Статья Пятая
Шрифт:
Нет. Они никогда не станут такими.
Но ведь Чейз изменился.
– Нам на юго-запад, пройдем несколько миль параллельно дороге, - сказал Чейз, вернувшись.
– Но мы дальше от пропускного пункта, чем я думал. Нужно нагонять время.
Меня укололо иглой беспокойства. Мои ноги настолько устали, что я едва могла согнуть колени, а мозоли на ступнях наполнились кровью, но мы не сбавляли шаг. Нам нельзя было пропустить перевозчика. Мы должны были спастись от МН и найти маму. Мне снова показалось, что, если мы спасемся, это оправдает жертву того бедняги в Харрисонбурге.
Через некоторое время Чейз достал
Я как раз открыла рот, чтобы спросить про его раненую руку, когда мы услышали голоса откуда-то из-за деревьев. Инстинктивно мы оба пригнулись, хоть через мгновение и стало ясно, что к нам никто не направлялся. Нам загораживали дорогу.
– Из того дома?
– спросила я, вспомнив почтовый ящик.
– Возможно. Оставайся позади меня.
Мы осторожно двинулись вперед. Через десять ярдов (9 м) громкость голосов увеличилась. Мужчины, которых было по крайней мере двое, кричали друг на друга. Через двадцать ярдов кустарник стал более редким.
– Убирайтесь с моей собственности!
– кричал один.
– Если понадобится, я пристрелю тебя!
– отвечал другой.
– Мне этого не хочется! Но я это сделаю!
"Пристрелю тебя"? Эти слова ужасом разлились в моей крови.
Теперь я была достаточно близко, чтобы рассмотреть троих человек. Мой взгляд упал на первого жилистого мужчину, который стоял в тридцати футах (9 м) от меня посреди луга для выпаса скота. Его темные волосы на висках отливали сединой. Одет он был в джинсы и старую зеленную военную толстовку, а на одном плече у него лежала бейсбольная бита. Его движения были неловкими. Мгновение спустя я поняла, что у него была только одна рука. Справа от этого мужчины стояли бородатый бродяга с серебристым пистолетом в руке и фигурка поменьше, одетая в лохмотья. Когда мое дыхание чуть успокоилось, я услышала, что она плакала. На земле между всеми ними лежала мертвая корова.
Браконьеры.
Чейз сжал мою руку. Кивнул, чтобы я отступила назад. Я увидела, как в его ладони блеснуло оружие. Он держал пистолет наготове, касаясь большим пальцем предохранителя, но дуло нацелив в землю. Я поняла, что он не хотел вступать в эту разборку.
Я разрывалась на две части. С одной стороны правильным было бы помочь фермеру, который, судя по всему, пытался защитить свой участок одной лишь бейсбольной битой. Но, с другой стороны, чего нам будет это стоить?
В этот миг прогремел выстрел, звук которого, отразившись от стволов деревьев, эхом отдался по моей барабанной перепонке. Бродяга выстрелил выше головы фермера, но это не заставило храброго мужчину отступить. Перед моим мысленным взором встала картина ног перевозчика на кухонном полу. Чейз поднял свое оружие на случай необходимости защищаться и толкнул меня к земле.
В воздухе раздался вскрик. Его близость напугала меня; я почти подумала, что это я сама кричала. Повернув голову вбок, я напрягла слух, стараясь разобрать что-нибудь за собственным лихорадочным дыханием. Женщина с фермером не могла издать этот звук: она была слишком далеко, а для мужского голоса крик был слишком высоким.
Теперь я услышала хныканье. Где-то рядом. Мои пальцы скребли по земле, я приготовилась
Ребенок. Не старше семи лет.
Его разделенные на пробор волосы были каштанового цвета, а нос таким же красным, как и его толстовка. Я мгновенно поняла, что он должен был быть с фермером; он был слишком хорошо одет для компании вторгшейся парочки. Он, напуганный, прятался и смотрел, как вор целился в его отца из оружия.
Мое лихорадочное дыхание замерло в горле, и, не думая, я вырвалась из хватки Чейза и проползла десять футов (3 м) к укрытию мальчика.
– Эмбер!
– прошипел Чейз.
Над нами разнесся голос мужчины с оружием:
– Да, знаешь, у меня тоже когда-то был дом. Дом, работа и машина. Две машины! А теперь мне нечем даже накормить мою семью!
– Я слышала, как он расплакался. Его отчаяние вырвалось наружу. И я, и Чейз напряглись.
Мальчик громко всхлипнул. Вор повернулся к нам.
– Что это? У вас здесь еще кто-то есть? Кто там?
– Никого!
– с силой ответил фермер.
– Здесь только мы.
– Я слышал кого-то!
– вор начал двигаться в нашу сторону.
Я замерла. Мои пальцы погрузились во влажный ковер опавших листьев. Мальчик был еще в пяти футах впереди, но он уже увидел меня. Обеими руками он прикрывал свой рот. Его лицо блестело от слез.
Я поднесла трясущийся палец к губам, отчаянно пытаясь заставить мальчика молчать. Ну почему мы не отступили, как и хотел сделать Чейз?
Ясное шуршание растительности вывело меня из транса. На краткий миг я встретилась глазами с Чейзом и увидела жесткий взгляд солдата. Затем он неожиданно бросил рюкзак на землю и поднялся в полный рост. Он никогда еще не казался мне таким грозным.
– Кто, черт возьми, ты такой?
– прокричал вор, направив пистолет в грудь Чейза.
У меня закружилась голова. "Да что же он делает?" Я пыталась схватить Чейза за лодыжку, чтобы заставить его опуститься обратно к земле и получше оценить свои действия, но было слишком поздно. Я поняла, что он защищал ребенка. Показал себя, чтобы мужчина не начал стрелять по лесу на удачу. Перспектива того, что Чейза могли ранить, окатила меня беспомощностью.
– Эй, расслабься. Опусти пушку, - услышала я спокойный приказ Чейза. Вор поколебался и отступил на несколько шагов.
– Кто ты такой?
– Путешественник, как и вы. Чертовски холодно, верно? Думаю, это хуже всего. Холод. Слушай, я знаю, вы голодны. У меня есть немного еды, и я поделюсь ею с вами в качестве ужина, а потом мы придумаем план, хорошо?
– Назад!
Глаза фермера бегали с одного вооруженного мужчины на другого, затем они метнулись к лесу, где прятался мальчик. Вечерний воздух звенел от неподвижности.
– Пожалуйста, Эдди!
– выпалила жена вора.
– Пожалуйста, уйдем отсюда!
Мужчина поднес обе руки к голове. Дуло пистолета прижалось к его виску.
"Он собирается застрелить себя", - в ужасе подумала я.
– Гляди, я опускаю пушку, ладно?
– произнес Чейз.
– Ты свою опусти тоже, и мы найдем тебе какой-нибудь еды.
– Я в замешательстве смотрела, как Чейз нагнулся, чтобы положить пистолет на землю. Переговоры были частью его обучения, но правильно ли он поступал? Он добровольно становился практически беззащитным!