Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов)

Шоу Ирвин

Барбер направился к ней; его раздражала почему-то эта бутылка шампанского. Выходит, вот куда ушли его пять тысяч франков,-- он негодовал: женщины в наши дни все поголовно сходят с ума! Наклонившись, он поцеловал ее в макушку. Она нервно подпрыгнула на стуле, но сразу заулыбалась, увидев, кто перед ней.

– - Ах, это ты, Ллойд!
– - почему-то прошептала она и поцеловала его.

От нее сильно пахло шампанским, и он даже подумал: уж не пьяна ли?

– - Ллойд, Ллойд!
– - только и повторяла Морин.

Потом оттолкнула его слегка от себя, держа за обе руки; на глазах у нее выступили слезы, губы дрожали.

– - Я пришел, как только мне сообщили о твоем звонке.--

Он старался быть построже с ней, чтобы, не дай бог, не расплакалась в баре перед всеми. А она уже стояла перед ним, жадно цепляясь за него руками, рот ее то и дело раскрывался. Смущенный, он смотрел вниз, на ее руки: такие же красные, а ногти такие же неровные, но на одном пальце поблескивает кольцо с крупным бело-голубым драгоценным камнем... Когда она приходила к нему в отель, ничего подобного у нее не было. Какое кольцо! Да он такого сроду не видал! Поднял голову, стараясь не поддаваться страху, мысленно себя спрашивая: чем это она занялась; в какую аферу позволила себя втянуть?.. И тут увидел Джимми: пробирается к ним между столиками, широко улыбается. С первого взгляда заметно, что сильно похудел; лицо смуглое от загара, как будто только что вернулся из отпуска после месяца, проведенного на юге, на пляже.

– - Привет, мальчонка!
– - Голос Джимми, загудев, поплыл над столиками, перекрывая все тихие беседы.-- Я только что тебе снова звонил.

– - Он вернулся!
– - провозгласила Морин.-- Он вернулся сегодня, в четыре, Ллойд!
– - И плавно опустилась на стул.

Что бы там еще ни случилось сегодня днем, ясно, что недостатка в шампанском не было. Она все еще сжимала руку Барбера, поглядывая вверх, вся дрожа, с каким-то полубессознательным выражением глядя на мужа.

Джимми, с размаху хлопнув Барбера по спине, свирепо стал трясти ему руку.

– - Ллойд! Ллойд!
– - повторял он.-- Старый, добрый Ллойд! Гарсон!
– заорал он, и от мощи его голоса, казалось, заходил ходуном весь салон.-Ну-ка, тащи еще стакан! Снимай пальто, дружище! Садись, садись!

Ллойд последовал его призыву.

– - Добро пожаловать домой!
– - тихо откликнулся он, и ему пришлось полезть за носовым платком.-- Ну вот, последствия этого собачьего холода.

– - Прежде всего,-- начал Джимми,-- у меня здесь кое-что припасено для тебя.-- И, церемонно порывшись в кармане, извлек пачку банкнот по десять тысяч франков; вытащил одну, толщиной в три дюйма; с самым серьезным видом пояснил: -- Ты чертовски хороший друг, Ллойд! У тебя есть сдача с десятки?

– - Думаю, что нет. Точно -- нет.

– - Гарсон,-- обратился Джимми к официанту,-- ну-ка, разменяй мне вот эту бумажку на две по пять тысяч!

Когда Джимми говорил по-французски, даже американцы кривились. Аккуратно разлив вино по трем стаканам, поднял свой, чокнулся вначале с Барбером, потом с Морин. Жена глядела на него, не отрываясь ни на секунду, словно видела впервые и не надеялась больше никогда в жизни увидеть нечто такое же чудесное.

– - За преступность!
– - провозгласил тост Джимми; хотел хитро подмигнуть, но у него ничего не вышло: все лицо исказилось, как у младенца, который еще не способен на такой тонкий жест и ему приходится использовать пол-лица и весь лобик.

Морин хихикнула. Выпили; шампанское оказалось очень хорошее, первый сорт.

– - Сегодня обедаем у нас,-- пригласил Джимми,-- все трое! Обед в честь одержанной победы! Красотка, ты и я, потому что если бы не ты...-- И, напустив на себя торжественный вид, положил руку Барберу на плечо.

– - Спасибо.-- Ноги у Барбера оледенели, промокшие отвороты брюк все время касались мокрых носков, и из носа текло.

– - Показала тебе Красотка кольцо?
– - осведомился Джимми.

– - Да, показала.

– - Всего несколько часов носит -- с шести.

Морин, подняв руку, снова залюбовалась своим кольцом и захихикала.

– - Я знаю одно местечко, где можно заказать фазана, и самое лучшее вино в Париже, и...-- заговорил Джимми.

Подошел официант, принес две бумажки по пять тысяч франков. Не отдавая себе отчета, словно в тумане, Барбер вдруг подумал: "Интересно, сколько же весит каждая?"

– - Если окажешься в заднице,-- Джимми передал ему долг,-- знаешь теперь, к кому обратиться.

– - Да.-- Барбер спрятал купюру в карман и опять начал чихать.

Минут десять спустя извинился: не может он с такой сильной простудой досидеть с ними до конца. И Джимми, и Морин упрашивали его остаться, но ему-то сразу стало ясно, что без него они будут чувствовать себя гораздо более счастливыми. Выпив второй бокал шампанского, встал и, пообещав поддерживать с ними постоянную связь, удалился, ощущая, как чавкает в мокрых ботинках вода.

Хотелось есть, и, конечно, фазан пришелся бы сейчас весьма кстати, да и простуда не столь уж сильна, хоть нос и прохудился. Но он знал, что не вынесет такого испытания -- не просидит весь вечер в компании Джимми и Морин, которые только и глядят друг на друга, не замечая никого и ничего вокруг.

До отеля дошел пешком -- решил больше никогда не связываться с такси, поднялся к себе и сел на край кровати в темном, ненавистном номере, даже не сняв пальто; подумал, вытирая нос тыльной стороной руки: "Лучше убраться отсюда, да поскорее... Нет, этот континент не для меня".

СКВЕРНАЯ ИСТОРИЯ

Занавес опустился, и в зале раздались громкие аплодисменты. После трех длинных актов в театре стало тепло, и Роберт Харвей не очень старался, только похлопывал себя по запястьям -- зачем зря потеть? Крупный грузный, он давно заметил, что, стоит ему поддаться всеобщему восторженному энтузиазму сильно перегретой публики в Мидтауне, как с него хоть воду выжимай. Однажды в подобной ситуации он сильно простудился, выйдя на улицу, прямо под дождь с ураганом, после спектакля "Трамвай "Желание""1, и после этого научился усмирять свой темперамент и выражать актерам благодарность за игру вежливыми, почти неслышными хлопками.

Занавес снова пополз вверх, актеры вышли на поклоны -- все широко улыбались, весьма довольные: пьеса идет уже три месяца и будет еще идти, по крайней мере, год, а значит, им нечего беспокоиться об обеде. Роберт довольно холодно смотрел на артистов, думая: "Нет, конечно, их искусство явно не заслуживает такой высокой цены за билет -- четыре доллара восемьдесят центов! Что же происходит с пьесами -- ведь совсем не такие мне приходилось видеть молодым человеком?.."

Вирджиния рядом с ним громко хлопала в ладоши; глаза сияли, как всегда, когда она получала удовольствие. Роберт решил ничего не говорить ей о цене билета, когда они позже станут обсуждать пьесу. Теперь актеры выходят на поклоны по одному; на сцене появилась девушка, игравшая циничную подружку главной героини, и Роберт, позабыв о всех предосторожностях, изо всех сил забил в ладоши, рискуя сильно вспотеть,-- просто однажды он встретил эту девушку на вечеринке. К тому же она совсем недурна собой: длинные черные, необычно подстриженные волосы, большие голубые глаза... Правда, довольно крупна, наверняка в будущем растолстеет, но, пока она актриса, останется такой же еще несколько самых важных для нее лет. Роберт чувствовал, как на лбу у него выступают капельки пота, и искренне обрадовался, когда, продемонстрировав всем в глубоком поклоне верхнюю часть пышных грудей, она ушла за кулисы.