Стена

Мединский Владимир Ростиславович

— Безумцы проклятые! Юродивые! Скоты! — шептал сквозь сжатые зубы Андрей, и ему делалось все хуже.

Взрыв застал его шагах в пятидесяти от алтарной абсиды. [124] Страшной силы толчок оторвал Дедюшина от земли, подбросил, швырнул ничком.

Еще не осознав, что произошло, он перевернулся на спину, увидел полуразрушенный свод, а над сводом…

Купол с высоким золоченым крестом падал, падал, падал, и Андрею казалось, что падение это происходит невозможно медленно, бесконечно медленно. Однако он не мог почему-то ни вскочить, ни даже отползти в сторону, хотя и почудилось ему, будто

крест целит прямо в него.

124

Абсида — полукруглый выступ в стене здания. В храмах, выстроенных в стиле русско-византийской архитектуры, абсида всегда располагалась на востоке и внутри являлась частью алтаря.

— Не хочу… — вырвалось у Андрея. — Нет, я не знал! Я думал, Тебя нет! Не надо!!!

Полукруглый край одного из концов креста ударил лежащего в грудь. Хрустнули ребра, и золоченый металл глубоко вошел в податливую, словно тесто, плоть, пробил насквозь, погрузился в землю.

Но еще несколько минут торчавшие из-под креста ноги в красивых польских ботфортах с золочеными пряжками дергались, чертя каблуками зигзаги в осевшей после взрыва пыли.

Летающий немец

(1611. Июнь)

Фриц услыхал грохот взрыва, уже добравшись до входа в восточный пороховой погреб. Он не стал себя обманывать, утешаться мыслью: «А вдруг?» Григорий погиб, это было очевидно, как и то, что он сам, Колдырев, желал этой гибели. Майер понимал, что не смог бы остановить друга… так, видно, было и предначертано.

В восточном погребе уже хозяйничали враги. Замок с двери был сбит, и внизу возились литовцы маршала Дорогостайского. Одни укладывали поверх лестничных ступеней доски, чтобы по ним удобнее было выкатывать пороховые бочки, другие, пыхтя, снимали верхний ряд этих самых бочек, поставленных одна на другую, третьи собирали сложенные возле стен подвала факелы и бухты смолистой пеньки, из которой делали фитили. В конце погреба виднелась арка, а за нею — еще один подвал. В нем тоже было полно солдат: когда-то здесь хранилось вино. Разумеется, его не осталось и капли, но солдаты не могли в это поверить — густой, пряный запах все еще витал под кирпичными сводами. И жолнеры тупо протыкали пиками бочку за бочкой, надеясь все же обнаружить вино хотя бы в одной.

— Куда? — остановил Фрица здоровенный парень с алебардой наперевес. — Кто такой? Какого полка?

— Ты как разговариваешь с офицером, чурбан?! — взревел Майер, перехватив оружие литовца и отпихнув его с такой силой, что тот едва не упал. — Часть этого пороха наша, король обещал ее полковнику Вейеру. Это мы, немцы, первыми вошли в крепость!

Немецкая речь, грозный тон и выпачканная в крови и в грязи кираса убеждали: лучше не связываться. Однако другой литовец, десятник, судя по дарде с флажком, решил показать характер.

— Без приказа мы никому ничего не отдадим! — рявкнул он, преграждая Фрицу дорогу. — Пан, вы должны показать письменное распоряжение. Или кавалера Новодворского или моего командира, маршала Дорогостайского.

— Распоряжение? — Майер зло улыбнулся. — Как же это я про него забыл? Разумеется, покажу.

Он сунул руку за пояс и в одно мгновение выхватил заряженный пистоль.

— Прочь с дороги!

— Дева Мария! — завопил десятник. — Что вы делаете, пан офицер?! Здесь же порох!

— Я знаю, — не убирая улыбки с лица, ответил

Фриц, с обычной своей быстротой нажав на спусковой крючок.

Глаза он закрывать не стал: для чего, если они уже не понадобятся? Чудовищная вспышка болью пронзила мозг, и он не услышал грохота. Его подхватило, подняло, понесло, будто сорванный ветром лист, потом вроде вновь была вспышка и после — глубочайшая, непроницаемая чернота.

Фриц не знал, сколько времени прошло, прежде чем к нему вернулось сознание. Он долго пытался открыть глаза, потом понял: они залиты какой-то густой и липкой грязью. Осторожно поднял руку, чтобы стереть эту грязь, но рука тоже была вся в вязкой жиже. Кругом невыносимо смердило.

«О, нет, Господи! — подумал он, боясь произнести хоть слово вслух, чтобы это не попало еще и в рот. — Нет, так уже нечестно! Есть ведь грешники и похуже меня. Все было бы нормально, окажись я в смоле или в кипятке, скажем… но это уже слишком!»

Кое-как он проморгался.

И увидел над собой небо. Самое настоящее небо, безоблачно голубое, бесконечно высокое. Правда, ветер портил эту голубизну, принося откуда-то лохмы серого дыма. Но это был настоящий ветер.

Собравшись с духом, Фриц огляделся. И сразу понял, где оказался. Свалка у северо-восточной стены немилосердно разрослась за время осады. Здесь же золотари сливали нечистоты в несколько глубоких выгребных ям. Когда яма наполнялась, ее забрасывали землей, чтобы не воняло, а рядом рыли новую. Но под конец у людей уже не хватало на рытье сил…

Фриц угодил, вероятно, в одну из последних ям. Сообразив это, Майер даже позабыл, что боялся открывать рот, и воскликнул:

— Ничего себе!

Мысленно прикинув расстояние от свалки до взорванного им порохового погреба, Майер понял, что пролетел по воздуху примерно с полсотни саженей!

— Вздор какой-то, — сказал он вслух самому себе. — Человек не может лететь, как пушечное ядро, и остаться в живых… Если кому-то об этом рассказать, все решат, что я фантазер и обманщик. Но ведь я жив? Жив, это совершенно очевидно. Я не умер!

— Простите, пан, но вы ошибаетесь!

Голос прозвучал совсем рядом и так неожиданно, что Майер вздрогнул и, дернувшись, едва не погрузился в жижу с головой, но, заработав руками и ногами (слава Боту, кажется, целы!), сумел остаться «на плаву». Неожиданный сосед Фрица говорил по-польски, хотя и с сильным акцентом.

— Какого дьявола! — рявкнул Майер. — Кто это здесь еще плавает, и с чего ты, любезный, считаешь, что я умер?

— Помилуйте, что вы! Я имел в виду совершенно другое. А ошибаетесь вы, пан, в том, что человек не может пролететь на расстояние пушечного ядра и не разбиться. Все зависит от начальной скорости, траектории полета, и от того, какова степень плотности и упругости среды, в какую попадает тело, закончив полет.

Фриц сумел развернуться, балансируя в жидком месиве, и увидел, что неподалеку над поверхностью… этого… торчит голова. Эта-то голова и разглагольствовала столь пространно, словно незнакомец читал лекцию в каком-нибудь из европейских университетов. И тут вдруг Майер узнал его.

— Чтоб мне пролететь еще дальше! Да ведь это же… это же вы, пан инженер, мсье Луазо, или мистер Лесли, или как тебя там?!

— Да, пан офицер, это я! — воскликнул англичанин, не скрывая радости. — Я видел, как вы сюда прилетели и упали, но помочь вам никак не мог. Во-первых, я не был уверен, что вы живы, а во-вторых, все равно не сумел бы вас вытащить — мне и самому нелегко выбраться… Возможно, вдвоем нам это удастся.