Статьи о кокаине

Фрейд Зигмунд

Кокаин занял место в музыке и литературе: он придавал Шерлоку Холмсу бодрость и улучшал дедуктивные способности; Стивенсон, очевидно, написал рассказ о докторе Джекиле и мистере Хайде во время своего лечения кокаином от туберкулеза. Хорошие рекомендации кокаину давали Томас Эдисон, Жюль Верн, Эмиль Золя, Генрих Ибсен и американский президент Грант. В России он тоже стал популярен в художественной и литературной среде.

В 1886 году популярность кокаина выросла еще больше, когда Джон Пембертон включил коку в качестве составляющей его нового безалкогольного напитка — «Кока-колы». В тогдашней рекламе пря-

мо говорилось, что он «содержит тоник и стимулирующие вещества из растений коки». Эйфорическое и возбуждающее воздействие на потребителей способствовало взлету популярности «Кока-колы» на рубеже столетий. Его усердно рекламировала актриса Сара Бернар.

Наркотик стал опорой индустрии немного кино,

и послания в поддержку кокаина, исходившие в то время из Голливуда, воздействовали на миллионы. Потребление кокаина в обществе выросло, и угроза, которую таил в себе этот наркотик, постепенно стала более явственной. К 1905 году стало общеупотребительным вдыхать кокаин через нос, и в течение пяти лет больницы и медицинская литература стали сообщать о случаях повреждений носовых тканей, вызванных потреблением этого наркотика.

С такой рекламой кокаину не трудно было стать популярным. Но возросшее потребление наркотика сделало заметным проблемы и опасности, вызываемые им. А это в конце концов привело к требованиям общественности запретить массовое потребление кокаина. В 1903 году общественное давление заставило компанию «Кока-кола» перестать использовать коку в безалкогольных напитках. В 1912 году правительство Соединенных Штатов сообщило о 5000 смертей, связанных с кокаином, и к 1922 году наркотик был официально запрещен.

Многие ощутили эти опасности на самих себе, и вслед за кокаиновыми психозами, смертельными случаями от передозировок и сильной наркотической зависимостью появилось общественное мнение, выступившее против кокаина. После этого отношение к кокаину начало меняться. К драматическим описаниям наркотической зависимости добавились сообщения об изнасилованиях, совершенных под влияниям кокаина, и общественное мнение взорвалось.

Еще один момент, о котором важно здесь упомянуть, а именно присутствие архетипического фактора пристрастия к кокаину и вообще к наркотикам. Существует точка зрения — и ее нельзя не принимать во внимание — о том, что пристрастие к наркотикам не имеет органической детерминированности, что по сути это проблема метапсихологическая. При всей спорности подобного суждения важно представлять себе его сущностную логику.

ОБ АРХЕТИПИЧЕСКОМ ФАКТОРЕ ФОРМИРОВАНИЯ НАРКОЗАВИСИМОСТИ

В основе современной проблемы кокаино- и вообще наркомании лежит древняя человеческая потребность в инициации, то есть в переживании ощущения обновления. С психоаналитической точки зрения важно рассматривать острейшую социальную проблему наркозависимостей не только этически, но взглянуть на нее и с позиции внутренних мотивов пользователя. Заметим здесь, что, используя сегодня слово «кокаин» или «наркотик», мы подразумеваем, собственно, не только само психоактивное вещество, но и то, что приводит к столкновению с социокультурными ограничениями. Так, алкоголик тоже считается патологически зависимым, хотя сам алкоголь, по мнению большинства населения, не относится к наркотикам. Изначально сами названия психоактивных веществ не несли отрицательного значения, лишь «связь» между ними и их потребителями со временем сделалась отрицательной.

Поскольку почти все наркотики растительного происхождения произрастают в чужеземных странах, то они неизбежно связаны с экзотикой и эзо-теризмом.

Слово «наркоман» появляется в Англии примерно в XVI веке, оно происходит от латинского «addictus», то есть «сдавшийся в рабство». Таким образом, слово «зависимость» первоначально означало «отдавать самого себя», но постепенно его значение стали связывать с потреблением наркотиков.

С этимологической точки зрения зависимость — это явление, связанное не с веществами, а с конечным моральным разложением тех, кто ожидает архетипических, магических, ритуальных и эзотерических результатов от применения этих веществ. Отдавая себя веществу, появившемуся издалёка, наркоман ожидает, что оно и перенесет его куда-то далеко. Неслучайно, что вещества эти из экзотических стран, сохранивших свои обряды и фольклор, и что у них экзотические названия, даже если в современных условиях их производят повсеместно. Об этом писал и знаменитый психолог-юнгианец Джеймс Хиллман, ссылаясь на силу воображения, вызванную «экзотическими» наркотиками ⁹ . И хотя утверждение Хиллмана, сделанное в 60-е годы XX века, о том, что «пристрастие к наркотикам не имеет органической детерминированности» и является лишь «психологической проблемой», не выдерживает сегодня никакой критики, представление об архетипической связи между нашими психическими потребностями и нашим бессознательным восхищением миром наркотиков заслуживает более пристального внимания. Наблюдения Хиллмана дают основу и для гипотезы о том, что «трава бессмертия», экзотический наркотик, непосредственно связывает нашу бессознательную

архетипическую фантазию с процессами посвящения и образованием неформальных объединений и скрытых социальных групп. Это подтверждается тем, что само вещество, доступное лишь группе избранных, или обряд посвящения скрыты от посторонних, в чем помимо стремления к безопасности содержится намек на возможность достижения духовного прозрения и постижения великой древней мудрости вроде мистической мудрости Востока, откуда это вещество было привезено. В отличие от алкоголя, такого привычного, знакомого и всегда имеющегося в наличии, экзотический наркотик — это метафора мудрости и психического опыта, доступного лишь для немногих посвященных.

Теперь вкратце о процессе формирования зависимости с точки зрения глубинной психологии. Вначале отделим его психологические стороны от чисто органических.

Схема делится на три основных компонента:

1) формирование физиологической привычки у пользователя;

2) развитие психологической привычки, имеющей тенденцию становиться условием чего-то иного, особенно когда на поведение индивида воздействует группа;

3) наличие религиозного или сакрального компонента, который в отличие от двух первых не приобретается и не обусловлен культурой, а является архетипической тенденцией.

Различие между первым и вторым из трех элементов — относительно четкое. Сегодня мы знаем.

что физиологический элемент в формировании зависимости преувеличен, в принципе всегда возможно разрушить привычку, даже в случае приема «сильных» наркотиков.

Различие между вторым и третьим элементами не столь очевидно но той причине, что насколько индивид в целом отдает себе отчет в обусловленности средой своего пристрастия («у нас в деревне все колются»), настолько он не осознает свою тягу к сакральному, практически полностью истребленному атеистической репрессивной культурой. Коллективная и индивидуальная бессознательность третьего компонента позволяет понять, почему большинство объяснительных моделей ларкозависи-мости сконцентрированы только на физических и социальных аспектах. Отсюда и неэффективность большинства программ по лечению наркоманов — проблеме зависимости такой ограниченный подход не благоприятствует.

Иногда наркоманы, которым удалось преодолеть и физическую интоксикацию, и обсессивную привязанность, обнаруживают уже в себе те ценности, которые они раньше искали на стороне. Но этих внутренних душевных ценностей не всегда оказывается достаточно, так что они в дальнейшем часто впадают в другую зависимость — либо от нового вещества, либо в форме патологического поведения. Это может быть и фанатичная приверженность к какой-нибудь религиозной секте, и навязчивость в отношении других субстанций — например, пищи — или моделей поведения — политическая деятельность и т. п. Даже членство в обществе Анонимных алкоголиков, безусловно одной из самых эффективных программ борьбы с алкоголизмом, влияет на индивида, поощряя некритическое безусловное подчинение обществу, типичное для неформальных объединений и сект с их специфическими ритуалами и обрядами. Нашему обществу уже пора начать понимать патологию аддиктивности в более широкой перспективе, с точки зрения бессознательного творческого назначения зависимости. Архетипический фактор не просто еще один софистический способ отношения к проблеме, а вполне ощутимая реальность. Возьмем для примера фрейдовскую «зависимость» от кокаина. Хиллман пишет: «Фрейд никогда не был в зависимости от кокаина как наркотика, скорее в этот период он был под влиянием архетипического фактора, кон-стеллированного наркотиком»'.

Впоследствии факты доказывали, что Фрейд не пытался выразить свои бессознательные аспекты через особенные ощущения, вызванные кокаином, а делал это ради науки — своих психологических изысканий, — научная правда и была фактически тем «сакральным» элементом, который он искал.

Обобщая сказанное, можно утверждать, что обращение к наркотикам является — в узком смысле — коллективной психологической потребностью. «Мистическое соучастие» культуролога Леви-Брюля и психолога Карла Юнга дает модель посвящения и ключ к пониманию мира наркотиков в свете архетипических фантазий и символообразования. Наркотики, где бы они ни появлялись, в целом действуют как посланники из «иного мира», как объективная географическая проекция активированного ими фрагмента бессознательного мира. Этнология, культурная антропология и история подтверждают, что в определенных количествах пар- ¹⁰ копотребление существовало всегда и обычно усиливалось, если общество находилось в состоянии кризиса. В драматических случаях внедрение наркотиков и, соответственно, борьба против них возникали в период крушения общественной идеологии или всей культуры в целом. Что как раз и характерно для российской культуры последних десятилетий.