Стеклянные крылья
Шрифт:
– Папа.
Худенькая девочка прокралась в комнату и встала у края дивана.
Она помолчала.
– В школе попросили на кое-какие вопросы ответить.
Бо Рамсгорд устало улыбнулся дочери.
– Да, милая, я сейчас приду.
Отец демонстративно посмотрел на часы.
– Да, извините, но мне надо сделать кое-что для школы и приготовить ужин.
– Мы почти закончили… – Йеппе поднял палец, прося еще одну минуту. – Вы знаете что-нибудь об остальных подростках, которые жили в интернате?
– Мария, Кенни и Исак. После того как Пернилла покончила
– Если можно, дайте нам номер телефона той организации, куда ваша жена поехала на курсы.
Йеппе встал и протянул отцу блокнот – тот нашел номер в телефоне и записал.
– Кстати, у вас есть грузовой велосипед?
– Грузовой велосипед? Нет. В саду полно детских и взрослых велосипедов, но без прицепа. Вам надо что-то тяжелое перевезти?
Йеппе не стал обращать внимания на шутку, и отец повел их к выходу мимо коробок. В дверях Йеппе на секунду остановился, чтобы застегнуть плащ, и обернулся, как будто ему только что пришла в голову мысль.
– Как думаете, кто убивает сотрудников «Бабочки»?
Бо Рамсгорд посмотрел на него мрачным взглядом.
– Понятия не имею. Но если вы это выясните, я буду первым, кто скажет этому человеку спасибо.
Глава 10
Есть два типа людей: одни едят для того, чтобы жить, другие живут, чтобы есть. За те двадцать пять лет, что они прожили вместе, Анетта часто говорила это Свенну, и оба знали, что он относится ко второй категории. Открывая глаза утром, первым делом Свенн думал о том, что приготовить на ужин. Он нередко ставил тесто или начинал готовить рагу сразу после завтрака. Одно из тех качеств, за которые она любила его еще сильнее.
Анетта гоняла по тарелке остатки куриной грудки – полуфабрикат в панировке. Ценить что-либо начинаешь тогда, когда этого больше нет.
– Ты все?
Свенн, держа на руках дочь, вопросительно на нее посмотрел и потянулся за ее тарелкой.
Она кивнула, и он стал убирать со стола, а она выпила стакан воды из-под крана. Когда кормишь грудью, надо пить много воды, литра два в день.
– Не самый выдающийся обед, я это отлично знаю, но с этой принцессой времени готовить почти не остается.
Свенн поцеловал младенца в пухлые щечки и по-дурацки рассмеялся.
– Все нормально. Я совсем не против, если скоро снова смогу влезть в джинсы.
Анетта посмотрела на некрасивые складки на бедрах. Живой инкубатор, дойная корова. Когда вернется ощущение, что тело принадлежит ей?
– Ты не забыла купить памперсы?
Памперсы! Единственное, о чем она должна была помнить.
– Нет, черт, забыла. Извини. У нас вообще не осталось?
– Хм, ну, вроде бы еще…
Анетта подскочила.
– Я могу успеть в магазин, пока он не закрылся. И заодно салфетки куплю.
Она торопливо вышла в прихожую и сняла с вешалки плащ.
– В морозилке есть молоко, можешь покормить ее из
Свенн подошел к ней с ребенком, начинавшим хныкать.
– Да не надо тебе никуда ехать. У нас еще пара штук осталась…
– Я съезжу! Хуже нет, когда памперсы заканчиваются. Все хорошо, мне надо проветриться.
Анетта поцеловала дочь в лоб и побежала к машине. Уже выжимая сцепление, она поняла, что забыла поцеловать на прощание Свенна.
Гуннсёмагле. Если посильнее давить на газ, она будет там через двадцать минут. Примерно столько же, сколько до магазина в Кёге. Надо прикинуть, успеет ли она потом заехать туда за памперсами.
Анетта достала из кармана адрес интерната и вбила в навигатор, вполглаза глядя на дорогу. Если бы руководство знало, что во время декретного отпуска она в одиночку едет заниматься расследованием, ее бы тут же отстранили. К счастью, начальство не в курсе.
Через несколько минут она оказалась на шоссе и вдавила педаль газа. По ветровому стеклу метались дворники, она включила радио, но не обращала на музыку особого внимания. Хоть в этот раз не надо думать, куда она направляется.
Анетта никогда не размышляла о любви. Или она есть, как это было со Свенном и собаками, или же ее нет. В реальности любовь родителей к детям – относительно новое явление. Она готова была поспорить, что ее прабабушка с прадедушкой относились к роли родителей с большим прагматизмом; думали о дополнительной рабочей силе и о том, что о них позаботятся, когда они сами состарятся. Обмен товарами и услугами, как и в других отношениях, чья цель в конечном итоге – обеспечить выживание вида.
Анетта проехала Эструп и снова разогналась. Любовь может быть как ношей, так и даром, особенно когда ее ждут и требуют.
Неподалеку от Гуннсёмагле расположилось шоссе Дюбендалсвей, напоминавшее ложбину между двумя вспаханными полями. Найти закрытый интернат оказалось легко: возле дороги стоял только один дом – к тому же с табличкой «Продается». «Бабочка» стояла чуть в глубине, за подросшей живой изгородью, в конце неровной подъездной дорожки. Главное здание и два крыла, оштукатурены в ярко-голубой цвет, красная черепичная крыша, белые окна и флагшток во дворе. Первое, что давало понять, что дом необитаем: фанера на окнах и кустарники, начавшие захватывать двор. Раз интернат закрыли два года назад, то почему дом до сих пор не продали?
В лицо Анетте бил дождь. Она ничего не добьется, если будет просто мокнуть в кромешной темноте. Она подошла к главному зданию и дернула дверную ручку.
Запертая дверь скрипнула, но не поддалась. Анетта бы сильно удивилась, если бы в такой дом не забрались бездомные и тусующиеся подростки; наверняка как-то можно попасть внутрь.
За домом она обнаружила лестницу в подвал – та вела к двери, замок на которой оказался взломан. Она осторожно ее распахнула и вошла в подвал с низким потолком. Включила фонарик на телефоне и пошла по пыльному серому коридору, мимо большого помещения, где стены были выложены плиткой, и ряда металлических полок, которые никто не захотел забрать.