Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
— Как?! Живой, и в Москве?!..
Пришлось Якову и Климу рассказывать всё по порядку. Князь приказные дела хорошо знал и подытожил:
— Раз не пытали и освободили, значит, вины нет и не было! Жду в Рязани.
На этой же седмице произошла встреча с Нежданом. Утром прибежал Гулька: только что на водопое встретил Гришку — Неждан ждёт Клима на строительстве приходского собора.
Тут было множество подвод, всадников, разных строителей. Неждан держался несколько в стороне от пильщиков, режущих брёвна на доски. Здесь от скрежещущих пил в двух шагах разговор не слышен. Беседовали, не сходя с коней.
— Это Кудеяр, да не тот. Сие — Кудеяр Тишенков, то ли пленённый сын боярский, то ли татарин крещёный. Сказывают, он умер, когда с Воробьёвых гор увидел результаты предательства — пожар Москвы и гибель в огне её жителей. Кроме него были и другие предатели, они ушли с татарами. Станем ждать их на втором заходе, тогда посчитаемся! Однако ж ходит слух, что около государя остался главный предатель, боярин князь Мстиславский! Он будто признался, что имел сношение с Девлетом, но покаялся, и государь всемилостивый простил ему! Вот это-то — чудо из чудес! За меньшие грехи головы рубили: а тут... Видать, здорово нужно, чтобы народ ведал: в сожжении Москвы бояре виноваты!
А когда Клим рассказал о предложении Хворостинина, Неждан обрадовался:
— Клим Акимыч, дорогой! Это же перст судьбы! Девлет грозит государю. Понял нашу слабину и придёт, обязательно придёт! Знаешь сколько он награбил и пленных взял?! Теперь вся надежда на воевод Воротынского, Хворостинина и других, кои собираются защитить Россию. А государю недосуг. Он в Александровской слободе смотр невест назначил: сам по четвёртому разу жениться охотится и царевичу Ивану жену подбирает, тоже, кажись, по третьему разу... А ты иди, иди! Покажи им свою удаль молодецкую! А пойдут татары, я под твоё начало полтысячи дельных ребят приведу! Лесных казаков!
В середине августа Клим с Гулькой, Бугаём и десятком воев выехал в лагерь князя Хворостинина. От Неждана с ним ехал его приказчик и доверенный Левко. Этот десяток Бугая сотни стоил. Все прошли обучение на десятников, четверо из них да Василий Бугай — первые в сабельном бою, с самим Климом потягаться могли! Все плотники, и топором владели не хуже сабли.
В полку в первый же день произошла заминка: дьяк, ведающий хозяйством, не знал, куда этот отряд записать — по разряду таковые не значились. Хорошо, что князь Дмитрий на месте был, тут же распорядился:
— Пиши их в мою дружину.
— Нету теперь такой! — не сдавался дьяк.
— А... Кормить, поить, одевать за мой счёт! Потом разберёмся.
Через седмицу сотники полка наперебой просили прислать к ним начальных людей Василия Бугая для обучения новым приёмам сабельного боя. Что касается Клима, то он постоянно находился с дьяком, у которого хранился свиток доскональной записи деяний полка во время весеннего нападения татар. Там же Клим узнал и о действиях других полков и орды Девлет-Гирея. Дьяк вначале косо смотрел на любопытствующего Одноглаза, но князь приказал не мешать ему.
К зиме многие начальные люди разъехались по домам, с ними отпускались и рядовые вои. Клим с товарищами остался в полку. С наступлением морозов до большого снегопада они проехали по всем путям, которыми ходили татары от Оки до Москвы. С разрешения князя с ними ездили приказные и писарь,
Князь Хворостинин эти чертежи приказал перебелить и послал большим воеводам, в Разрядный приказ сам отвёз и потребовал повышенного жалованья умельцам. Вот тогда главный воевода, князь Воротынский Михайло Иванович, впервые услыхал имя Клима Одноглаза, Безымова тож.
3
Гулька считал, что благодаря Климу он стал воем; хотя для лука и сабельного боя он слабоват, но стреляет из ручницы без промаха, знал лучше многих, как помочь раненому, больному, умел читать и писать. Опять же у кого научился?! Но самое главное: из ярыжки Гульки он теперь везде значился Гурием Вычегодским, стремянным воеводы Одноглаза! И сын у него есть, и жена... И он уверен, что Климу полезен, тот доверяет ему, а иной раз и советуется с ним! Вот, к примеру, чертежи земли — Гулька разбирается в них не хуже приказных, а вот расстояния между поселениями проверяет только он, Гулька!
По приказанию Гульки саженью отмерили версту, потом приказные, два воя, Гулька и сам Клим проехали эту версту туда и обратно шагом, рысью и на скаку. Каждый считал шаги коня, а приказные записывали. Далее расстояния определяются по количеству шагов, сразу считают двое-трое; все ошибаются, а он, Гулька, ни разу, потому что на нитку нанизал жёлуди, вроде чёток получилось. Нитку привязал к поводку: сто шагов насчитал — один жёлудь подвинул, двести — второй, в счёте ошибок нет! Клим похвалил, обнял его.
А вот тут, по зиме, Гулька растерялся даже: гордость его Клим в детство ударился — в куклы играть принялся!! В их десятке был вой Лавр, коновод и плотник. Ножом владел играючи: голубей, собак вырезал, будто живые. Вот Клим приказал Лавру нарезать татар-вершников скачущих да таких, чтобы ростом были в два вершка и кони по ним. Потом пеших русских воев с ручницами и пушками. А ему, Гульке, сказано достать побольше досок липовых и яблоневых. А пока Лавр вырезал воинов, Гульку заставил делать спички, с двух сторон заострённые по вершку и по два.
Потом из трёх двухвершковых и четырёх вершковых научил вязать ежей рогатых. Другие вои Бугая также в игрушечные дела вступили: кто делает деревянные и плетнёвые щиты игрушечного гуляй-города, кто колёсики режет да к щитам крепит...
Игрушки перестали казаться игрушками, когда на столе встал малый гуляй-город, перед ним — россыпь ежей, а за стенами русичи с ручницами и пушками. К стенам на скаку замерли татары — исконные враги и противники!
На масленицу князь Хворостинин пожаловал. Клим впервые заспешил, принялся гонять Гульку, Лавра и других — нужно было, как говорится, показать товар лицом. В условленное время сложили деревянное воинство в два больших лукошка и к Хворостинину. Расставили как положено. Князь сразу заинтересовался, приказал кликнуть дьяка, ведающего поставками, потом других начальных людей. Клим объяснял, что своими глазами видел под Казанью, как конная волна гасла на ежах. Хворостинин спросил: