Стена

Мединский Владимир Ростиславович

В залитом луной небе за окном по-прежнему четко рисовался подсвеченный багровым заревом силуэт черного двуглавого орла над Фроловской башней.

Последнее венчание

(1611. Июнь)

В это самое время старец Савватий и Александр, точно так же, как это было утром, сидели рядом на ступенях Соборной горки. Город опустел, и обоим уже нечего было бояться. Да они и не боялись.

Белый сокол впервые за все время спустился, сел неподалеку, посмотрел, а потом взял вдруг — и одним взмахом крыла опустился на Санькино плечо. Мальчик замерев, все же решился коснуться рукой его перьев.

Но погладить не осмелился. Сокол тронул клювом щеку мальчика, расправил крылья, шумно хлопнул ими — и улетел.

— Слышь-ка, отче, а что я видел, — рассказывал Санька, не зная, поверит ли ему старец. — Я почти досюда добежал, когда громыхнуло. Потом уже понял, что это Гриша сделал, я слышал, как воевода ему говорил — нельзя, мол, чтоб порох захватили. А тогда меня ка-ак стукнет, я и сомлел. После чувствую, меня кто-то тащит — из-под кирпичей вытаскивает. А мне гудит все в голове — и глаз-то не открыть. Ну, этот кто-то голову мне приподнял, водой поит. Я открыл глаза. Вижу, а надо мной Гриша стоит и улыбается! Он ведь год не улыбался, слышь, отче! Думаю, это он уж ангелом стал… Так ведь?

Схимник слушал, качая головой.

— Может, оно и так. Только вряд ли ангел стал бы тебя водой поить. Не похоже. Может, ты видел кого-то другого?

— Нет! Это Гриша был. А потом он как будто пропал, а я стал смотреть кругом — одни мертвые лежали. И вдруг сверху стали спускаться… огромные такие, светлые и все светились. Крылья широкие-преширокие. Спускаются, людей лежащих за руки берут, и те за ними взлетают. Уж не в крови, не в копоти, такие же светлые… Не веришь?

— Верю, — схимник посмотрел на небо. — На небеса ушли рабы Божии, града Смоленска страдальцы и хранители! А я вот, — он положил руку на лежавший рядом узел, в котором угадывались очертания книг, — вишь ты, успел из-под завалов часть здешнего сокровища спасти. Пришел, поглядел — не золото там, книги. И какие, Саша! Гиппократ, Диоскорид, Катон, Парацельс, Авиценна, лучшие лекари, кои на земле Божьей жили. Из современных есть — вот, глянь, полезный нынче труд — Парэ «Методы врачевания ружейных ранений», еще — вот из какого-то восточных стран врачевателя выписки — называются «Основы фармакологии». А вот и наши, травнички мои разлюбезные. Вот еще на русском — «Измарагд», «Златая цепь» «Прохладный вертоград»… Какое богатство! Ты и не слыхал про таких. Но наступит время, и эти их труды научат людей, как самые страшные хвори лечить. Врачи по ним учиться будут. И когда-нибудь, уж поверь старику, они будут стоить много крат дороже золота, кабы оно и столько же весило! Жаль, мало что уцелело…

— А самого золота, значит, и не было? — разочаровано спросил Санька.

— Ведь для чего крепость была построена, — продолжал Савватий, словно не слыша Саньку, а продолжая рассказывать кому-то другому, — такая могучая, что два года ее покорить не могли? Царь собирался расширять Россию на запад, возвращать Белую и Малую России, двигаться дальше… К большой войне с Европой готовились, ожерелье русское собирать. А из Европы чума и мор всегда к нам приходили… Там, на западе, — «черная смерть», «красная смерть» до сих пор свирепствуют. Ох, как понадобились бы эти книги нам!

— А про нас… про нас тоже книгу кто-нибудь напишет?

— Про нас с тобой? Так мы люди незаметные, — усмехнулся старец.

— Нет! Про Смоленск, смолян-героев, про осаду и про оборону, про все, что было… и что стало.

— Да уж написано то было — владыкой Сергием. Только, боюсь, сгорели записи его, как и смоленское

сокровище.

— Значит, нас забудут?

— Не забудут. Рать русская уже поднимается, а мы ей — пример. И книгу напишут. Нескоро только, лет через сто али двести, а то, мыслю, и позже — пообещал Савватий.

Юноша подумал — какое же это огромное расстояние во времени, если вся Смоленская оборона со всеми своими невиданными подвигами и невероятными событиями уложилась в два года… Но тут в темноте затрепетал свет, и Санька положил руку на рукоять своего заветного пистоля. Его вернул мальчику старец Савватий, но где нашел, говорить не стал. Отделался ухмылочкой: «Каков пан, таков и жупан».

— Не надо, Александр, — возразил инок. — Свои это.

В небе проблеснула луна, и их сразу узнали.

— Санька! — первой кинулась к ним Наталья. — Санечка наш живо-ой!

— Поори-ка еще, услышит кто — вот и мертвый буду, — попытался сохранить суровость Санька, но разглядев второго из подошедших, так и взвился, едва не кувырнувшись со ступеней:

— Фрицушка!

Майер на ходу подхватил его в охапку, прижал к себе, закружил. И вновь, почти без акцента, даже почти не смягчив упрямое «л», воскликнул:

— Слава Тебе, Господи!

— How many surprising meetings! [127] — не напоказ прошептал Лесли по-английски, держа факел и с удивлением смотря на обнявшихся друзей.

127

Сколько удивительных встреч! (англ.).

Фриц снял с плеча одну из трех берендеек, и вместо пуль или пороха достал оттуда несколько ломтиков жареной конины.

— Можно вас угощаль?

— Благодарствуй, — Савватий перекрестился. И притворно вздохнул: — Опять устав нарушу… Конечно, келья устава не имат, но нельзя монахам мяса.

— Убивать монахам тоже нельзя, — сочувственно проговорил Фриц.

— Убивать нельзя никому! — старец надкусил кусочек. — За всю жизнь столько не нагрешил, сколь за эти два года, а на душе полегчало: будто все прежние грехи отмолил… Ну, расскажите же нам, как спаслись-то?

Когда рассказ был закончен, и Савватий с Санькой, в свою очередь, подивились невиданному небесному чуду, сохранившему жизнь Майера, тот спросил:

— А теперь, отец Савватий, посоветуй, куда нам идти? Не в норы же лезть, от поляков прятаться.

Старик ласково посмотрел на немца.

— У нас остаться хочешь? Домой не вернешься?

— Дом у меня теперь здесь, — ответил Майер. — И невеста здесь.

Сказав это, он взял за руку Наташу, и она, зарумянившись так, что это было заметно даже при лунном свете, уткнула свой вздернутый носик в его плечо.

— Ну, коли так, раб Божий Фирс, то дорога тебе, думаю, на Восток. К Волге-реке иди, а там — сам решишь.

— Почему туда? — удивился Майер.

Схимник ответил не сразу. Какое-то время он задумчиво молчал, глядя, как темные тени, может, клубы дыма, а может и облака, то набегают на полную луну, то открывают ее.

— Точно сказать не могу, — наконец заговорил он. — Ну, считай, что сон мне был. Или видение. Привиделось, что войско там русское собирается… А ежели здраво поразмыслить, то, где ж как ни на Волге-матушке, должны еще сбираться русские люди? Сбираться, чтоб сил набрать да врага проклятого изгнать?