Старые капитаны (рассказы)
Шрифт:
Мы разговаривали об этом при каждом удобном случае, причем Билл и Джим едва удерживались от взаимных грубостей. Юнга считал, что во всем виноват Билл, а Билл все сваливал на юнгу.
– Я считаю, что есть только один выход, - говорит как-то юнга. Пускай Билла хватит солнечный удар, когда его будут сменять у штурвала, и пускай он свалится вниз по трапу и покалечится так, что его нельзя будет переносить. Тогда его поместят внизу в какую-нибудь каюту, а меня, может быть, приставят за ним ходить. Так или иначе, он-то уж будет находиться там, внизу.
– Хорошая мысль, Билл, - говорю я.
– Хо!
– говорит Билл и глядит на меня так, словно готов сожрать со всеми потрохами.
– А почему бы не свалиться по трапу тебе самому, если так?
– По мне, лучше, если это будешь ты, Билл, - говорит юнга.
– А вообще-то мне все равно, кто из вас. Можете бросить жребий.
– Иди отсюда, - говорит Билл.
– Иди отсюда, пока я чего-нибудь тебе не сделал, кровожаждущий убийца!.. У меня у самого есть план, - говорит он, понизив голос, когда юнга вылетел из кубрика.
– И, ежели я не придумаю чего-либо получше, я пущу его в ход. Только гляди, ни слова мальчишке.
Ничего получше он не придумал, и однажды ночью, как раз когда мы входили в Ла-Манш, он пустил в ход свой план. Он был в вахте второго помощника, и вот он облокачивается на штурвал и говорит ему тихим голосом:
– Это мое последнее плавание, сэр.
– О, - говорит второй помощник, никогда не гнушавшийся беседой с простым матросом.
– Почему же?
– Я нашел себе койку на берегу, сэр, - говорит Билл, - и я хочу попросить вас об одном одолжении..
Второй помощник буркнул что-то и отошел на шаг-другой.
– Мне нигде не было так хорошо, как на этом судне, - говорит Билл.
– И остальным ребятам тоже. Прошлой ночью мы говорили об этом, и все сошлись, что это из-за вас, сэр, и из-за вашей к нам доброты.
Второй помощник кашлянул, но Билл видел, что это ему понравилось.
– И вот я подумал, - говорит Билл, - что, когда я покину море навсегда, хорошо бы унести с собой что-нибудь на память о вас, сэр. И мне пришла мысль, что, если бы я заполучил ваш матрас, я бы вспоминал о вас каждую ночь в своей жизни.
– Мой... что?
– говорит второй помощник, вытаращив на него глаза.
– Ваш матрас, сэр, - говорит Билл.
– Я бы предложил вам за него фунт, сэр. Мне хочется иметь что-нибудь из ваших вещей, и это был бы для меня лучший памятный подарок.
Второй помощник покачал головой.
– Мне очень жаль, Билл, - говорит он мягко, - но я не могу отдать его за такую цену.
– Я лучше дам тридцать шиллингов, чем откажусь от него, сэр, смиренно говорит Билл.
– Я уплатил за этот матрас большую сумму, - говорит второй помощник. Не помню, сколько именно, но сумма была велика. Ты понятия не имеешь, какой это дорогой матрас.
– Я знаю, что это хорошая вещь, иначе вы не стали бы ее держать у себя, - говорит Билл.
– А пара фунтов вас не устроит, сэр?
Второй помощник мекал и экал, но Билл поостерегся набавлять еще. Со слов Джима он знал, что красная цена этому матрасу была не больше восемнадцати пенсов - для того, кто не очень брезгливый.
– Я спал на этом матрасе годы и годы, - говорит второй помощник, а сам глядит на Билла краем глаза.
– Не знаю уж, смогу ли я спать на каком другом. Но, чтобы уважить тебя, Билл, я отдам его тебе за два фунта, если ты оставишь его у меня до берега.
– Спасибо, сэр, - говорит Билл, едва удерживаясь, чтобы не заплясать от радости.
– Я передам вам эти два фунта, как только нас рассчитают. Я буду хранить его всю свою жизнь, сэр, на память о вас и о вашей доброте.
– Только смотри, никому ничего не рассказывай, - говорит второй помощник, которому не улыбалось, чтобы об этой сделке узнал капитан, потому что иначе ко мне начнут приставать другие желающие купить что-нибудь на память.
Билл со всем пылом пообещал ему молчать, и когда он мне об этом рассказывал, то чуть не плакал от счастья.
– И заметь, - говорит он, - я купил этот матрас, закупил его весь целиком, и к Джиму это не имеет никакого отношения. Мы с тобой уплатим по фунту и разделим то, что внутри, пополам.
Он в конце концов убедил меня, но этот мальчишка следил за нами, как кот за канарейками, и мне простым глазом было видно, что уж его надуть будет нелегко. Похоже, к Биллу он относился более подозрительно, нежели ко мне, и чуть что, все приставал к нам, как мы решили с этим делом.
Из-за встречного ветра мы четыре дня проболтались в проливе, пока нас не подцепил буксир и не привел в Лондон.
Переживания у нас напоследок были ужасные. Прежде всего нам нужно было заполучить матрас, а затем нам нужно было исхитриться и избавиться от Джима. Билл было предложил, чтобы я увел его с собой на берег. Сказал бы, что Билл-де подойдет попозже, и там удрал бы от него. Но я на это заявил, что, пока я не получу свою долю, мне не вынести расставания с Биллом хотя бы на полсекунды.
И, кроме того, Джим нипочем бы не ушел без него. Весь путь вверх по реке он торчал возле Билла и то и дело спрашивал, что же мы собираемся делать. Он так переживал, что чуть не плакал, и Билл даже испугался, как бы это не заметили остальные ребята.
В конце концов мы отшвартовались в Истиндских доках и сразу повалили в кубрик помыться и переодеться в выходную одежду. Джим все это время не спускал с нас глаз, а затем он подходит к Биллу, кусает ногти и говорит:
– Как же это сделать, Билл?
– Держись поблизости, когда все уйдут на берег, и надейся на удачу, говорит Билл и поглядывает на меня.
– Посмотрим, как пойдут дела, когда получим аванс.
Мы пошли на корму получать по десять шиллингов на карманные расходы. Я с Биллом получил раньше всех, и тогда второй помощник, незаметно подмигнув, с этаким беспечным видом вышел за нами следом и вручил Биллу матрас, завернутый в мешок.