Status in statu (Государство в государстве)

Гришанов Федор Валерьевич

Ваня заметил, что Гоша работал уже вместе с этим гадьём, как их называли порядочные арестанты. Вся эта «гадская» публика была, на удивление, весьма разнообразна. Свозили её в Омск со всех уголков нашей Родины: с Москвы и Питера, с Урала и Омска, из Саратова и Хабаровска. Поскольку именно здесь была строгорежимная политика, администрация остро нуждалась именно в таких «работниках». Всю грязную работёнку выполняли они. Всё это были озлобленные типы со сроками 15, 20, 25 лет, не надеющиеся на скорое освобождение.

В карантине на постоянной основе трудились в поте своего гадского лица человек восемь. Каждый день они докладывали руководству о «проделанной работе»: кого взять на заметку, с кем поработать

в индивидуальном порядке. Всё записывалось и обо всём докладывалось. Следили за всеми. Этапники не имели права разговаривать между собой. Тех, кто ослушивался, заставляли приседать до упаду сил. 50, ещё 50, и ещё 50. Пот лился с этапников постоянно. Десять этапников становились на одной стороне, десять – на другой, обхватывали друг друга за плечи и начинали приседать… иногда и пять тысяч приседаний в день. Многие с непривычки падали, их заставляли пинками снова вставать в строй. Если среди этапников случались инвалиды, их тоже загоняли в общий строй, а инвалиды по ногам могли сидеть на табуретке, но вместе со всеми, а иногда у них эти табуретки отбирали, «чтобы не расслаблялись».

После зарядки все отправились на плац маршировать. Когда они приехали, в карантине уже находились десять человек с предыдущего этапа, таким образом, стало их теперь тридцать человек. После маршировки некоторые натягивают на заправленные по-белому кровати ещё и простыни, почему-то похожие на гробики… Готовятся, что ли? Десять человек быстро бегут в столовую, опрокидывают в свои пустые желудки кашу (примерно как пустую воду), их сразу же сменяет другая десятка, а первая становится в строй.

Всем новоприбывшим раздали ламинированные листы формата А4. На одной стороне всё руководство: фамилия, имя, отчество, звание, должность; все начальники служб: О.Б., О.О., тыл, мед.часть, зам по БИОР и Нач.учреждения. а с другой стороны «Правила внутреннего распорядка. Обязанности осужденного». Чем быстрей зек выучит всё это наизусть, тем легче ему будет в адаптации.

Каждый день дежурный инспектор О.Б. выборочно опрашивал, кто и как выучил эту ламинированную «поэму», а тот, кто не запомнил, должен приседать до упаду. Методы воздействия были весьма эффективными.

Бенди наш, как говорится, «рожей не вышел», своей разбойничьей физиономией он постоянно притягивал заострённое внимание малютиных правнуков: то пнут, то по роже треснут, то оплеухой мимоходом наградят, то приседать заставят до упаду. Да вдобавок ко всему, память у Бенди была довольно слабенькая, поэтому тумаки и шишки сыпались на него буквально со всех сторон.

А вот Жук, наоборот, был как бы незаметен для начальства. Он быстро выучил наизусть лагерный катехизис и старался не выделяться из толпы. В прошлые срока он работал в нарядной, так что памятью обладал весьма развитой. А здесь он старался держаться подальше от начальства.

А вот Ваню и Бенди это «начальство» не оставляло без внимания. Возможно, что такова была установка самого начальника О.Б.

А может, и Гоша «друг» походатайствовал из карьеристских побуждений. Терять ему тоже уже было нечего. Зеки, приезжавшие со своих тюрем, говорили, что такие как Гоша объявлены братвой гадами, готовыми работать на администрацию, выявлять отрицательно настроенных осужденных, указывать, кто в каких хатах сидел, кто и с кем общался, играл или нет, тянул наркоту или нет. В общем, много разной информации передавали органам. И, кстати, ребята с карантина «работали» не хуже оперативников, старались, из кожи лезли вон.

Этапники, стоящие в строю, чтобы сходить в туалет или задать какой-нибудь вопрос, должны были поднять руку и крикнуть: «Разрешите!». Так им приходилось обращаться к зековскому гадью или к инспектору О.Б., дежурившему в карантине. Зеки, работавшие в карантине, почти не отличались от милиционеров.

Все они были конкретно в этом образе, как будто вместе обрабатывали террористов из ИГИЛ. Вели себя как настоящие сотрудники: вместе зеков унижали и уничтожали. Они даже и не думали о том, что, случись в стране война, их сразу, первыми уберут. А пока им дают дышать и используют в своих интересах, чтобы потом выкинуть за ненадобностью. Окончательно такие вопросы решает даже не администрация, а большая политика… А пока это гадьё дрессировали как цепных псов. Когда этапники после усиленных маршировок вернулись с улицы, их опять начали шмонать. Делалось это поочерёдно. Левая стена, 15 человек, раздевается и поворачивается к стене, руки на стене, ладони вывернуты, а работники (козы режимные) начинают обыскивать вещи, робы, трусы, тщательно прощупывают каждый шов: не дай бог, кто-нибудь вскроется от невыносимого перенапряжения. Контролировалось всё. Постепенно шмональщики доходят до правой стены. Пока их там обыскивают, «левосторонники» стоят голые, вытянув руки во всей своей красе. Шмонают долго и усердно. Пять коз наблюдают со стороны. Этапники не разговаривают, молчат. Если кто-нибудь отличится, всем придётся приседать. Кузя и Макс, отъявленные козлы, ищут любую зацепку, чтобы поиздеваться над этапом, а заодно и показать инспектору, какие они хорошие работники, как они… нужны нашей Родине.

В бесшабашной Ваниной голове метались разные революционные планы. Хорошо было бы поднять на «семёрке» бунт, порвать всех этих козлов-садистов, намотать их же кишки им на шеи и затянуть потуже… И только страх перед возможным здесь насилием заставлял его прогонять из головы эти опасные мысли. Позже он понял, что это самый дешёвый страх, на котором всё это изуверство и держится. А зеки всё терпят и молчат, потому что не хотят оказаться в петушатнике.

Ваня понимал, что все эти «руководители» (тайные козлы и замаскированные петухи), тоже прошли здесь все испытания, но завербовались и начали гноить таких же зеков. И откуда у них столько злости на подобных им зеков? Наверное, правильно говорил В.И.Ленин, что преступный мир сам себя изживёт (Увы, что-то особенно незаметно это. А вот то, что преступный мир плотненько срастается с правоохранительными и административными структурами – это неоспоримый факт).

Вероятнее всего, эти типы просто выживали таким образом, а чем они руководствовались по жизни, одному Дьяволу известно.

После обеда этапники занялись клеймением роб, ботинок, фуфаек и шапок и прочего добра. У каждого – фамилия и свой номер, чтобы не путали. Расположились в телевизионке: кто клеймил, а кто стоя учил правила. А потом всех по одному стали выводить на допрос в каптёрку.

Из троих ростовских этапников двое оказались гадами и изъявили желание «работать» и выявлять отрицательно настроенных осужденных. И сразу же они указали на Ваню, что он раздавал чай и кофе, а также якобы говорил, что, мол, приедем в зону и там со всем этим злом разберёмся. Они, чтобы выслужиться перед начальством, всё перевернули по-своему. Ваня тогда об этом даже и не думал. Он убеждал зеков, чтобы не верили сплетням, а увидят всё сами, когда заедут на зону… Но расследование о злодейских Ваниных намерениях уже началось.

– Ну, мразь, говорил такое?

– Нет.

Сразу же последовали избиения. Руки держали сзади, а Солдат по-землячески окучивал Ваню по лицу. Ему уже было не больно. Он был просто в ярости, не сдержался и высказал всё, что думал об этих ростовских гадёнышах, и этим привёл всех в крайнюю ярость.

Его били долго и старательно. Но это ещё не всё. Они попытались затянуть в свидетели Жука и Бенди и били уже их, чтобы они подтвердили «ростовские» показания, но ребята держались молодцами, чем довели козлят почти до бешенства. Разъярённый Солдат выпалил: