Стая. Волки и гончие
Шрифт:
– Хорошо. Но я могу дать вам только пару минут.
При виде кислородной маски на лице Клифа Арго, разумеется, тут же стало необходимо услышать его голос. Сомкнутые веки напомнили, как давно он не видел глаз Кости смеющимися. При взгляде на капельницы, трубки и повязки стало больно от того, что нельзя потискать парнишку в дружеских объятиях.
«Ценишь только то, что вот-вот можешь потерять?» – упрекнул себя Макс, присаживаясь рядом с койкой друга и бережно накрывая его ладонь своей. Только это он и мог сейчас сделать, какие бы сильные чувства не жгли огнем изнутри. Обнимать, взъерошивать вьющиеся локоны, дурачиться – все это можно было делать вчера, позавчера, все предыдущие дни. Когда Максу было не до этого. В последнее время ему всегда было не до этого.
И только сегодня он вспомнил, как ему дорог его добрый и веселый друг. Вспомнил, как давно не давал ему это понять. Ему, Марку, Кельту, Соболю – каждому из них. Забывал, не успевал. А теперь может быть поздно. И от этих, навязчивых мыслей, от чувства вины становилось жарко до озноба, тошно до головокружения и страшно до паники.
Как он, «атаман», мог допустить, что безумие их нового, сумрачного мира выбрало жертвой самого невинного? Как вообще могло получиться так, что это солнце оказалось здесь – в обители пороков, в плену криминала?
Клиф пришел сюда за Арго и его компанией, которых избрал себе в кумиры и любил удивительной, иррациональной любовью, словно родных братьев. Он шел за ними с самого детства, чтобы очарованно любоваться, дарить свое тепло, делить радости, терпеть неприятности и однажды спасти «атаману» жизнь. Но даже раньше, когда Макс без памяти любил своих друзей, ежедневно утопая в восторге этого взаимного чувства – даже тогда он и представить не мог, что кто-то когда-то решится отдать за него жизнь. «Чем я заслужил такую верность? Как сумел так привязать его к себе? На беду привязал… на беду…» – подумал Арго и тихонько пропел-прошептал слова давно забытой им песни:
– Мой лебеденок, ты меня прости,
За то, что я тебя не отпустил.
И все же точно, что молва идет:
Кто нежно гладит, тот того убьет…
Он тут же вздрогнул от слабого движения под его ладонью: Клиф пытался сжать его руку обессилевшими пальцами. Даже сейчас он выполнил желание своего лучшего друга: приоткрыл глаза и смотрел все с тем же светлым, красноречивым чувством.
– Братишка… Спасибо тебе, родной, – дрожащими губами пролепетал Макс, растерянный от этой любви.
Он даже не представлял, каким счастливым делает Костю каждое его теплое слово. И как ранят слезы, которые так предательски увлажнили глаза Арго.
Это исчерпывающее безмолвное общение прервал звонок телефона, который Арго перевел на беззвучный режим. Не хотелось покидать Клифа ни на секунду, но для разговора пришлось выйти в коридор – звонил Соболь. До этого уже звонили Кельт и Марк, спрашивали, как дела у Клифа и у самого «атамана», и отчитывались, что у них все под контролем. Теперь, видимо, нужно было выслушать еще один отчет.
– Слушаю тебя, Олег.
– Макс, у нас все в порядке. Мама, сестра и Вера дома, мы с ними – не отлучаемся ни на минуту. Как там у вас?
– Операцию сделали, Костя пришел в себя, – со сдержанной радостью поделился Арго, не забывая слова врача о том, что «шансов мало». Друзьям об этом решил не говорить. – Меня пустили к нему на пару минут.
– Отлично! – оживился Соболь. – Макс, ты только не сердись: мы к вам Кельта отпустили, он вот-вот приедет в больницу. Он места себе не ходит, бедняга, из-за того, что на Клифа вчера так жестко наехал…
Арго улыбнулся: к нему по коридору уже бежал их суровый воин с нежной душой.
– Все нормально, Кельт уже здесь, – сообщил он в телефон.
– Ну, хорошо, – вздохнул Соболь. – Приезжайте вместе: и вам безопаснее, и нам спокойнее.
– Разумеется.
– И передай привет Клифу от нас с Марком.
– И от меня! – послышался из трубки настойчивый голос Нади.
– И от нас с мамой, – добавился к нему взволнованный голос Веры.
– Обязательно, – тепло пообещал тот и отключил связь.
Пока он разговаривал, Кельт в развевающемся от стремительного шага белом халате кивком головы поприветствовал «атамана» и без промедления вошел в палату Клифа. Арго, тихо ступая следом, остановился у дверей, завороженный увиденной сценой. Горестно ссутулившись на самом краешке стула у койки друга, Кельт с неловким, неумелым, полузабытым участием гладил Костю по голове своей трясущейся рукой и горячо шептал, прижмуриваясь, словно от боли:
– Ты прости меня, братишка, прости, дурака крикливого!.. Возвращайся к нам, ладно? Поправляйся быстрее! Нам без тебя совсем хреново…
По щекам Клифа катились растроганные слезы, а пальцы трудно, но упрямо сжимали другую руку Кельта в ответ.
– Время, – коротко напомнила врач, заглянувшая в палату через плечо Арго.
Тот кивнул и, чувствуя неловкость из-за необходимости прервать этот диалог, подошел к Кельту и потрепал по плечу:
– Пойдем, Дим, нам пора.
Кельт тяжело поднялся на ноги и лишь на мгновение пересекся с «атаманом» взглядом, словно смущаясь своей слабости. Кажется, он еще никогда не был так растерян и раним, как сейчас, а без привычной уверенности и твердости во взоре был практически неузнаваем.
– До встречи завтра, Костя. – Арго бережно коснулся его щеки, стирая слезы. – Отдыхай. Я и сам не хочу уходить, но так надо, – посетовал он, отвечая на немое огорчение в глазах Клифа. – Ты набирайся сил, отдохни немножко от нас. А то мы тебя только до слез доводим. Олег, Марк и вся моя… наша семья передает тебе привет. Завтра мы придем с ними. – Макс улыбнулся, ободряюще пожал Косте руку и вышел в коридор. Не прощаясь.
То, что торопливо шептал Клифу Кельт, он не стал подслушивать: он и так увидел уже слишком много, и теперь не мог унять ноющего сердца.