Стать японцем

Мещеряков Александр Николаевич

Традиционные японские косметические средства для этой цели не годились. После того, как в 1887 г. у знаменитого актера Дандзюро Фукусукэ было обнаружено тяжелое отравление, вызванное долголетним употреблением традиционного грима (белил), изготавливаемого с добавками свинца, гигиенистам и промышленникам пришлось крепко задуматься — начался отказ от свинцовых белил и внедрение более «здоровых» западных технологий, которые, как считалось, приблизят японок к европейскому идеалу красоты. Со следующего года отказались от свинцовых белил и в императорском дворце (окончательный запрет на их производство датируется 1935 г.). До этого времени белила употреблялись и придворными кормилицами — они покрывали ими даже свою грудь. Отказ от белил имел самые положительные последствия —

степень выживаемости детей императора и принцев резко возросла⁷⁹.

Ученые мужи признавали, что у японца желтый (темный) цвет кожи, но одновременно утверждали, что он все равно может стать белым человеком. Заявив, что нельзя верить в мифы (включая японские) древнего человека, поскольку это — ложь, видный просветитель, юрист и политик Цуда Мамити (1829—1903) с воодушевлением писал об «объективных» чертах японского национального характера: «Черные люди с почтением относятся к черному цвету. Поэтому они не смогут превратиться в белых людей. Мы, японская раса, обладаем желтой кожей, но мы преклоняемся перед белой кожей. Ибо таков наш характер. Поэтому в нашем характере преклоняться перед всем западным. Прошел только десяток с небольшим лет, как страна перестала быть закрытой, но за это время наш народ сумел вкусить западного во многом — от одежды и утвари до книг и институтов»⁸⁰. Таким образом, постулировалось, что цвет кожи зависит от стиля жизни. А раз коже предписано быть белой, то и все, что способствует этому, вызывало (могло вызывать) положительные ассоциации. Так происходило и с отдававшими все свое время книгам студентами, так случалось и с чахоточными больными, болезненно-бледный («зеленый») цвет кожи которых обладал в то время определенной привлекательностью⁸¹.

Рекламно-гигиенический стереотип о возможности достичь равенства с европейками в части белокожести проводился в жизнь с завидной настойчивостью, утверждалось даже, что стоит раз отбелить японскую кожу до состояния европейской, это будет закреплено на генетическом уровне, и тогда белокожесть передастся и детям⁸². Вульгарно-генетические представления были характерной чертой того времени, однако, разумеется, любой непосредственный контакт с европейцами не мог не убедить в том, что задача по «отбеливанию» кожи невыполнима. Хотя японцы считали, что сумеют стать (уже становятся!) белыми, сами европейцы придерживались на этот счет совершенно другого мнения.

Глава 4

Японцы: разоблаченное тело

Относительно реформы одежды и волос японцы получали от европейцев разнонаправленные сигналы. Одним нравилось, что японцы с переходом на европейскую одежду демонстрируют стремление приблизиться к «настоящей» цивилизации. Другие же утверждали, что лучше бы все оставалось так, как есть. Единственным пунктом, по которому на Западе царило практически полное единодушие, было раздражение по поводу того, что японцы («простые» японцы) столь спокойно относятся к наготе тела и его определенных частей.

Европейцев раздражало, что у стольких «простых» японцев обнажены ноги. Это свидетельствует о том, что в разных культурах степень «неприличия», приписываемая той или иной части тела, может быть разной — ведь декольтированные платья были в то время на Западе в моде. Однако в Японии они не прижились. Сама императрица Сёкэн (Харуко) для своих французских нарядов заказывала съемные кружевные воротники и рукава. Придворные дамы последовали за ней. Это породило слухи о том, что они — куртизанки и гейши, которые пытаются таким образом скрыть кожу, испорченную свинцовыми белилами⁸³.

В то же самое время к обнаженным ногам простолюдинов представители элиты относились до поры до времени со спокойствием, они не оскорбляли их «тонких» чувств. Европейцы оказались в этом отношении намного «чувствительнее». В связи с этим во время визитов высокопоставленных иноземцев полиция стала предписывать японцам, которые намеревались поприветствовать гостя, ни в коем случае не появляться на улицах с обнаженными ногами. Мнение европейцев относительно обнаженных ног постепенно становилось достоянием «образованных», «культурных» и «воспитанных» японцев. Нацумэ Сосэки так характеризовал одного из своих персонажей: «Полы его одежды были подоткнуты, голова непокрыта. Словом, вид совершенно неотесанный» (рассказ «Десять снов», неопубликованный перевод Е. Б. Сахаровой и Е. Тутатчиковой).

В своих путевых заметках европейцы с возмущением подчеркивали, что крестьяне и представители городских низов работают полуобнаженными, что в японских банях практикуется совместное мытье мужчин и женщин. Это рассматривалось ими в качестве дополнительного свидетельства «отсталости» или даже «аморальности» японцев. Подобные инвективы были японцам малопонятны. Всеволод Крестовский, внимательный и тонкий наблюдатель, отмечал: «Нарушение приличий в общественной бане сочлось бы здесь величайшим оскорблением семейной чести и общественной нравственности, и совместное мытье происходит у японцев самым обыкновенным и серьезным образом, как и всякое другое повседневное, обиходное действие. Такая совместность не возбуждает в их помыслах никакой скабрезности, свойственной европейцам, и они даже понять не могут, что европейцы находят тут скандалезного»⁸⁴.

Тем не менее чувствительность тогдашних японцев по отношению к западной критике была велика, что приводило к постепенному исчезновению (сокращению) публичных бань, где практиковалось совместное мытье. Тенденция к «сокрытию» тела была налицо. Однако в жарком и влажном климате заставить одеться крестьянина или чернорабочего было не так просто.

Тот же В. Крестовский описывал, как, несмотря на официальные запреты демонстрировать наготу, японцы во время отлива собирают съедобные ракушки. «Весь этот люд, и стар, и млад, засучив повыше штаны, а то и вовсе без оных, в коротеньких синих распашонках, с плетеными корзинами в руках, торопливо и весело отправляется на свой кратковременный промысел и целыми стаями усеивает на далекое расстояние все отмелое взморье... В прежнее время прибрежное население хаживало на этот промысел просто в костюме праотца Адама, но это очень шокировало леди Паркс, жену английского посланника, по настоянию которого правительство запретило ракушникам появляться на взморье без одежды»⁸⁵.

Будучи «истинно» русским человеком, писатель не упускал случая «поддеть» англичан, однако в его оценке роли «леди Паркс» содержится важная догадка. До периода Мэйдзи Японию посещали почти исключительно мужчины. Теперь же в стране находились и европейские женщины. Их было немного, в основном это были жены своих мужей, занимавших заметное положение в обществе. Эти жены отличались европейской воспитанностью, образованием, христианскими ценностями и, следовательно, особой нетерпимостью ко всем проявлениям телесного. Их мужья в свою очередь считали, что нежные чувства супруг следует беречь. Когда в 1837 г. американский бриг «Моррисон» находился в бухте Урага, на борт корабля устремилось множество любопытствующих полураздетых японцев. Моряки вполне дружелюбно общались с ними и одаривали мелкими сувенирами, но ввиду «нескромного» вида японцев их не допустили в каюту, которую занимала супруга американского купца⁸⁶.

Проблема требует специального исследования, но рискнем предположить, что женам находившихся в Японии европейцев принадлежит достаточно большая роль в «европеизации» облика японцев. Тем не менее, несмотря на все попытки правительства «одеть» простого японца, его усилия приводили лишь к ограниченным результатам. Еще в начале XX в. Г. Востоков отмечал, что «у японцев зрелище наготы не считается постыдным; на голого человека смотрят так же равнодушно, как на деревья, на небо, и никто не останавливает на нем своего внимания»⁸⁷.