Старые друзья
Шрифт:
Влюбленные объяснялись только глазами, потому что боялись улыбнуться.
По улицам люди ходили с перевязанными ртами, чтобы невзначай не сказать слово, которое можно счесть смешным.
Балаганные скоморохи и плясуны, бросив свое имущество, бежали в глухие леса.
И вдруг в одно прекрасное утро на крепостной стене горожане увидели большую надпись, сделанную белой краской:
Казни хоть собственного сына — Тим-тим, там-там!
Не отрастет вторая половина!
Тим-тим, там-там!
«Он жив!» — возликовал народ. И люди, запершись в своих домах, радостно улыбались друг другу.
Надпись замазали,
Альфонс, покажем спозаранку:
Я — себя, а ты — изнанку!
Перевязав шарфами рты, сотни людей столпились на площади, глядя, как стражники замазывают очередное послание Тощего Жака.
—Закрыть все городские ворота и обыскать каждый дом! — приказал взбешенный герцог Альфонс.
Но шут словно сквозь землю провалился.
Обыскали все деревни и леса — но и там его не было.
Тогда герцог Альфонс, уверившись, что врага нет в живых, выехал с отрядом всадников из дворца в город. Впереди скакали глашатаи, которые выкрикивали:
— Слава герцогу, шут мертв! Славьте герцога! Слава самому великому и могущественному, горному орлу, и отцу народа! [7]
А народ плакал от горя.
— Теперь больше никто и никогда не посмеет смеяться! — кричали глашатаи. — Шут мертв! Слава герцогу Альфонсу!
7
* Отчеркнуто красным карандашом и стоит восклицательный знак.
И вдруг с крыши высокого дома послышалась песня:
Никто такой награды Не приносил с войны! Врагов сражал он задом. Альфонс, сними штаны!— Он жив! — снова возликовал народ. — Беги, прячься, Тощий Жак!
— Взять его! — заревел герцог, размахивая мечом. — Вырвать его преступный язык!
Но Тощий Жак легко запрыгал по крышам, и тяжелые стражники никак не могли его догнать.
— Арбалетчики, пронзить его стрелами! — орал герцог, глаза которого лезли из орбит от черного гнева.
— Только не попадите в зад! — смеялся Тощий Жак, увертываясь от стрел за трубами. — Не то перепутаете меня с герцогом Альфонсом!
И тут в народе начали смеяться, сначала поодиночке, а потом все вместе.
— Уничтожить этих негодяев! — приказал герцог арбалетчикам.
Но и те не выдержали и тоже засмеялись.
— Отрубить изменникам головы! — приказал герцог палачам.
Но палачи тоже смеялись.
А Тощий Жак прямо с крыши полил герцога непотребной влагой, и это вызвало такую бурю смеха, что Альфонс тут же скончался от злобы.
— Герцог Альфонс мертв! — закричали все. — Слава Тощему Жаку!
В тот же день вернулись из лесов балаганные скоморохи и плясуны, и были сразу сыграны все свадьбы и спеты все песни. Никто больше не зажимал рты младенцам и не боялся сказать веселое острое слово.
А на могиле герцога Альфонса положили плиту и на ней написали: «Он хотел убить Тощего Жака за то, что он смеялся, и погиб сам, потому что шутку и смех убить нельзя».
А Тощий Жак прожил до глубокой старости, всеми любимый и почитаемый, и лишь один раз на его глазах появились слезы. Это произошло
Такова история, изложенная на пергаменте. Я датирую ее примерно двадцатыми годами XIV века и буду благодарен специалистам, которые укажут дополнительные источники, проливающие свет на жизнь и деяния Тощего Жака. Пергамент же, найденный мною, сейчас хранится в Библиотеке старинных рукописей под инвентарным номером ББ-12467. Впрочем, вам все равно не выдадут пергамент до реставрации, и поэтому прошу временно удовлетвориться переводом, не очень, может быть, совершенным, но добросовестным — в меру моих сил и познаний».
Я несколько раз перечитал отчеркнутые абзацы и фразы, в которых доносчик, а за ним Лыков усмотрели скрытый смысл, или, как еще недавно говорили, подтекст. Вообще-то в «те времена укромные» с легкостью необыкновенной сажали безо всякого повода, тут же повод имелся, а гулаговские лагеря нуждались в непрерывном пополнении, поскольку особый режим выкашивал несчастных зэков похлестче войны, и когда-нибудь еще подсчитают, где больше полегло народу — на полях сражений или на таежных лесоповалах и в рудниках. Сегодняшний молодой читатель прочитает и пожмет плечами, какой тут, к черту, подтекст, когда в газетах и журналах всю страшную правду запросто печатают; молодому читателю не понять, что во времена «теперь почти былинные» и не за такие невинные намеки на любимого вождя человека отправляли в лагеря по знаменитой 58-й статье за якобы антисоветчину.
Ненавижу это слово, которое, как топор, десятилетиями висело над народом, мужественно вынесшим невероятные лишения и кровью своей доказавшим преданность свою родной стране. Жуткий парадокс заключался в том, что подлинным антисоветчиком был человек, сделавший фикцией Советы и народную власть: именно его с ближайшими соратниками и палачами всех рангов и следовало судить по придуманной ими зловещей 58-й. Жуткий парадокс! Да то, что сочинили Замятин и Орвелл в антиутопиях «Мы» и «1984», — лакировка действительности по сравнению с тем, что сделали с народом чудовищные перевертыши, уничтожившие идеалы революции. Не могу смотреть по телевизору кинохронику тридцатых годов, стыдно и тошно становится при виде грубо обманутой, одурманенной ликующей толпы с лозунгами «Смерть врагам народа!» и «Да здравствует великий…». В этой толпе растворялся, как сахар в кипятке, разум отдельных людей, и она, превращенная волею вождя в однородную безликую массу, была послушна, как стадо баранов, и столь же безмолвно и обреченно шла на смерть в лагеря. Как, наверное, величайший и мудрейший смеялся над нами, какими жалкими неодухотворенными винтиками казались мы ему с высоты трибуны Мавзолея, стоя на которой, он попирал ногами не только тело Ильича, но и все его заветы.
Антисоветчиной считалось все, что пробуждало в читателе либо слушателе даже малейшее сомнение в лучезарном настоящем, гениальности вождя и создаваемом по его повелению сказочно прекрасном будущем. Колхозники едят оладьи из картофельной шелухи? Злостная антисоветчина! Завещание Ленина от партии скрывают? К стенке контру! На демонстрацию не пошел, ноги болели? В лагере вылечим! На заем не подписался, дети без штанов ходят? Протокол подпишешь, саботажник! Анекдотиками развлекаешься? Вот тебе кайло в руки, диверсант идеологический!