Стеклянная Крепость
Шрифт:
Послушав Лицо со шрамом некоторое время, вождь жестом отвел его в сторону и впился в Гаррика взглядом, который, вероятно, должен был выглядеть устрашающим. Поскольку Гаррик был выше на полголовы, это сработало не очень хорошо. Края плаща вождя были изношены, а перья, казалось, представляли собой мешанину из всего, что можно было поймать в сеть или замазать птичьим жиром.
Вождь поднял руки высоко в воздух и начал речь, его голос то и дело срывался. В руке он держал заостренную дубинку длиной с его руку, что-то вроде деревянного меча. Он мог быть опасным оружием, но на его лезвии был вырезан сложный узловатый узор.
Опустив руки, вождь постучал себя свободной рукой по груди и сказал: — Вандало! Вандало!
Была большая вероятность, что он называл свое имя, а не говорил: — Сегодня хороший день, не правда ли? Гаррик коснулся своей груди и сказал: — Гаррик. Меня зовут Гаррик.
Волшебник заговорил, затем слегка приподнял топаз. Он махнул им в сторону вождя, который с недовольной гримасой отступил на шаг.
Волшебник посмотрел на Гаррика и сказал: — Марзан. Он коснулся своей груди и повторил: — Марзан! Затем он что-то повелительно сказал Лицу со шрамом и повернулся.
Лицо со шрамом неловко пожал плечами. Он сделал легкий жест свободной рукой, показывая, что Гаррику следует следовать за волшебником, который ковылял обратно в деревню с помощью женщины. Она оглянулась через плечо на Гаррика.
— Эта компания любит волшебников не больше, чем я, — пробормотал призрак Короля Каруса.
— «К счастью», — подумал Гаррик, шагая вслед за Марзаном, — «у меня самого нет такого предубеждения. Потому, что я не могу себе представить, как мы вернемся в наше собственное место и время без помощи волшебника».
Деревенский частокол представлял собой один ряд древесных стволов, врытых в почву и заостренных на верхнем конце. Земляная платформа с внутренней стороны давала защитникам преимущество в два фута над любым атакующим, но здесь не было, ни башен, ни бойниц для стрелков. Гаррик понял, что не видел луков или какого-либо другого метательного оружия.
Карус фыркнул, когда понял, что столбы частокола не были скреплены вместе. — С шестью сильными мужчинами и веревкой я мог бы проделать дыру, достаточно широкую, чтобы через нее можно было закатить фургоны! — сказал он. — Хотя я не уверен, что стал бы заморачиваться чем-то, кроме прямой атаки роты моих стрелков.
Внутри было около двух десятков овальных домиков с шаткими крышами и стенами из известковой штукатурки на плетеном каркасе. Каждый из них был приподнят на столбах, примерно на фут; земля и так уже размокла, и в сильный дождь должен был возникнуть серьезный риск затопления.
На окнах были ставни, но большинство из них были открыты. На длинных привязях Гаррику щебетали некие птицы, нервничая при виде незнакомца. Мелкоячеистые рыболовные сети висели под навесом карниза.
Улицы — дорожки, петлявшие между домами, были вымощены ракушками. Ракушки, вероятно, тоже были источником штукатурки; нигде с тех пор, как Гаррик прибыл в эти края, он не видел обнажений камня, который можно было бы обжечь для получения извести. Качество работы по дереву было впечатляющим, особенно потому, что у людей не было металлических инструментов, и он подумал, что Илну заинтересовало бы их умение обращаться со шнурами и тканями.
Марзан и женщина повели Гаррика к одному из двух домов в центре деревни. Оба были обнесены ажурными заборами высотой по пояс, скорее украшениями, чем предназначенными для уединения или защиты. По одну сторону забора, окружавшего территорию Марзана, росла узловатая глициния, но в это время года она не цвела.
Женщина открыла поперечную перекладину и отступила в сторону, пропуская волшебника внутрь. Когда он, шаркая, прошел мимо нее на территорию, она посмотрела на Гаррика и сказала: — Сома! Она коснулась своей груди, затем широко улыбнулась и приподняла верхнюю часть тонкой непромокаемой ткани, чтобы показать свою грудь, прежде чем последовать за Марзаном.
Лицо Гаррика было каменным, когда он закрывал за собой перекладину. Он услышал, как вдалеке что-то говорит Вандало, и оглянулся. Макушка вождя была едва видна над крышами домов. Должно быть, он стоял на платформе над воротами, чтобы обратиться с речью к жителям деревни, которых он позвал с полей.
Гаррику хотелось бы знать, о чем говорит Вандало. Хотя, основываясь на том, что он видел в этом человеке и правителях типа Вандало в других местах, он, вероятно, не так уж много упустил.
Гаррику пришлось пригнуться под дверным проемом Марзана, но потолок хижины был необычайно высок. Свет проникал не только через окна, но и через саму крышу — дранка была уложена полосами, внахлест с воздушными промежутками. Конструкция не сработала бы при сильном ветре, но текущая вертикальная морось, должно быть, является нормальным состоянием дел.
Пол был сделан из досок с узкими промежутками между ними, чтобы избежать луж от протечек с крыши и въевшейся грязи. Вдоль обеих длинных стен стояли простейшие кушетки. В центре комнаты на открытом очаге из глины, уложенном в деревянный каркас, горел небольшой огонь. Здесь не было дымохода, только крыша с проемами: войдя, они втроем потревожили воздух, заставив Гаррика сморщить нос от клубящегося едкого дыма.
Марзан уселся, скрестив ноги, у очага и жестом пригласил Гаррика сесть напротив него. Гаррик присел на корточки — обычный способ сидеть в деревушке Барка, когда там не было стульев. Сома прошла в другой конец хижины и достала из кладовой корзины, сделанные из тростниковых прутьев.
Волшебник осторожно положил свой топаз на пол перед собой, туда, где в доски были вставлены полоски более темного дерева. Они образовывали шестиугольник с желтым камнем в центре.
Марзан ухмыльнулся Гаррику и снял со своего головного убора самое длинное из трех черных перьев. Используя его как указку — как палочку — он по очереди прикоснулся им к углам фигуры, произнося нараспев: — Нерфабо кирали тонумен...
Топаз засиял. Свет в его сердцевине был слабым, но ярче, чем полумрак омытой дождем хижины. Изъяны в камне превратились в движущиеся тени.
— Оба френе муно... — сказал волшебник. Он использовал слова силы, обращаясь к существам, которые не были ни людьми, ни богами, но образовывали мост между ними. — Тила рикри ралатону!
Гаррик всегда думал о словах силы, как о вещах, которые читает волшебник. Марзан был неграмотен — в этой общине не было никаких признаков письменности, — но он произносил слоги тем, же певучим голосом, каким Теноктрис произносила заклинания, написанные ею изогнутым старинным почерком.
Культурная, образованная Леди Теноктрис была частью той же структуры, что и этот дикарь, который, вероятно, не понимал концепции письма. Внешне они отличались друг от друга, но в глубине души, тем не менее, были такими же, как Кэшел и Илна. Их мать, королева фей или кто-то еще более странный, передали им способность видеть закономерности, на которые воздействовало формальное волшебство с помощью заклинаний и слов силы.