Стеклянный Дворец
Шрифт:
Несмотря на потери, Раджкумар был как никогда тверд в намерении остаться в Бирме.
– Я прожил здесь всю жизнь, здесь находится всё, что у меня есть. Я не настолько труслив, чтобы бросить всё, ради чего я работал, при первых же признаках неприятностей. И вообще, почему вы думаете, что в Индии нам окажут более радушный прием, чем здесь? В Индии постоянно происходят беспорядки, откуда вам знать, что там с нами не случится то же самое.
Ума увидела, что Долли вот-вот свалится от упадка сил, и решила остаться в Рангуне, чтобы помочь ей со всем этим справиться. Неделя превратилась в месяц, а потом еще один. Каждый раз, когда она заговаривала об отъезде, Долли просила ее остаться еще ненадолго.
– Еще ничего
Тянулись недели, и город охватывало всё большее беспокойство. Происходили и другие странные события. Поговаривали о несчастье в рангунском приюте для душевнобольных, где после беспорядков нашли пристанище несколько тысяч бездомных индийцев. В городской тюрьме заключенные подняли мятеж, подавление которого стоило многих жизней. Ходили слухи о еще более серьезном восстании в ближайшее время.
Однажды Долли остановил на улице незнакомец.
– Это правда, что вы работали в мандалайском дворце во времена короля Тибо?
Когда Долли ответила утвердительно, незнакомец улыбнулся.
– Приготовьтесь к новой коронации. Нашелся принц, который освободит Бирму.
Через несколько дней они узнали, что и впрямь неподалеку от Рангуна состоялось нечто вроде коронации: целитель по имени Сая Сан провозгласил себя бирманским королем с соблюдением всех традиционных обрядов. Он собрал пестрый воинский отряд и приказал ему отомстить за пленение короля Тибо.
Эти слухи напомнили Уме о событиях, которые предшествовали индийскому восстанию 1857 года. Тогда тоже задолго до первого выстрела на севере индийских равнин появились первые признаки беды. От деревни к деревне начали передаваться чапати [34] , самая привычная ежедневная пища, словно в предупреждении. Никто не знал, откуда они взялись и кто их передает, но люди каким-то образом поняли, что грядут беспорядки.
Предчувствия не обманули Уму. Восстание началось во внутренней части округа Таравади, где были убиты представитель тиковой компании и два деревенских старосты, на следующий день мятежники атаковали железнодорожную станцию. В погоню за повстанцами послали роту индийцев. Но неожиданно мятежники оказались везде: в Инсейне, Ямтине и Пьяпоне. Они появлялись из леса словно тени с таинственным рисунком на телах. Они дрались как одержимые, бросаясь голыми телами под огонь из винтовок, нападая на аэропланы с помощью катапульт и копий. Тысячи крестьян присягнули на верность будущему королю. Колониальные власти дали отпор, послав в подкрепление индийские войска, чтобы вырвать мятеж с корнем. Войска заняли деревни, сотни бирманцев были убиты, а тысячи ранены.
34
Чапати - индийский хлеб из пшеничной муки, лепешки наподобие тонкого лаваша.
Для Умы восстание и его подавление стало кульминацией месячного кошмара: словно она собственными глазами лицезрела осуществление своих самых ужасных страхов, индийских солдат снова использовали для укрепления империи. Никто в Индии, похоже, не знал об этих событиях, никому до них не было дела. Ей казалось необходимым, чтобы кто-нибудь взял на себя задачу рассказать об этом соотечественникам.
Голландская авиакомпания КЛМ как раз установила авиасообщение через цепочку городов от Батавии до Амстердама. Теперь между Мингаладоном, новым аэродромом Рангуна, и Дум-Думом в Калькутте летали регулярные рейсы. Поездка из Рангуна до Калькутты занимала около шести часов - просто ничто по сравнению с пароходом. Ума пребывала в таком смятении, что не могла предпринять четырехдневную поездку на пароходе, Раджкумар купил ей билет на КЛМ.
Сидя в Паккарде по пути на аэродром Мингаладон, Ума заплакала.
– Не могу поверить в то,
Ее прервал Раджкумар.
– Ума не говори чепуху.
– Ты о чем?
– Ума, ты можешь хоть на мгновение остановиться и спросить себя: а что случилось бы, если бы не использовали этих солдат? Ты была здесь во время беспорядков и видела, что происходит. Как ты думаешь, что бы эти повстанцы сделали с нами - со мной, с Долли, с мальчиками? Разве ты не видишь, что эти солдаты защищали не только империю, но и нас с Долли?
Гнев, который Ума сдерживала со времен Морнингсайда, выплеснулся наружу.
– Раджкумар, ты не в том положении, чтобы высказывать свое мнение. Это такие, как ты несут ответственность за эту трагедию. Ты когда-нибудь думал о последствиях, когда привозил сюда людей? То, что сделал ты и люди вроде тебя, гораздо хуже, чем худшие деяния европейцев.
Как правило Раджкумар никогда не спорил с Умой по политическим вопросам. Но теперь он тоже находился на грани и сорвался.
– У тебя всегда есть точка зрения на то, в чем ты не разбираешься, Ума. Я уже много недель слышу, как ты критикуешь всё, что попадается тебе на глаза: состояние Бирмы, отношение к женщинам, условия жизни в Индии, злодеяния империи. Но что ты лично сделала, что позволяет тебе судить? Ты что-нибудь построила? Дала хоть одному человеку работу? Улучшила чью-либо жизнь? Нет. Ты никогда ни во что не вмешиваешься, будто чувствуешь себя выше всех нас, и только критикуешь и критикуешь. Твой муж был одним из лучших людей, которых я встречал, а ты довела его до смерти своим ханжеством.
– Да как ты смеешь?
– закричала Ума.
– Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Ты, жадное животное, которое стремится забрать всё, сколько бы это ни стоило. Думаешь, никто не знает о том, как ты ведешь себя с людьми, которые от тебя зависят, с женщинами и детьми, которые не могут себя защитить? Ты не лучше, чем рабовладелец и насильник, Раджкумар. Может, ты и думаешь, что тебе никогда не придется отвечать за всё, что сделал, но ты ошибаешься.
Не сказав Уме больше не единого слова, Раджкумар наклонился к У Ба Кьяу и велел ему остановить машину. Потом он вышел на дорогу и сказал Долли:
– Я сам доберусь до города. Проводи ее. Не хочу иметь с ней ничего общего.
В Мингаладоне Ума и Долли обнаружили ожидающий на взлетной полосе самолет. Это был трехмоторный Фоккер Ф-VIII с серебристым фюзеляжем и поддерживаемыми двумя распорками крыльями. Выйдя из машины, Долли очень тихо произнесла:
– Ума, ты рассердилась на Раджкумара, и я подозреваю, что знаю причину. Но не суди его слишком поспешно, ты ведь помнишь, что я тоже кое в чем виновата...
Они были уже у выхода на поле, и Ума быстро обняла Долли.
– Долли, это всё изменит, для нас с тобой?
– Нет. Конечно, нет. Я приеду повидаться с тобой в Калькутте как только смогу. Со мной всё будет в порядке, вот увидишь.
Глава двадцатая
На другой стороне Бенгальского залива, в Калькутте, брат Умы со своей семьей ожидал ее прибытия на аэродроме Дум-Дум.
Ее брат был тихим и довольно бесцветным человеком, который работал в финансовом департаменте судовладельческой компании. Его жена страдала от астмы и редко выходила из дома. Среди их детей младшей была шестилетняя Бела. Брат и сестра, близнецы, были старше на семь лет. Старшим был мальчик, Арджун, а сестру все называли Манджу, ее настоящее имя, Бриханнала, оказалось слишком трудным для ежедневного использования.