Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов)
Шрифт:
Барбер мрачно улыбался, прокручивая в голове придуманные им киносценарии перед громадными афишами у входа в кинотеатры. В кино все выглядит гладко -- просто приключения авантюристов.
Повернул к Елисейским полям; шел неторопливо, бесцельно, не зная, что предпринять,-- то ли поесть, то ли прежде выпить. Почти машинально ноги понесли его по направлению к отелю "Плаза-Атене": за те две недели, когда его так старательно обхаживал Смит, они встречались в английском баре этого отеля почти каждый вечер.
Спустившись в бар, он сразу увидел в углу за столиком
"...Пятьдесят вылетов.." -- донеслось до него: говорил Ричардсон. Голос у него громкий, отлично слышен в любом месте бара. "Африка, Сицилия, Италия..."
В это мгновение Смит его увидел; холодно кивнул, не выражая никакого желания пригласить за столик. Ричардсон повернулся к нему на стуле, неловко улыбнулся и покраснел до ушей, как будто лучший друг застал его со своей подружкой на месте преступления.
Барбер помахал им; мелькнула мысль, не подойти ли, не увести ли Ричардсона. Эти двое явно пытаются выяснить, что каждый думает о другом, точнее, Смит о Ричардсоне. Ну, о Джимми нечего долго размышлять, это вам не человек-загадка. Поставьте ему стаканчик -- и он ваш друг по гроб жизни. Все испытания, через которые ему пришлось пройти,-- война, женитьба, отцовство, жизнь в чужой стране,-- кажется, не изменили его: все еще верит, что его просто нельзя не любить и никому в голову не придет причинить ему зло. Когда Джимми вам не досаждает -- вы назовете такое его качество доверчивостью; а если утомляет -- глупостью.
Пристально наблюдая за выражением лица Смита, Барбер размышлял: он достаточно хорошо знает его, чтобы точно определить, что у него сейчас на уме, что скрывают эти красивые глаза и бледное, словно припорошенное пудрой лицо. С полной ответственностью заявил бы, что Джимми Ричардсон до смерти надоел Смиту и тот мечтает поскорее от него избавиться.
Улыбаясь, снова взялся за стакан. Мальчику Берти понадобился час, всего час, чтобы, изучив это ничего не выражающее, добродушное лицо, прислушавшись к гулкому басовитому голосу, прийти к выводу: нет, это не тот человек, который перевезет на самолете небольшой ящик с пятифунтовыми банкнотами из Каира в Канны.
Быстро осушив свой стакан, Барбер покинул отель, опередив Смита с Ричардсоном -- те тоже встали из-за стола. Никаких планов на сегодняшний вечер у него нет, но идти к Джимми и Морин Ричардсонам, чтобы там пообедать и потом долго торчать у них,-- тоже нет.
С тех пор прошло больше двух месяцев, и вот уже тридцать два дня, как от Джимми Ричардсона ни слуху ни духу. За весь вечер тщательных поисков Барберу так и не удалось напасть на след Берта Смита. Обошел все рестораны, художественные галереи, побывал на ипподроме, в его любимой парикмахерской, в парилке, в барах -- никто его не видел уже несколько недель кряду.
Около восьми часов Барбер зашел в английский бар в "Плаза-Атене". Он насквозь промок и озяб после утомительных прогулок под дождем, ужасно устал, ботинки разбухли от сырости. В почти пустом баре, вспоминая с сожалением, сколько пришлось сегодня
Потягивая его в тишине бара, никак не мог отвязаться от одной мысли: должен был предостеречь Джимми. Но что мог он ему сказать? Да и не стал бы он слушать. Но все равно следовало предостеречь как-то так: "Послушай -- все это очень дурные предзнаменования, ступай-ка поскорее домой! Я видел, как разбивается во сне самолет у четвертого препятствия; а еще -- труп египтянина: его несли, ступая по мертвой траве; видел шелковые одежды и карты, запятнанные кровью".
Теперь он горько каялся, что был так заносчив, так чертовски уверен: Джимми Ричардсон глуп, и ему не осмелятся предложить такую кучу денег; а Берт Смит слишком умен, чтобы нанять Джимми.
Ну почему он не сказал ничего, и в результате вот как все обернулось -осталась эта неистовая, лишившаяся мужа, несчастная женщина без пенни в кармане; она умоляет его о помощи, хотя уже, конечно, поздно. Что он может сделать для нее без единого пенни в кармане? Джимми Ричардсон оказался настолько глуп, что даже не потребовал от работодателей аванса.
Вспомнить только, как Джимми и Морин стояли на своей свадьбе в Шриверпорте, рядом с командиром их авиационной группы полковником Самнерсом,-- такие счастливые, улыбающиеся, совсем еще, по сути дела, молодые, немного смущенные... Как самолет Джимми над Сицилией остался без крыльевого топливного бака. А искаженное от страха лицо Джимми, когда он приземлился в Фодже с пылающим двигателем... Или как он в пьяном виде орал песни в баре в Неаполе; как поделился с ним на следующий день после их приезда в Париж: "Послушай, мальчонка, вот этот город по мне -- у меня, знаешь, эта Европа в крови!"
Барбер допил виски, заплатил и медленно поднялся по лестнице, из телефонной будки позвонил к себе в отель -- не звонил ли кто ему, не оставил ли для него сообщения.
– - Мадам Ричардсон названивала вам целый день,-- доложил старик за коммутатором,-- с четырех дня. Просила вас ей перезвонить.
Поблагодарив, он уж собирался повесить трубку.
– - Погодите, погодите! Секундочку!
– - раздраженно заворчал старик.-- Я еще не закончил. Она звонила час назад, просила передать, что уходит из дома. А если вы вернетесь до девяти, ждет вас в баре отеля "Беллман".
– - Благодарю, Анри. Позвонит снова -- передайте, пожалуйста, что я пошел к ней.
"Беллман" совсем рядом, можно не торопиться, хотя дождь и не прекращается. Чего ради ему спешить -- чтобы опять увидеть несчастную, расстроенную вконец Морин Ричардсон? Дойдя до отеля, он остановился в нерешительности: здорово устал, может, отложить свидание с Морин, встретиться с ней в другой день? Но пересилил себя, толкнул дверь.
В очень маленьком баре полно хорошо одетых мужчин -- коротают время за выпивкой перед обедом. А вот и Морин: сидит в углу одна, наполовину отвернувшись от публики; тонкое, поношенное пальто переброшено через спинку стула; перед ней в ведерке со льдом бутылка шампанского.