Стервочки Кирилла Граненкова
Шрифт:
– Ни за что! Я не вернусь. На эту нищенскую финансовую истерику для историка лишь ноги протянешь! Пошли они!
– Вот! Ты уже стал выражаться…
– Прости. Вырвалось.
– Тебе пора остепениться. Завести семью.
– На какие такие шиши?
– Но остальные как-то…
– Я так не сумею!
– Звонила Степанида. Спрашивала о тебе.
– О! Боже! Она мне ещё в музее осточ… надоела!
– Ты – уже не можешь не выражаться!
– Извини ещё раз!
– По-моему, Степанида Крикотова порядочная женщина – хорошо бы о тебе заботилась, сынок.
«Старая дева – чёрт бы её подрал!» – Выругался про себя Андрей:
– Мама! Крикотова
– Андрей ты должен задуматься о своём будущем: у Крикотовой двухкомнатная квартира в хорошем районе.
– Ой – лучше жить на вокзале – с бомжами!
– Ты упря-амый! – от волнения мать стала немного заикаться. – Андрей! Я не смогу всё время тебя обслуживать! У тебя есть младша-ая сестра – её тоже надо определить! Чтобы ей не пришлось на вокза-але…
– Хорошо, я что-нибудь придумаю, только завтра.
– Ты что? Не идёшь на работу?
– Иду. Но мне предстоит поездка на левый берег. Предстоит серьёзное дело: связано с драгоценностями,– Андрей надеялся повысить свой престиж в глазах матери, но понял, что лишь добавил ей переживаний.
– Дурак! За золото убьют не глядя! Не мог отказаться? Они же тебя подставляют – как мишень! Как приманку!
– Да что ты – там ничего такого…
– Ой! Я знаю всё! Какой ты наивный! – Мышка покачала головой: – Они тебя сразу из автомата – тюк! И всё. Всё!
– Мама! Не накручивай себя, – Андрей почувствовал, что спор может затянуться за полночь.
Всё это время в зале отец, по какому-то из каналов, смотрел последние новости вперемешку с рекламой. Причём если шли новости, то их сопровождал трёх ярусный поток ругательств в адрес новых властей, а если вклинивалась реклама – то проклятья обрушивались на головы всех торгашей.
Младшая сестра Аня, видимо, читала в дальней, третьей комнате. Её не было слышно. Лишь изредка она осмеливалась урезонивать чрезмерно бурные возмущения отца: Папуля – тише! Не ругайся…
– Не могу сдержаться! Сколько можно терпеть всю эту галиматью! – оправдывался отец, но немного стихал. Потом всё повторялось снова и снова. Отставной майор Советской армии тяжело переживал всё происходящее в этом переменчивом мире.
Тем не менее, когда возник спор на кухне,– оба (и отец, и дочь) стали машинально прислушиваться. Кто невольно – с лёгкой, но нарастающей тревогой: кто – умышленно: с нарастающим ожесточением. Аня не вытерпела первой: встала, взяла плейер и надела наушники. А вот отец – встал и двинулся на кухню.
– Дай мне попить! – обратился он к жене.
Мельком встретившись взглядом с отцом, Андрей с ужасом понял, что пришёл сегодня не во время: что-то у них с отцом теперь не клеилось?! Андрей, по оставшейся с детства привычке, поспешил навстречу с добрым приветствием,– вероятно и оно уже оказалось не своевременным:
– Здравствуй, папа!
– Будь здоров – мент поганый! – презрительно бросил тот в ответ.
Андрей на минуту потерял дар речи и побледнел как снег:
– Зачем ты так?!
– Прислужник жулья и хамья!
– Андрюша! – лишь тихо всхлипнула мать, не смея возразить хозяину в доме.
Андрей ничего уже не слышал. Он пулей вырвался из обрушившейся на грудь духоты «павлиньего» дома в ночную свежесть.
Остановившись под козырьком подъезда, Андрей закурил, глубоко затягиваясь приятным дымком крепкого «Донского табака». Он держал эти сигареты в отдельном кармане – на крутые повороты судьбы «Наша Марка» не годилась.
– Катись чиновный лизоблюд … к чёртовой матери! – дверь назад захлопнулась на втором этаже. Тишина…
Вдруг, где-то выше послышалась еле заметное ёрзание: наверное, пацан-подросток – сосед с третьего – тискался со своей подружкой на межэтажном пролёте. «Завтра о моём изгнании собственным отцом будет талдонить весь двор!» – Сокрушённо подумал младший лейтенант: «Ох! Весёленькие сюрпризики, на сон грядущий…»
Ни один фонарь вокруг давно не светил, а большинство окон давно погасло – малосостоятельные люди экономили «Чубайсовы деньги». В роскошных люстрах почти не осталось лампочек, а бра или настольные лампы не пробивались сквозь плотные шторы. В абсолютной темноте Андрей побрёл в неопределённом направлении. Старые качели, покосившиеся детские домики, разросшиеся деревья, трансформаторная будка, несколько железных гаражей, замаскированных под детские горки… В темноте воспалённый мозг сотрудника милиции, после пережитого стресса, накладывал на всё печать уродливой зловещности. Джунгли современного мегаполиса, логово для хулиганствующих шаек. Плотно зашторенные окна, каждый в округе занят только собой – своими неразрешимыми бедами – делай что хочешь! Мрачный лабиринт двора сделался надёжным укрытием для корешей Толяна. Благодаря искусству постсоветских тренеров, Толян, забросив карьеру и профессиональный спорт, практически не встречая сопротивления со стороны властей, быстро превратился в бульдогоподобного властелина одного из ростовских лабиринтов.
Двор образовывали три многоподъездные пятиэтажки, стоящие буквой «П». Четвёртую сторону занимал частный сектор, который так и не успели снести при Брежневе и теперь начали застраивать великолепными особняками, рядом с которыми бывшие «высотки» выглядели убогими лачугами. Тем не менее, и в этой части царила темень, оберегаемая синенькими бликами телекамер. В результате такой планировки – по воле переменчивой фортуны – получилось, что из двора выходило четыре выезда.
Андрей побродил по улочкам, обогнул двор и оказался сейчас возле того выезда, который выходил к задворкам завода «Рубин». Его корпуса темнели,– даже на фоне темноты окрестных кварталов,– как раз через дорогу. Однако, после разговора с Константином Хафшином, Трелуцкий уже не очень-то доверял этой – наружной – бездеятельности. А между заводом и покинутым им двором уместился целый гаражный городок. Стоп! Гаражи! Там была компания Толяна! Андрей неожиданно понял, что стоит в полусотне метров от того места, где выпивал портвейн и закусывал печеньем. Он прислушался:
– Э-э! Да там что-то происходит?! – Андрей начал соображать, как бы подкрасться к шайке.
Внезапно он уловил шаги за углом здания, возле какого стоял. Младший лейтенант мгновенно юркнул в палисадник, росший под балконами. Там он присел на землю за давно нестриженными кустами живой изгороди.
Из-за дома вышли Толян и Людмила Овсеева. «Словно в сказке: Толян и Людмила…» – ехидно усмехнулся Андрей в уме. Его осенила догадка, что это не пацан с третьего тискал подругу между этажами в его подъезде,– это эти двое последовали за ним (после портвейна); дабы убедиться, что он – мент – слинял и не пытается подслушать их расклад с тем хрипловатым. Однако они не удержались, чтобы не покайфовать в интимной темноте подъезда. Между тем, его отец поднял такой шум – эти двое знали, что он теперь вне дома. Значит, могут предупредить своих.