Старые друзья
Шрифт:
— От вас можно сойти с ума!
— От вас я уже сошел, и если вечером вы свободны…
Секретарша порывисто встала и столь быстро прошмыгнула в кабинет, что я не успел оценить ее походку.
— Можете войти, но не больше чем на три минуты!
— Богиня, разрешите ручку!
— Перебьетесь!
Скорбно разведя руками и внутренне ликуя, я вошел в кабинет. Валерий Иваныч, как сейчас принято, с приветливой улыбкой поднялся, двинулся навстречу и вполне демократично пожал мне руку. Глаза его, однако, не улыбались, а пытливо всматривались, силясь разгадать, зачем явилось к нему это, как наверняка было доложено, назойливое пугало.
— Хорошая картина, — похвалил я, указывая на стену, — «Ходоки у Ленина». Помню, бывал у Вешнякова, у него на этом месте висели сначала Брежнев, а потом Андропов и Черненко. Владимир Ильич надежнее, он вечен! Приятно, что наш исполком идет в авангарде перестройки, правда, Валерий Иваныч?
— Садитесь, — предложил зампред. — С удовольствием бы с вами побеседовал, но — гости! Коллеги из Будапешта.
— Секретарша у вас симпатичная. Нимфа!
Зампред не моргнул глазом, но по едва уловимому движению мускулов лица я понял, что мое мнение он разделяет.
— Итак, что вас привело?
— Честно говоря, дело у меня пустяковое, просто хотелось поближе познакомиться, поговорить по душам.
— Что-нибудь с квартирой?
— Да нет, квартира у меня отличная.
— Пенсия?
— Такой и вам желаю, сплошные льготы!
— Тогда на что жалуетесь? Я задумчиво поскреб пальцем лоб.
— Да разве что на погоду, Валерий Иваныч, слишком резкий перепад температур, сосуды, раны… Космос, как по-вашему? Лично меня до крайности заботит озонная дыра в Антарктиде. Я по натуре человек любознательный, много читаю, и хотя мнения ученых по поводу озонной дыры расходятся…
— К делу, Григорий Антоныч, к делу!
— Эх, Валерий Иваныч, разве у нас дела? Суета сует, Валерий Иваныч. По сравнению с такими глобальными проблемами, как космос, разоружение, экология, перестройка…
Зампред подчеркнуто внимательно всмотрелся в часы — как сказано у одного хорошего писателя, «намекнул дубиной по голове».
— Но все-таки, по какому поводу…
— Да просто познакомиться!
— Что же, — натянуто улыбнулся, — считайте, что познакомились.
— Вот и хорошо, — я встал, протянул руку, и мы вновь обменялись рукопожатием. — Вопрос у меня пустяковый, минутное дело, нам и венгерские друзья не помешают. Даже наоборот! Пусть увидят, как заместитель председателя исполкома за считанные секунды решает вопросы! Обмен опытом, так сказать, все журналисты подхватят, даже программа «Время». А пока товарищи венгры еще не пришли, я коротко и сжато, за каких-нибудь полчаса…
Впервые зампред по-настоящему встревожился.
— Вы говорили о минутном деле!
— Вообще-то оно минутное, — подтвердил я, — но мне кажется, что и товарищам венграм интересно будет услы…
— Излагайте и сжато, — нервно предложил зампред.
— Излагать умею, а вот сжато не научился, — признался я. — Это наша всеобщая беда: болтливость, слишком много повторов, лишних слов. Иной раз слушаешь по телевизору доклад или читаешь газету и невольно думаешь: разучились мы коротко и сжато излагать мысли, не умеем экономить свое и чужое время! Ладно, раз уж вы торопитесь… Следующий раз поговорим досыта, я живу здесь недалеко, времени вагон, буду вас навещать, хоть каждый день. Как собеседник, вы мне понравились, широко мыслите. Вы Монтеня читали?
— Григорий Антоныч, — взмолился зампред, — излагайте и как можно короче!
— Про Монтеня? У него…
— К делу, к делу!
Кажется, разогрет он хорошо, можно приступать. И я действительно коротко и сжато изложил суть Мишкиного дела. Зампред по ходу моего рассказа что-то записывал, кивнул.
— А почему ко мне пришли вы, а не ваш друг?
— А вы бы его обворожили улыбками, обещаниями и выставили, как это сделал Худяков. Со мной же, как вы небось догадались, такие штуки не пройдут. Честно ответил?
— Честно. — Зампред нажал кнопку переговорного устройства. — Соедините с Худяковым… Две недели назад у вас был Гурин с Беломорской, по поводу освобождающейся третьей комнаты… Ну? Почему не приняли документы?.. А-а, тот самый учитель… Хотите быть роялистом больше, чем сам король?.. Нет, отвечайте прямо: почему не приняли? Право на дополнительную площадь у его семьи имеется?.. А сын, доктор наук?.. Старые замашки, товарищ Худяков, не в ту сторону перестраиваетесь!.. Да, вызывайте Гурина и готовьте документы на ближайшую депутатскую комиссию. И учтите, без волокиты!
Зампред положил трубку.
— Разговор слышали, Григорий Антоныч?
— Слышал и одобряю.
— Тогда и у меня просьба: вашу руку — и до свиданья, с коллегами я все-таки хочу поговорить без вас.
— Тогда до завтра, что ли?
— Как до завтра? — опешил зампред.
— Проверить надо, как выполняются указания.
— Позвоните, вот номер.
— А красавица соединит?
— Соединит, я скажу.
Из автомата я позвонил Мишке, велел ему, задрав штаны, бежать с документами к Худякову и держать себя нагло. После чего, по-молодому взбрыкивая и трубя про себя «помирать нам рановато», поспешил к Птичке.
В квартире было прибрано, Наташа мыла на кухне посуду, и я, присев у Птичкиной постели, начал рассказывать, как валял ваньку в исполкоме. Начал — и остановился: Птичка молча смотрела на меня, кивала, но явно не слушала; как говорят в таких случаях, мысли ее были далеко.
— Гриша, — с усилием сказала она, — об исполкоме потом. У меня был Алексей Фомич… То, что говорил Медведев… Словом, это правда: и навытяжку Алексей Фомич стоял, и погоны с него Лыков грозился сорвать за заступничество… и Андрюшку допрашивал Лыков. XX. ЗАХАР ЛЫКОВ
Когда господь бог сверкнет напоследок зелеными глазами и предъявит роду людскому свой счет, на Птичку он сделает здоровую скидку.
Теоретически Монтень подковал меня неплохо, и я усвоил, что во гневе никаких серьезных дел затевать нельзя. Но то теоретически, а вчера вечером, переполненный недобрыми чувствами, я рванулся было к Лыкову, и если бы не Птичка, которая допрыгала до двери и застыла на пороге, как распятая мадонна, вполне могло случиться, что нахулиганил бы я с непредсказуемыми последствиями. Задержала меня Птичка, утихомирила, а наутро, трезво обсудив со мной предстоящий разговор, благословила, и я потопал к Лыкову. Почему сразу к Лыкову, а не к Алексею Фомичу? А потому, что его Птичка велела не беспокоить: никаких новых подробностей он не добавит, поскольку вся тогдашняя беседа с Лыковым продолжалась не больше минуты, и от одного воспоминания об этой унизительной минуте старика трясло, нельзя больше подвергать его подобным испытаниям, может и не выдержать.