Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Она быстро встала и прошлась по мастерской, едва не хлестнув Олимпа своей одеждой. Как он мог так спокойно рассуждать о жизни и смерти народов, когда жизнь всего их дома висела на волоске?..
– Олимп, ты знаешь, зачем уехал хозяин? – спросила Феодора.
Она сжимала и разжимала кулаки.
Олимп вдруг схватил ее за плечи. Его цепкие руки впивались в ее тело, глаза впивались в глаза.
– Очень мало, - ответил скульптор. – Наше дело ждать, а не мешать своему господину в том, в чем мы помочь не можем!
– Ты просто
Упрек, казалось, достиг цели; потому что Олимп вдруг утратил уверенный вид и отвел глаза.
– Иди в библиотеку, - наконец сказал он. – Я сейчас умоюсь, сменю платье и поднимусь к тебе. Там мы сможем поговорить.
– Но ведь нас заметят, - сказала Феодора, осознав это предложение.
– Заметят – и что с того? – сурово ответил скульптор.
Феодора кивнула и улыбнулась.
– Хорошо, я буду тебя ждать в библиотеке, - сказала она и быстро скрылась.
Оставшись один, грек несколько мгновений рассматривал свое произведение. Он коснулся пальцами лба статуи, вглядываясь в ее лицо… потом покачал головой и потупился, точно отказываясь понять эту женщину, как и других женщин. Потом вздохнул и принялся отмывать в руки в ванночке с водой, в которой плавали розовые лепестки.
Феодора сидела в библиотеке в кресле хозяина, сложив руки на коленях, точно ученица. Олимп вошел и улыбнулся ей. Он сел рядом на скамью, точно отказываясь от удобства, чтобы сохранять твердость.
Славянка кашлянула и склонилась на руку, в его сторону.
– Ну, что скажешь, Олимп?
Он смотрел на нее с полным вниманием - и в полной бдительности.
– Что ты хочешь знать?
Феодора откинулась на спинку кресла и глубоко вздохнула.
– Я хочу знать, что происходит между семейством Нотарасов и семейством Калокиров, - медленно проговорила она. – Я хочу также знать, какое прошлое имеет… госпожа Метаксия. Кто ее главные враги? И каковы ее дела с итальянцами, что она так ненавидит их?
Олимп посуровел, его темные глаза так и впивались в модель.
– Ты очень смела на язык и опрометчива, - сказал он. – История семьи нашего господина слишком долга и сложна, чтобы я стал сейчас излагать ее тебе. А семейная вражда, как ты должна понимать, не начинается и не кончается одним человеком. Если бы мы стали считаться всеми обидами и держать их в уме… кровавая пелена всегда туманила бы наши взоры.
– Так ведь она и туманит, - ответила Феодора.
Олимп сцепил худые руки, опустив на них подбородок с небольшой черной бородкой.
– Что до врагов госпожи Метаксии, - медленно сказал грек, - главное сейчас не то, кто ей враг, потому что их очень много, а то, с кем она решила свести счеты. Фома Нотарас, сын ее дяди, – как старинный друг ее семьи, так и старинный ее враг… Это зависит от того, какими глазами она на него поглядит.
– Не понимаю, - сказала Феодора.
Олимп улыбнулся.
– Ну, многое ты уже понимаешь, - сказал скульптор.
Тут Феодоре стало дурно от нового понимания.
– Ее супруг… - прошептала она. – Не причастен ли Фома…
– Нет! – сурово воскликнул грек.
– Супруг госпожи Метаксии, Лев Аммоний, был храбрым военным человеком и погиб в бою, - сказал скульптор. – Сейчас поводов проявить доблесть, как и погибнуть за свою правду, искать не нужно… Правды на нашей земле множатся, поводы для битв тоже, - усмехнулся он.
Феодора вздохнула, страдая за то, чего никогда вполне не поймет.
– У них были дети? – спросила она.
– Да, - ответил Олимп к ее удивлению. – Двое мальчиков, погодки. Оба умерли от чумы в Константинополе, охватившей город из-за нечистоты.
Феодора ахнула. “Тебе повезло… Во всем городе нет воды”, - прозвучали в ее голове слова Метаксии.
Сколько же ужаса могло скрываться за самыми простыми, обыденными словами! И сколько ужаса люди скрывали друг от друга за стенами своих домов – особенно женщины, вечные молчальницы!
Олимп положил ей руку на локоть.
– Все умирают, - повторил он утешительные слова, которые сказал Феодоре в мастерской. – Это было семь лет назад… Дети совсем не мучились. Господь прибрал их быстро.
Феодора кивнула. Других слов у нее не осталось.
– И теперь Метаксия мстит за свое горе всем, кто остался жив и может иметь потомство, - прошептала славянка.
Олимп покачал головой.
– Нет, - ответил он. – Госпожа Метаксия не из таких. Она просто… избывает свою натуру, излишек своей силы. В семье она никогда не могла бы обрести счастье.
“Ей следовало бы родиться мужчиной”, - прозвучали в голове Феодоры слова господина.
Нет, не мужчиной, подумала славянка. Метаксии Калокир следовало бы сразу родиться царевной, чтобы сделаться императрицей…
Она ломала пальцы. Олимп глядел на нее терпеливо и умиротворяюще.
– Помолись, госпожа, станет легче, - сказал он.
– Давай помолимся вместе, - прошептала Феодора. – Помолимся моему русскому Христу.
Ей хотелось сейчас вскочить на коня и носиться по полям, избывая свою натуру, - но вместо этого она поднялась с кресла и стала на колени, склонив голову; и скульптор стал рядом с ней.
Микитке не пришлось ждать долго.
Он не считал дней – дни были слишком похожи один на другой и унылы, чтобы запоминать их, - но однажды неизвестная ему служанка гинекея сказала, что его зовет госпожа, которой нужна свита, чтобы идти в храм. Многие знатные гречанки, вся жизнь которых состояла в рукоделье, богомолье и сплетнях, занимали себя тем, чтобы составлять себе свиту попышнее и подиковиннее. Микитка уже навидался этого у себя в Москве, служа при господах; но теперь его остро укололо сознание того, что могло скрываться за подобными пустяками.