Степи Евразии в эпоху средневековья
Шрифт:
Превращение зимовищ в постоянные поселения и занятие населения земледелием приводило вновь обращенных земледельцев к освоению самых совершенных для того времени орудий труда, самых эффективных злаковых культур, к разведению садов, виноградников, бахчей. Сочетание достаточно эффективного земледелия с отработанными веками навыками скотоводческого хозяйства позволяет говорить об очень высоком уровне экономического развития осевших степняков, объединенных па этой стадии уже в государственные образования (империи).
На этой экономической и политической базе стремительно вырастают в поселках ремесла: гончарное, кузнечное, ювелирное и др. Ремесленники создают новую материальную культуру, всегда в значительной степени синкретичную, поскольку она складывается из слияния прежней культуры воинов с культурой населения захваченной страны и под мощным воздействием всех соседних стран, с которыми новое полукочевое государство
Таким образом, археологи во всей полноте изучают культуру только тех кочевников, которые практически уже не являются кочевниками, поскольку подавляющее большинство их полностью или частично перешло к оседлости и земледелию.
В то же время чисто кочевнические памятники (отдельные погребения, клады, могильники и остатки зимовищ) настолько малочисленны и так широко разбросаны по степям Евразии, что говорить об их этнической принадлежности, о сохранении устойчивых этнографических признаков не представляется возможным.
При исследовании памятников, оставленных кочевниками всех стадий развития (включая полуоседлый — оседлый), следует учитывать необычайную для земледельческих государств «нивелировку» синхронных древностей, находимых на отдаленных одна от другой территориях. Причины этого явления кроются, во-первых, в подвижности кочевого населения, в его способности быстро покрывать тысячекилометровые расстояния; во-вторых, в сравнительном единообразии быта; в-третьих, в традиционности приемов ведения войны, выработанных тысячелетиями; в-четвертых, в характерном для эпохи средневековья единстве языка на всей необъятной степной территории от Алтая до Дуная (в основном разные диалекты тюркского и иранского).
Единообразие древностей позволяет привлекать для их датировки самые отдаленные аналогии, что наряду с установлением относительных дат отдельных памятников или целых культур дает археологам, как правило, достаточно аргументированную хронологию.
Однако то же единство экономики, быта и культуры затрудняет разделение степных древностей по этническим группам, тем более что, как уже говорилось, исследуемые культуры являются обыкновенно культурами разноэтнических государств или союзов различных племен, находившихся на стадии перехода в государственные образования.
Итак, самая специфика кочевнических древностей, неравномерность их распределения в степях, различия в количестве доходящих до нас разновременных материалов не позволяют исследователям пользоваться одинаковой методикой при работе над их исторической интерпретацией. Естественно, что «государственные культуры» изучены много лучше, чем единичные памятники периодов сплошного кочевания.
Археологическим исследованием кочевнических древностей (сибирских и восточноевропейских) начали серьезно заниматься уже в первые десятилетия XX в. Полученный в результате раскопок материал сразу заинтересовал археологов, обычно стремившихся как-то интерпретировать его. Крупнейшие дореволюционные археологи — Н.Е. Бранденбург, Н.Е. Макаренко, В.А. Городцов, А.А. Спицын не только пытались датировать открываемые древности, но и предлагали свое этническое их истолкование.
В 1929 г. вышла из печати первая типология сибирских древностей, созданная С.А. Теплуховым. Вот уже полстолетия археологи пользуются этой типологией, внося в нее только частные изменения.
Средневековое кочевниковедение было продолжено в Сибири С.В. Киселевым и его школой, в Средней Азии — А.Н. Бернштамом, в Восточной Европе — М.И. Артамоновым с учениками и в Поволжье — экспедицией А.П. Смирнова. Интересно, что все они занимались исследованием культур крупных полуоседлых-полукочевых государств: Тюркского и Кыргызского каганатов, Хазарского каганата, Волжской Болгарии и Золотой Орды.
В последнее тридцатилетие неизмеримо выросло количество раскопанных кочевнических памятников. Вместе с тем много было сделано и в исследованиях добытых материалов.
И.П. Засецкая впервые небезуспешно попыталась выделить гуннские древности, А.К. Амброз создал хронологическую систему V–VIII вв. степной зоны Восточной Европы, Л.Р. Кызласов обнаружил и обработал памятники Тюркского и Уйгурского каганатов и средневековых (X–XIII вв.) хакасов, Н.А. Мажитов раскопал и разделил на несколько культур огромный башкирский материал, Н.Я. Мерперт, А.X. Халиков, В.Ф. Генинг нашли, раскопали, издали и интерпретировали могильники ранних болгар на средней Волге, а Е.А. Халикова и Е.П. Казаков там же раскрыли могильники и отдельные погребения, которые не без основания пытались связать с древними венграми. С.А. Плетнева провела большие полевые исследования памятников салтово-маяцкой культуры, разделила ее на несколько вариантов и проследила на материалах этой культуры общий для всех кочевников путь развития «от кочевий к городам». Она же датировала и впервые предложила деление по этническим группам древностей так называемых поздних кочевников восточноевропейских степей. Работа по созданию хронологии восточноевропейских позднекочевнических памятников была продолжена Г.А. Федоровым-Давыдовым, который затем возглавил огромную работу по исследованию золотоордынских городов. Большие исследования аланских памятников провел на Северном Кавказе В.А. Кузнецов, а в Дагестане нашел, раскопал и интерпретировал древнехазарские городища и могильники М.Г. Магомедов. В эти же годы ряд исследователей занялся обработкой отдельных категорий кочевнических памятников, до того почти не привлекавших серьезного внимания. Такими в первую очередь являются каменные изваяния — тюркские, уйгурские, кимакские, половецкие. Серия работ о них была открыта блестящей статьей Л.А. Евтюховой (1952), посвященной каменным изваяниям Южной Сибири и Монголии. После нее каменными статуями занимались А.Д. Грач, Я.А. Шер, Л.Р. Кызласов, С.А. Плетнева, Ф.X. Арсланова, A.А. Чариков. В настоящее время можно сказать, что каменные изваяния стали полноценным историческим источником, позволяющим решать важнейшие вопросы кочевниковедения, касающиеся рождения и гибели союзов племен и государств, расселения, религиозных представлений и искусства кочевников. Весьма существенным историческим источником могут стать и воинские пояса (пряжки, бляшки, наконечники), своды которых издает B.Б. Ковалевская.
Несмотря на несомненные успехи в исследовании кочевников Евразии, достигнутые к настоящему времени советскими археологами, белых пятен и нерешенных проблем в кочевниковедении значительно больше.
В данном томе отразились все достоинства и недостатки кочевниковедческого направления советской археологии. Этим объясняются неравномерность и различия в подаче материала в разных главах.
Хорошо изученные культуры, материалами которых давно пользуются как источником наряду с письменными свидетельствами, достаточно полно отражены в томе как в текстовой части, так и в таблицах. Датированные и этнически определенные комплексы дают возможность составить хронологические пли эволюционные таблицы, а картографирование выявленных признаков культуры позволяет сопроводить текст настоящими историческими картами, демонстрируя тем самым превращение археологических данных в исторический источник.
С другой стороны, малочисленные и почти не изученные материалы, естественно, отражены в томе слабо. Сопровождающие текст таблицы в таких случаях носят скорее иллюстративный, а не обобщающий характер. Это в первую очередь относится к таблицам по искусству средневековых кочевников. Искусству их до сих пор не посвящено ни одного большого серьезного труда. Помимо этой темы, явно недостаточно в томе представлены собственно тюрки (тугю), поскольку погребения их раскапывались спорадически, поселения же их вообще неизвестны. Единственной, в какой-то мере синтезирующей тюркские материалы работой является вышедшая более 10 лет назад книга А.А. Гавриловой «Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен». Несмотря на несомненные достоинства этого труда, ставшего фундаментом классификации и периодизации тюркских древностей, в настоящее время, в свете новых данных, полученных, в частности, раскопками Тувинской экспедиции (А.Д. Грач, С.И. Вайнштейн), классификация и датировки А.А. Гавриловой нуждаются в значительных дополнениях. Сделать такую работу в этом издании невозможно, поскольку, как мы уже говорили, в рамках этого тома помещены, по существу, только результаты исследований кочевниковедов, а не сами исследования, проведенные и опубликованные авторами тома и их коллегами в монографиях и больших монографических статьях (см. Библиографию в данном томе).
Таким образом, мы можем с полным основанием говорить, что в томе констатируется состояние кочевниковедения на сегодняшний день, в нем подведены итоги проделанной работы и отчетливо выявлены проблемы, которые ждут исследователей и нуждаются в решении.
Громадный хронологический период (конец IV — начало XIV в.), степные древности которого освещены в томе, разделен на два этапа, соответствующих двум частям книги.
Первый этап знаменуется появлением гуннов в европейских степях, началом великого переселения народов, началом раннего средневековья. В IV — первых десятилетиях VI в. степь беспрерывно бурлила, выбрасывая на Запад — в Подунавье, к границам Римской империи орду за ордой. В VI в. жизнь немного стабилизировалась: сначала в Азии, потом и в Европе появляются в степях каганаты — Тюркские, Кыргызский, Уйгурский, Хазарский, Аварский и др. Одни из них быстро погибали, просуществовав два-три десятилетия. «Погибоша аки обре; их же несть племени ни наследка», — писал о них русский летописец (ПВЛ, 1950, с. 14). Другие превращались в великие державы, диктующие соседям свою политику и несущие свою культуру.