Стена
Шрифт:
Парень в белой куртке и в джинсах шел по двору. Старик Коновалов, слегка очумевший от увиденного после обеда сна, вышел подышать свежим воздухом, стоял на пороге подъезда, ждал ночи, ждал обещанной ночной _работенки_. Заметил парня, бросился к нему:
– Эй, постой!..
– В чем дело?
– Парень обернулся, и старик с ходу притормозил: на него смотрел Павлик Топорин, профессорский внучек.
– Извини, тезка, обознался, - сказал Коновалов.
– За одного тут принял...
– Бывает, Павел Сергеевич, - засмеялся внучек.
–
И пошел себе.
А как похож, стервец, подумал Коновалов, со спины - одно лицо...
Не станем упрекать пенсионера в незнании русского языка. Ну, оговорился - с кем не бывает! Но ведь прав же, прав: похож, стервец...
– Я пойду, - сказал Сенька Пахомов.
– Мне надо.
– Куда это?
– вскинулась Ирка.
– Ночь на дворе. Сенька помялся соображал: как бы соврать ловчее.
– Халтурка одна подвернулась. Денежная.
– Какая халтура ночью? Зачем ты врешь, Сеня...
– Ирка отвернулась к стене, накрыв голову одеялом.
Слышно было: опять заплакала.
Сенька переступил с ноги на ногу.
– Ирка, - сказал он ласково, - хочешь верь, хочешь нет, но я тебя люблю по-страшному. И никогда тебя не предам... А идти мне надо, честно. Я тебе потом расскажу, ладно? Ирка не ответила, из-под одеяла не высунулась. Но плакать перестала, затихла: слов таких от мужа давно не слыхала.
Сенька пошел в прихожую, открыл стенной шкаф, достал инструмент надежный, для себя сработанный. Прислушался: в спальне было тихо.
Все расскажу, виновато подумал Сенька, железно, расскажу. Вот построю, что надо, и сразу - Ирке...
Заметим: он уже не сомневался, что сумеет построить за ночь все, _что надо_.
Алевтина Олеговна не спала. Лежала на широкой супружеской кровати, слушала, как тихонько сопит муж. Туман в комнате стал гуще, а Стеценко его и не заметил. Алевтина Олеговна, когда ложилась, спросила:
– Дымно у нас как-то, верно?
– Выдумываешь все, - ответил муж.
– Давай спать, тебе завтра рано...
Он не ведал, что попал в точку, просто сказал и сказал - слова же зачем-то придуманы...
Во дворе было пусто и темно, лишь тусклые ночники освещали над дверями таблички с номерами подъездов, да у выхода на набережную ветер раскачивал подвешенный на тонких тросовых растяжках фонарь.
Парень уже ждал Сеньку, похаживал по асфальту, насвистывал что-то неуловимо знакомое - то ли из песенного репертуара любимого Иркой Валеры Леонтьева, то ли из чуждого нам мюзикла "Стена" заграничного ансамбля "Пинк Флойд".
– Тьма египетская, - поеживаясь, сказал Сенька, - хрен разметишь...
– И не надо, - сказал парень.
– Ты клади кирпичики, а они сами, как надо, построятся.
– Что за бред?
– Кому бред, а кому - нет, - в рифму сообщил парень, засмеялся. Клади-клади - увидишь.
– Что здесь увидишь?
– проворчал Сенька, надел рукавицы.
– А раствор где?
– Все здесь.
Сенька пригляделся: у стены дома и впрямь стоял ящик с раствором, а куча кирпича невесть когда переместилась с газона на тротуар, к Сенькиному подъезду. Сенька ткнул мастерком в ящик - свежий раствор, самое оно.
– Без подручного трудно будет. Поможешь?
– Конечно, - сказал парень, снял куртку, повесил ее на куцую ветку тополя, велением домоуправа подстриженного "под бокс".
– Все помогут.
– Кто все? Все спят...
– Кто не спит, тот и поможет, - непонятно заявил парень, тем более непонятно, что во дворе по-прежнему никого не было.
– Ну, лады, - вроде бы соглашаясь с неизбежным, протянул Сенька, взял из кучи кирпич, постучал по нему - целый!
– зачерпнул раствор, шлепнул его прямо на асфальт у стены дома. Потом аккуратно уложил кирпич на растворенную лепешку, поерзал им, пристукнул сверху деревянной ручкой мастерка.
– Давай следующий, не спи!
Парень проворно подал ему кирпич, Сенька снова зачерпнул, снова шлепнул, уложил, поерзал, пристукнул...
– В три ряда, говоришь?
– В три ряда.
– Годится!
Сеньку неожиданно охватило знакомое чувство азарта - как всегда, когда дело пошло и времени на него отпущено - с гулькин нос, и бригадир бубнит:
"Давай-давай!", и подручный сбивается с ног, таская ведра с раствором к месту кладки, и кирпичи целенькие в руку идут - хоть в домино ими играй! и кладка получается ровная, прочная, раствор схватывается быстро, и ты уже не думаешь о часах, не глазеешь по сторонам, ты уже весь - в гонке, в тобой самим заданном ритме, а кладка растет, она тебе - по пояс, по грудь, а ты - дальше, дальше, ничего не слышишь, разве что прорвется откуда-нибудь пустяковый вопросик:
– Что ты делаешь, Сеня?!
Кто это?.. Вот тебе раз - Ирка! Не выдержала, дуреха, вылезла из постели, пошла среди ночи пропавшего мужа искать. А он не пропал, он - вот он!
– Строю, Ирка!
– Что?!
– Стену!
– Зачем?!
– Чтоб лучше было!
– Кому?!
– Всем, Ирка, всем! Чего стоишь? Помогай, раз пришла...
– Ты когда начал?!
Дурацкий вопрос. Будто сама не знает...
– Только что и начал!
– Как только что?! Как только что?! Ты посмотри...
Глянул: батюшки-святы, когда и успел столько?! От Сенькиного подъезда до самого Сеньки, застывшего на секунду с кирпичом в руке, было никак не меньше пятидесяти метров. И на всех этих чертовых метрах темнела _стена_. Мрачной громадой _высилась_ она вдоль двора, именно высилась, поскольку была выше Сеньки сантиметров ров на тридцать. А он ведь - пока помоста нет - всего по грудь и клал...
– Эй, парень!
– испуганно крикнул Сенька.
Тот сразу возник сбоку - запарившийся.