь кровью, разрываясь на части. — Позаботься о Риде.
Я поцеловала ее голову и почесала за ушами.
Затем я попрощалась с ней.
Со сдавленным рыданием я оглянулась в последний раз. Тара и Уитни махали мне вслед, а Божья коровка сидела посреди подъездной дорожки, ее лапы двигались вверх-вниз, словно она хотела побежать ко мне, но знала, что не может. Она скулила, и этот звук пронзил мое сердце.
Она знала.
Она знала, что я не вернусь.
И в глубине души я тоже знала — это был последний раз, когда я ее видела.
Когда мы ехали по знакомой дороге, а дом Стивенов становился все меньше и меньше в зеркале заднего вида, меня охватило странное чувство.
Я подскочила на своем сиденье, грудь сдавило, сердце заколотилось.
— Мы можем сделать небольшую остановку?
Скотти убавил громкость и бросил на меня короткий взгляд.
— Конечно. Где?
— Всего через несколько улиц.
Мы поехали на Брэдшоу-авеню. Вдоль старой улицы росли высокие ветвистые деревья, а за ними виднелись маленькие домики. Посыпанные гравием подъездные дорожки, покосившиеся фонарные столбы, ребенок, катающийся на розовом трехколесном велосипеде. Знакомые места прожигали дыры во мне, пока я вдыхала то, что осталось от моего детства.
Когда я попросила его остановиться перед небольшим домом из красного кирпича, мой пульс подскочил, а голова закружилась. На мгновение паника охватила меня. Ужасные воспоминания расцвели, как ядовитые цветы в саду моего разума, и их шипы вонзились в мою плоть.
Я сглотнула, уставившись на потрескавшиеся кирпичи и обветшавшую дверную коробку.
— Раньше я жила здесь.
Скотти помолчал немного.
— Хочешь попрощаться?
Я моргнула, глядя сквозь запотевшее стекло.
— Не знаю.