Шрифт:
«Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Екклесиаст 1:9 –10)»
пролог
Над Митрополем высоко в небе плыли призрачные нити. Сплетаясь, они опускались на город, накрывая его паутиной сотканной из прошлого памяти.
От безводного уже много лет фонтана на площади, от гомона базара вверх к далёким руинам скифского Неаполя, вилась улочка Фонтанная. Где-то в её середине, под
За ними притаился тенистый двор из трех домов.
Ближайший к воротам дом справа, Жоржа Рулева, ровесник прошлого века, с высоким цоколем, большими четырьмя окнами во двор и тремя окнами с парадным выходом на улицу.
Дом Таировых левее от ворот был стар, но крепок. Пять окон и крыльцо во двор, уже столетие служили своим обитателям.
Замыкал двор дом «времен Очакова и покоренья Крыма», семьи Дроботко. Четыре небольших окна слепо щурились буквально в метре от земли, глядя на своих вечных соседей.
Греческая черепица крыш домов зеленела от времени.
Справа меж домами высился добротный каменный сарай, бывшая конюшня. Две разросшиеся акации, высоко поднявшие свою крону над крышами, скрывали в тени небольшой сад абрикосов, персиков, черешни, вишни и миндаля.
… В окно столовой дома Таировых украдкой прополз луч света и смешливо ласкал лица трех мальчиков.
– Ешь Мотл, хватит баловаться, – говорит устало бабушка Оля. Она привычно и терпеливо смотрит на одного из своих внуков. Те ведут старую и привычную игру торговли. Ненавистная манная каша стынет в тарелках перед ними.
Бабушке Оле уже много лет, едва за 50. В 39 лет она потеряла мужа на последней войне и с тех пор покорно и молчаливо занимается воспитанием внуков. Им от 6 до 9 лет. На голове бабушки седые волосы затянуты в дулю. Узкие азиатские глаза смотрят с прищуром хитро и внимательно. Она хоть и маленькая, но подвижная и настойчивая. За ней надо смотреть в оба иначе обманет.
– Ешьте дети, дам каждому по рублю,– говорит бабушка и демонстративно лезет в карман халата в поисках трех рублей.
«Да конечно, – думают внуки. – Сначала дашь, а потом заберешь. Это мы уже проходили». – Они не соблазняются и не верят. Они знают, что этот рубль будет экспроприирован, как и прежние, под благовидным предлогом и не успеешь глазом моргнуть. Нет ничего хуже подорванного доверия в узком родственном круге.
– Ладно. Не хотите, расскажу сказку. – Она прекращает демонстративные поиски в кармане. – Длинную и интересную. – Обещает она, и это похоже на правду. Внуки соглашаются.
Это не сказка в обычном понимании, с чудесами и прекрасными принцессами. Бабушка сказок не знает. У неё за плечами 2 класса общинной школы и батраческая жизнь в доме родного дяди до замужества на чудесном принце.
Она улыбается, задумчиво смотрит на солнечный двор за окном, а затем просто и очень искренне рассказывает о жизни, которая текла до рождения внуков, о том незаметном движении судеб близких людей, которые вплетаются в её полноводную реку.
– В старом, престаром дворе жили-поживали и добра наживали люди, как люди…
Её рассказы каждый раз каплями падают в детскую память и разбегаются волнами по океану времени, чтобы однажды, через много лет нагнать одного из них и заставить задуматься, а потом сесть и записать их так, как она себе всё представляла, только раскрасив черно-белую пленку жизни странными красками настоящего…
часть 1.время надежд
глава 1
– Тебе бы, Георгий, граматешки поднабраться, – задумчиво улыбаясь, говорила матушка. – Не будешь учиться уму – разуму, бестолочью останешься.
– Да шо вы матушка мне про учебу талдычите? Вот батюшка наш, Силантий Миронович, два класса с коридором имеет, а вона какой хозяин! У него и магазин в центре, две лавки и наливайка на базаре. Разве ж это с классами получилось бы? – Искренне удивлялся Георгий. – Я же уже 4 класса осилил, нешто не сгодиться для хозяйской жизни?
Он не хотел убеждать мать в очевидном.
Пропадая в лавке, где уже был и распорядителем и продавцом он, по его расчету, в день имел своих 10 копеек. Да этот гривенник на 30 дней, вот у него и образовывалось в месяц 3 рубля! Это на простой торговле. Да за эти деньги он мог себе позволить 200 буханок хлеба.
Будущее было светло и прекрасно, но…
Он ясно видел то время, когда босота, без дела крутившаяся вокруг рынка и за миску щей готовая на что угодно, вдруг появилась в центре города с требованиями: «Вся власть Советам»!
Жорж помнил, как в давнюю пятницу, как обычно к отцу в лавку зашел сосед – хозяин лавки напротив, Иосиф Ласкин.
Они с отцом имели обыкновение встречаться накануне шабата вдвоем, делясь новостями и планами.
– Мудрая голова Иосиф, мимо копейка не пролетит. Большого ума человек. – Говорил батюшка уважительно об этом чернобородом и крупном человеке.
Они сидели в подсобке и обсуждали жизнь. Ласкин после нескольких рюмок водки расслаблено посмотрел на батюшку и заметил, – ты, Силантий, вспомнишь еще это время, да вода стечет, одно дерьмо и останется. Главное в чем, как ты понимаешь? – Батюшка только моргал своими невинными глазами, глядя на него.
– А главное в том, что нарушен порядок вещей! Кто был никем, тому в голову заронили неправильную мысль о том, что теперь ему все можно, а это прямая дорога в ад. Вот помянешь меня еще, добром это не кончится. – Заключил Ласкин, и они еще долго сидели и обсуждали жизнь…
От накопившейся злости Жорж с силой ударил топором по чурбаку и тот разлетелся на части, заполняя конюшню запахами леса. Тяжелый топор вгрызся в колоду, утопив его в ушедший мир прожитой жизни…
В раскрытые ворота падал солнечный свет дня, освещая пространство бывшей конюшни. На стенах висели хомуты, старая упряжь и памятные еще с детства предметы ушедшего в прошлое, когда-то налаженного достатка и быта.