Стена змей

Сташеф Кристофер Зухер

Один из рабов с факелом проводил их с Бельфебой в дальний конец залы, где располагалась отведенная им отдельная спальня. Если по объему она и была побольше вагонного купе, то совсем ненамного, а в качестве подушек обоим пришлось использовать узлы с одеждой...

– Это еще что такое?
– воскликнул Ши, садясь на постели и внимательно прислушиваясь.

Бельфеба, не поднимаясь, хихикнула.

– Это, о сильнейший и прелестнейший господин мой, судя по всему, герой наш со своей дражайшей супругою забаве предаются, коя и нам известна, - а именно бранятся со служанкою.

Чу! Только что обозвала она его икрой лягушачьей!

Ши уставился на перегородку, отделявшую их от комнаты, в которую удалился Лемминкяйнен.

– Ну что ж, надеюсь, они скоро угомонятся, - заключил он.
– С твоим охотничьим слухом ты по крайней мере можешь разобрать, о чем они спорят, и получаешь удовольствие от этого представления, но лично я не слышу ничего, кроме какого-то бессмысленного бубнежа.

Перебранка и впрямь вскоре утихла. Но теперь под оленьими шкурами, которые служили в качестве одеял, было слишком жарко, а без них - холодно. Соломенный тюфяк все больше напоминал рельефную карту Гималаев, а кроме того, Ши так и не научился спать в помещении без единого окна - хоть щели в стенах и обеспечивали достаточную вентиляцию.

Кто-то заскребся у двери.

Ши минуту прислушивался, после чего перевернулся на другой бок.

Скребущие звуки послышались опять, и на сей раз стало ясно, что это некий сигнал: одно поскребывание... два... три.

Ши перочинным ножом сложился на узенькой постели и приоткрыл дверь. В глубине залы тускло дотлевали угли очага, бросая красноватые отблески на две бесформенные кучи, которыми наверняка были закутанные в шкуры Байярд с Данизой. Света оказалось достаточно, чтобы Ши различил фигуру молодой красотки, Кюллики, притаившейся у входа в спальню. Приложив палец к губам, она дала ему знак молчать.

При мысли о возможной опасности у Ши на мгновение екнуло сердце, но Кюллики не оставила ему времени для размышлений: полностью открыв сдвижную дверь, она протиснулась мимо него к Бельфебе, легонько толкнула ее, чтобы разбудить, и присела на краешек постели. Когда оба присоединились ней, она наклонилась к ним ближе и театральным шепотом провозгласила:

– Зреет измена!

– Так-так, - отозвался Ши.
– И какая же?

– Супруг мой, герой Каукомъели! Кто перед ним устоять может?

– Н-не знаю, как-то об этом не задумывался. А что он затевает?

– Только сейчас вызнала я его замысел! В том он, чтоб от обещанья своего уклониться и того чародейства не чинить, коим собираетесь вы друга, своего сюда доставить из краев дальних. После заклятья подобного завсегда слаб он и немощен, как видеть вы сегодня удосужились.

– Да это же...-начал было Ши, протягивая руку за шпагой, но тут вмешалась Бельфеба:

– Погоди-ка, Гарольд, кроется тут наверняка и еще кое-что, что не столь лежит на поверхности, и мыслится мне, что проку тут больше будет от ума быстрого, нежели от силы грубой.

Она повернулась к Кюллики:

– Зачем поведала ты нам историю эту? Едва ли так уж тебя заботит, будет Пит наш вызволен или же нет!

В темноте они отчетливо услышали, как девушка скрипнула зубами.

–

Потому как у птицы размышлений моих есть и крыло другое!
– взорвалась она.

– Заместо того чтоб в Похъёлу отправиться, собирается он на озера с чертовкой этой бесстыжей, что никакой одежды не носит!

– То бишь с Данизой. И что ты предлагаешь нам предпринять?

– Уходить, - ответила Кюллики.
– Прямо на рассвете. Забрать его в Похъёлу. Это куда меньшее зло.

Ши подумал о бочкообразной груди и огромных ручищах Лемминкяйнена.

– Что-то я пока не представляю, каким именно образом мы сумеем заставить его сделать то, чего он делать не хочет, - произнес Ши.

Кюллики накрыла его руку своей ладонью.

– Не знаешь ты моего господина. Этой ночью беспомощней он олененка новорожденного - из-за приступа, колдовством его вызванного. Есть у меня веревка. Свяжите его, покуда он слаб, и волоките куда угодно!

– По-моему, есть у нее ключ, что затворить способен все наши беды, сказала Бельфеба.
– Ежели свяжем мы Лемминкяйнена немедля, то сумеем держать его связанным до той поры, покуда не сотворит он заклятье, кое Пита сюда перенесет. А после опять будет слишком слаб он, чтоб думать о мщении.

– Неплохо придумано, детка, - сказал Ши, соскакивая на пол и протягивая руку за штанами.
– Хорошо, пошли. Но, по-моему, стоит прихватить в помощь и Уолтера.

"Прихватить" Уолтера оказалось не таким простым делом, как представлялось на первый взгляд. Отсыпаясь после своей затянувшейся экскурсии в Занаду, он дрых как убитый, и когда его стали трясти, только блаженно чмокал губами. Правда, из-под медвежьих шкур показалась голова Данизы, которая обвела склонившуюся над ней троицу кроткими волоокими глазами и не произнесла ни слова, даже когда Кюллики зашипела на нее, как кошка. Ши окончательно решил, что Даниза принадлежит к редкостному типу весьма сексапильных, но молчаливых красавиц.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Байярд настолько пришел в себя, чтобы составить компанию Ши. В покоях Лемминкяйнена тусклый свет свечи, которую несла Кюллики, выхватил из темноты героя, по диагонали распластавшегося на постели. Был он полностью одет и храпел, словно работающая лесопилка. Он даже не пошевелился, когда Ши осторожно приподнял его ногу, чтобы пропустить петлю сыромятной веревки, и только изредка менял ритм храпа, пока они перекатывали его туда-сюда, заматывая, словно кокон.

Кюллики заметила:

– Матери его это вряд ли придется по вкусу, карге старой. Заботит ее лишь одно: чтоб постоянно был он у нее под рукой. Все волосья бы ей повыдергивала!

– За чем же дело стало?
– зевнул Ши.
– Ну ладно, пошли, детка, попробуем немного вздремнуть. Когда этот кабан очухается, будет уже не до сна.

Он оказался более чем прав: прошло от силы минут десять, как ему пришлось опять вскакивать с постели и вслед за Байярдом мчаться в соседнюю комнату, из которой доносился чудовищный рев. По силе его можно было сравнить разве что с паровым органом - герой и впрямь исправно исполнил роль будильника.