Стеклянный ангел
Шрифт:
– Нет, не родственники, - поясняет Оля, - я с Марусей в поезде познакомилась, она меня к себе позвала. Я и жила с ними, а потом попросилась в город на рынок. Они хотели чужого нанять, а я сказала: зачем чужого? Чужой обмануть может, а я никогда не обману.
«Да, – подумал Миша, - с такими глазами, наверняка, никого не обманет».
Мама, видимо, тоже так подумала, потому что подлила Оле чай и придвинула вазочку с конфетами. Миша просто физически ощутил мамины мысли: «Такая милая, спокойная, в скромном наряде - белый верх, темный низ, боже мой, какая
И все-таки жизнь научила маму не доверять первым впечатлениям.
– А почему же вы дома не живете?
– спросила мама. – Только вы не подумайте, Оленька, что я излишне любопытствую. Просто удивляюсь, как вас родители отпустили.
– Они меня не отпускали, – улыбнулась Оля, – я сама сбежала, как только немного подросла и поняла, что если останусь, беда какая-нибудь случится.
– Беда? – переспросила насторожившаяся мама.
– Ну да, – кивнула Оля, – пьющие они у меня, алкоголики. Сейчас много таких в деревнях. Вы, может, не знаете?
– Знаем, знаем, – заволновалась мама.
– Конечно, знаем.
– Ну, так вот, я и ушла, боялась, что от злости могу сделать с ними что-нибудь. Злость у меня на них была сильная, я их сжечь хотела разом. Сжечь прямо в дому, чтобы не было их больше.
Мама притихла.
Миша не сводил с девушки глаз.
– Так вы сейчас с ними не общаетесь? – спросила мама.
– Нет, – Оля разглаживала на столе фантик от конфеты, – их, может, уже и в живых нет. Мне, если честно, все равно. Я их тогда уже похоронила, когда из дома ушла. Но вы не думайте, я совсем не одинока. Маруся и Андрей Ильич ко мне очень хорошо относятся, и потом я, кроме рынка, еще в одном месте работаю – в Центре «Благое дело». Не слышали? Этот центр занимается благотворительностью. И я там не последний человек. На мне, знаете, сколько одиноких стариков, детей из неблагополучных семей? И всех нужно накормить, обогреть, и просто поддержать добрым словом. Так что мне совершенно некогда вспоминать свою прошлую жизнь.
Мама покачала головой, сочувственно погладила Олю по плечу.
– Ну ладно, – сказала она, - вы чай пейте, а я к соседке Марине зайду, она меня вчера на пасьянс звала.
Бедная мама, подумал Миша, он-то знал, что мама ничего не понимает в картах, а соседку Марину слегка презирает за то, что та периодически меняет любовников.
Он вышел за ней в коридор.
– Я пойду, Миша, - сказала она шепотом, - а ты подумай, подумай, как следует. Девушка, конечно, хорошая, но ведь с наследственностью не поспоришь.
– Хорошо, мам, я подумаю, – серьезно отозвался Миша и тихо спросил:
– Мамуль, а где у нас денежки? Я сейчас на мели, а за мед расплатиться надо.
– Там в серванте, в голубой сахарнице, надеюсь, хватит, бери, у меня зарплата скоро. Ну, я пошла, а ты подумай.
Когда Миша вернулся на кухню, медовая девушка все так же прямо сидела на табурете и разглаживала блестящий конфетный фантик на любимой маминой скатерти.
Он
– Ну, – сказал Миша и отхлебнул чай, – и как же вы меня нашли?
– Очень просто, – ответила она, разворачивая еще одну конфету, – шла за вами до самого вашего дома.
Миша поперхнулся и зашелся в кашле. Она быстро встала, подошла к нему и изо всех сил стукнула кулачком по спине так, что он снова поперхнулся.
Она села на место, подождала, когда он перестанет кашлять.
– У вас в подъезде дверь не запирается, и я шла за вами до самой квартиры. А вы и не заметили.
Миша уставился на нее, не зная, что сказать. Потом его снова разобрал кашель.
– Собираетесь спросить, зачем я за вами шла?
Миша кивнул.
– Хотела предупредить вас.
– О чем?
– с трудом произнес Миша, пытаясь отдышаться, – о господи, сколько раз мама просила: не болтать с набитым ртом. Так и на тот свет можно отправиться!
– О том, чтобы вы не доверяли этой женщине.
– Какой женщине? – Миша состряпал недоуменное лицо.
– Новому директору тридцатой школы.
– А вы с ней знакомы?
– Нет, не знакома, но я видела несколько раз, что она приходила домой к нашему соседу.
– Правда? Ну что ж, думаю, что ничего странного в этом нет. Они ведь работали вместе.
– Но она к нему ночью приходила. И только тогда, когда его жена не было дома.
Теперь Мише не пришлось ничего делать со своей физиономией, потому что она сама по себе, не спрашивая у хозяина разрешения, выразила огромное удивление.
– А вы уверены?
– переспросил он.
– Как вы могли ночью узнать ее? Вы что в глазок подглядывали?
Девушка пожала плечами:
– И в глазок тоже. А еще я однажды через стенку услышала, что они прощаются, и вышла на лестничную площадку. Встретилась с ней лицом к лицу
– И что же она?
– Ничего. Сделала вид, что меня не заметила.
Миша помолчал, переваривая услышанное.
Потом встал, ушел в комнату, вернулся с деньгами. Положил их перед ней на стол, прямо на цветные фантики, из которых она составила узор в виде цветочка.
– Вот возьмите, это за мед.
– Вообще-то, это подарок, – обиженно сказала она.
– Вообще-то, я от женщин подарки не принимаю, – сурово ответил Миша.
– Вы меня извините, но мне нужно идти, позвольте я провожу вас до остановки?
– Я и сама дорогу знаю, – пожала она худеньким плечиком и, стараясь не задеть его, бочком выскользнула из кухни.
Пока он напяливал на себя куртку, возился с поломанным замком на сапоге, черт бы его побрал, ну почему всегда в самый ответственный момент? – ее уже и след простыл.
Он оглядел улицу – свинцовые тучи, угрожающе низкие, и воздух такой холодный, что нос моментально стал красным, – и отправился на остановку, где прозябали в прямом и переносном смысле такие же безлошадные горемыки, как он.