Стебалово
Шрифт:
– То-то и оно... Ик! Хана мне. Бес попутал. Чё ела? Сама не пойму. Ик-ик-ик!
Подобный упадок духа Серафим наблюдал впервые. Он осмотрелся и сразу понял, о каких пельменях идет речь: на двухметровом блюде лежал обезображенный Антуан.
– О боже...
– прошептал Серафим. – Лысый в своем репертуаре.
– Засада, - икнула Эммануэль.
– Где он сейчас?
– Отвалил. Ик, мать его, ик-ик!
Рядом с хозяйкой дворца стояла переполненная пепельница. По меньшей мере полтора десятка украшавших
– Ты икаешь не из-за пельменей, - понял убийца.
– Тебя губит парево.
– Меня губит черная натура.
– Тебе хорошо бы восстановить силы.
– Спасибо, я только что плотно перекусила.
– Я имел в виду, надо бы поспать.
Не обращая внимание на Серафима, она тупо вернулась к порочному маркизу:
– "...Он задрал ей платье и нижние юбки выше живота, уверенным движением..."
Уверенным движением убийца попытался отнять у нее книгу и косяк. Книгой овладеть удалось, а пионерку Эммануэль, несмотря на упадок духа, не отдала.
– Идем, я доведу твою милость до опочивальни, - предложил Серафим. Здесь тебе лучше не оставаться. Сон укрепит твои силы.
– Мои силы уже не укрепит сам дьявол.
Да, у Эммануэль аж глаза почернели, нехило ее застращал Василий Бляха.
– Проспишься - хандру как рукой снимет, - возразил Серафим.
– Давай, поканали, в люльку, мать. То ли еще с нами ни бывало.
– Погоди-к...
– Она смерила убийцу почерневшим взглядом.
– А ты кто, ваще?
– Я?!
– Ты, ты, блин. Чё те надо?
– Сама ж позвала. Я - Серафим.
– А, Серафим! Серафимушка, - признала Эммануэль, сделав умное лицо.
– Как делишки, сынок?
– Тьфу-тьфу-тьфу.
– Слыхал, что тебя шмонает Лысый?
– Слыхал, слыхал.
– Совсем порядочность потерял Василий Исидорыч.
– Я уже понял.
– Жениться ему пора, ведь скотеет, падла, на глазах. Смотри, че наделал!
– Она показала на Антуана.
– Куда ж это годится? Как думаешь: помер али нет?
– Пацан?
– Серафим тоже уставился на огромное блюдо.
– Ну.
Без всякой надежды нащупав пульс на руке пострадавшего любовника, Серафим с удивлением ответил:
– Нет, живой.
– Ништяк!
– Эммануэль чуть оживилась.
– Хоть одна хорошая новость.
– Да...
– протянул Серафим, вернув руку Антуана на блюдо.
– Говорил тебе, не шейся с блатарями, мальчик.
– Чё ты там бакланишь?
– встревожилась Эммануэль.
– Тебе полегче?
– не ответив, спросил Серафим.
– Да мне по фиг.
– Что я могу для тебя сделать?
– Все, что ты мог для меня сделать, ты сделал.
– К Эммануэль стал неожиданно возвращаться человеческий облик.
– Теперь прими от меня большое человеческое спасибо, как выражается твой Бляха, и позволь мне тоже для тебя кой-че сделать.
– Как это понимать?
– Как хочешь, так и понимай.
– Кажется, мать, ты созрела для того, чтобы заказать Лысого, - понял убийца.
Эммануэль воздержалась от конкретного ответа.
– Или будешь ждать, когда тебе приготовят второе ухо?
– пригрозил убийца.
– Ик-ик-ик-ик!
– прорвало хозяйку.
– Мать твою, ик-ик! Лучше не напоминай мне о пельменях, чтоб тебе!
– О'кей. Но я хочу предостеречь: Лысый одним подарком не ограничивается, я этого подонка не первый день знаю. Сначала он угощает пельменями, потом заставляет курить ногти. А ногти -- это тебе не парево, особо не забалдеешь. Так что остановись на одном ухе, мать, и...
– Ик-ик-ик! Созрела, созрела, черт с тобой!
– сдалась Эммануэль.
– Только завянь, голубчик, я же просила: ни слова про пельмени. Ик-ик!
Серафим почувствовал, что совсем близок к цели и вот-вот получит Лысого в качестве клиента. У Эммануэль появились все причины заказать неприступного и зарвавшегося авторитета.
– Я всегда говорил: нет худа без добра, - удовлетворенно заметил Серафим.
– Итак, переходим в наступление.
– Черт бы вас всех побрал, - удрученно проворчала мисс Каннибал.
– Как ваще в этой говеной стране работать? Я ж приехала сюда ради наживы, а не ради каких-то гнилых разборок. Во что меня впутали?
– Ее причитания носили риторический характер и к сути дела отношения не имели.
– Ик! Ик! Мое дело -- кухня, меню, мясорубки. Куда я влипла?
– Нажива - это дьявольски хорошо, - наседал бесцеремонный убийца.
– Кухня – да, прекрасно. Мясорубки – чертовски великолепно. Но кроме высоких материй, мамаша, иногда приходится уделять внимание мелким говенным делишкам, проводить, так сказать, дезинфекцию.
– Ик-ик-ик!
– перебила хозяйка дворца.
– Да выбрось, на фиг, свое парево, мать, в момент икать расхочешь!
Убийце наконец удалось отнять у осоловевшей бабы пионерку и затушить ее в пепельнице. Результат не заставил себя ждать. Секунд десять Эммануэль неподвижно смотрела в одну точку, как бы не веря в то, что икота ее отпустила, а потом резко и моложаво зашевелилась.
– Реально перестала, - поняла она.
– Не наколол, гаврик! Так че мы ботали? Чё Лысый?
– Прикинь, как четко можно оттопыриться, если Лысый будет страдать и ломаться, как это делаешь сейчас ты, - предложил Серафим.
– Даже очень можно оттопыриться, - согласилась преступница.
– Херово тебе было рубать пельмень, мать?
– Ой, херово, не говори! Я ж вегетарианка, а он, паразит, мне…
– Так устроим ему такой же прикол! – вдохновенно перебил Серафим.
– Прикол, говоришь?