Стать японцем
Шрифт:
К хлебу японцы привыкали сравнительно просто. Гораздо большей проблемой было приобщение к мясной и молочной пище. Ведь эти продукты традиционно считались «нечистыми», многие японцы смотрели на европейцев, «пожирающих» мясо, с неприкрытым отвращением. Князья-даймё, когда их проносили мимо мясной лавки, приказывали поднять свой паланкин повыше. В Иокогаме, первом японском порту, открытом для европейцев, в 1869 г. из-за недовольства местного населения мясные лавки пришлось вывести за пределы города. Фукудзава Юкити, который отличался жизнелюбием, цинизмом и отрицанием традиций, вспоминал в своей автобиографии, что в огромном городе Осака в последние годы существования сёгуната было всего два едаль-ных заведения, где подавали мясо, и эти заведения были самыми низкопробными и самыми дешевыми — настолько мало находилось японцев,
С самого начала «новой эпохи» Фукудзава Юкити и другие западники, которые в то время обладали огромным авторитетом, стали ратовать за мясную диету. В их понимании мясо было способно сделать японцев выше, сильнее и выносливее. Если в пору существования сёгуната Кайбара Экикэн утверждал, что японцы (в отличие от китайцев) не едят мяса, поскольку от природы слабы на желудок, то теперь восторжествовала противоположная идея: японцы слабы именно потому, что мяса не едят. С 1871 г. на кухне у самого императора Мэйдзи стали готовить мясо. Как и в других модернизаторских начинаниях, он подавал своим подданным пример. Мясоедение сделалось признаком «цивилизованной» жизни. Реальное потребление мяса на душу населения оставалось крайне низким, но оно стало символом перемен, происходящих с телом японца и его содержимым. Точно так же, как и молоко. Поскольку предполагалось, что посетителями кафе-молочных являются прежде всего «передовые» японцы, обладающие усами, то для их предохранения и поддержания в чистоте стаканы, бывало, оснащались проволочными сетками-крышками.
хологических и даже желудочных проблем (известно, что если к молочным продуктам не привыкнуть с детства, они обычно вызывают несварение желудка). На самом деле превратить рисовые поля в пастбища означало уморить Японию голодом: площадей не хватало, а калорийная продуктивность единицы территории, пущенной под пастбище для коров или овец, не идет ни в какое сравнение с растениеводством (разница составляет десятки раз). Пшеница же по своей урожайности значительно уступает рису, так что и хлеб на самом деле доставался лишь избранным. Успехи в агротехнике привели к тому, что урожайность риса возросла, и простой японец стал теперь потреблять намного больше обрушенного («белого») риса, и это радовало его, ибо именно «белый рис» традиционно считался показателем престижа и достатка. Так что попытки перехода на мясо-молочную диету фактически закончились провалом.
Превратить слабость в силу, недостаток в преимущество — достойная задача для всякого политика и мыслящего человека. Помимо пищевой ценности, рис выполнял и важнейшие идеологические задачи. Японцы гордились тем, что рис в их диете занимает большее место, чем у жителей соседних дальневосточных стран, которые едят и чумизу, и просо. Рис действительно был основным поставщиком калорий в диету японца, но помимо риса в рационе присутствовали и гречиха, и просо, и пшеница, и корнеплоды, и самые разнообразные овощи, и многое другое. Не говоря уже об основном источнике животного белка — рыбе. Но ни один из этих продуктов не вошел в идеологический оборот. Рис же в идеологических построениях того времени приобрел признаки национальной монокультуры, Япония стала характеризовать себя как «страну риса».
Многие японцы были убеждены, что. употребление одного и того же продукта приводит к появлению одного и того же человеческого типа. В данном случае — «настоящего» японца. Потребление риса всеми японцами фактически приравнивалось к ритуальному (совместному!) вкушению пищи, после которого все участники действа возвращаются к повседневности с горящими глазами единомышленников. Основная пища японцев — это рис. Европейская же культура стала характери-
зоваться как «культура хлеба». На глазах создавался «пищевой миф», который объединял японцев и отделял их от других народов. Считалось, что идеальным телом (здоровьем) обладает вовсе не горожанин с его более разнообразной диетой, а крестьянин, который выращивает рис и меньше «разбавляет» его другими продуктами. В результате на свет появляются крестьянские юноши, которые крепче телом и более пригодны для службы в армии. Так что теперь заливное рисосеяние объявлялось эквивалентом сельского хозяйства, а сам рис становился символом Японии вообще.
Еще одним направлением реформирования японского тела и придания ему больших габаритов посчитали изменение стиля жизни. Для увеличения роста врачи и гигиенисты рекомендовали пересесть с циновок-татами на стулья — от сидения на полу, утверждали они, происходит искривление позвоночника и, значит, уменьшение роста. Особое внимание уделялось тому, как японцы сидят: постоянное сидение «на пятках» приводит к искривлению ног, пониженному тонусу мышц и застою в кровообращении — так что японцы оказываются малоспособны к стремительному передвижению. Гигиенический журнал утверждал: «Не так обстоит дело в Европе и Америке. Все люди сидят там на стульях, ноги у них вытянуты. Как бы долго ты ни сидел на заду, онемения в нижней части тела не наступает, а если все-таки и наступает, то есть возможность противостоять застою. Для этого следует лишь переменить положение ног, подвигать ими или же встать со стула и подвигаться. Поэтому, по сравнению с нашими обыкновениями, это приводит к большей подвижности европейцев и к лучшему развитию их тела»108.
Образованное общество разделяло это мнение. Иными словами, задача состояла в том, чтобы «оторвать» японцев от пола, «приподнять» их и, таким образом, «распрямить». В связи с этим цитированный выше гигиенический журнал предлагал решительно изменить церемониальное поведение японцев, для которого характерна сидячая поза: «при приветствии следует сделать стоячую позу основной — как в публичной жизни, так и в частной; немедленный отказ от сидячего изъявления вежливости позволит исправить осанку простого народа и, таким образом, устранить причину будущих заболеваний»109.
Японским позитивистам-рассудочникам казались варварскими любые формы и символы своей культуры. Они насмехались даже над таким распространенным и «невинным» бла-гопожелательным символом, как креветка, которая своей скрюченностью напоминает о долгой жизни. Точно так же, как и искривленная ветрами сосна. Нет, и в старости человеку можно и должно оставаться прямым, — утверждали реформаторы нарушающих осанку дурных обыкновений.
Настойчивая пропаганда «цивилизованного образа жизни» приносила свои плоды, интерьер японского дома медленно, но все-таки менялся. В первую очередь это касается, разумеется, элиты. В домах зажиточных японцев появляется европейская мебель. В то же самое время следует помнить, что подавляющее большинство японских домов оставались застеленными циновками. Внедрение европейской мебели происходило медленно, простому человеку она была не по карману. А потому сидение на полу оставалось совершенно привычным. В связи с этим пол в православных японских церквях был покрыт коврами, а верующие — с согласия отца Николая — во время проповеди сидели на полу.
Публичная часть нового императорского дворца, отстроенного к 1889 г., была устроена на европейский лад — с мебелью и коврами. Однако приватная часть, где обитал Мэйдзи, оставалась по-прежнему японской, что хорошо демонстрирует противоречивость того времени. Похожим образом обстояло дело и со многими из тех японцев, кто мог позволить себе построить европейский особняк: они заводили его, «чтобы показать, что привычны к европейской обстановке», но сами продолжали жить в своем прежнем японском доме, расположенном рядом110.
«Интервенция стульев» вносила существенные изменения в интерьер и саму конструкцию зданий. Человек занимал теперь более высокую точку во внутреннем пространстве, что привело к укрупнению габаритов мебели и строительству домов с более высокими потолками. То есть японские дома стали «подрастать».
Процесс «распрямления» японца хорошо заметен на визуальных текстах того времени. Если раньше на интерьерных изображениях мы видим только сидящие на полу (на цинов-