Стервятники
Шрифт:
А может быть, и не стал бы делиться никакой информацией. С одной стороны, прошла любовь - завяли помидоры, а с другой. Рапорт-то с формулировочкой-дописочкой об увольнении Дмитрий все-таки кадровикам отдал. Но как-то он пропал пока без последствий в кадровых джунглях УВД. Только майор Генкин, понятное дело, к кадровикам никакого отношения не имеющий и даже их крепко непереваривающий, мимоходом бросил Дмитрию: перебесишься, мол, это у тебя от недосыпу или от сперматоксикозу, пся крев!
Да и не думалось сейчас про рапортину. Дима был в отпуске и катался с любвеобильной и смешливой Лидочкой на лыжах в предгорьях Саян, сочиняя ей на ходу прямо-таки сибирский «вестерн» про золото, которое роют в горах, роют-роют, а его все еще спрятано видимо-невидимо.
Лидочка весело смеялась и тянула Дмитрия в теплый золотистый сумрак гостиничного номера. На лыжных прогулках она быстро уставала, а вот в другом «виде спорта».
Капитану милиции Писаренко на лыжне должно было икаться. По старой русской примете. Потому как вспомнила его госпожа Алейникова за бокалом шампанского.
– Паренек он, Юра, способный, въедливый. Убеждена, делом этим не попустился. Попробую ему на самолюбие надавить. Хотя, нет.
Светлана Васильевна сладко потянулась, игриво взглянула на потягивающего из бокала Юрия:
– Мальчонка уж столько лет сохнет. Сострою по старой дружбе глазки, с меня не убудет! И развезет, развезет пронырливого оперишку! С подробностями всё выложит. Знаешь, милый, должна, обязательно должна же быть какая-то ниточка к бумагам Лоскутникова. Пусть мальчик роет. Давай, Юра, выпьем. За нас!
За минувшие полгода страх у Алейниковой отступил. Она почувствовала, даже уверилась в своей полезности для Юрия и того седовласого господина, который нынче приятельствовал с ее самым главным боссом. А все эти фанфарные заверения с высоких трибун о монолитных усилиях органов прокуратуры по надзору за соблюдением законности. Так надо. Электоратному стаду - или что там еще такое представляет из себя всё это быдло, обивающее пороги прокуратуры со своими нудными жалобами?..
Глава 14. МУНГАЛОВ, 3 марта 1923 года
ХОРУНЖИЙ нагрянул с очередным визитом. Вот ведь - кровопивец махровый, а заявился с кульком мандаринов и советы лекарские сыплет: дескать, припадки со слепотой - это не только от нервов, но и от цинги, потому на фрукты надо налегать, больше спать, не рвать себе душу...
Но от визитов хорунжего Захар Иванович нервничал еще больше. Мунгалов вызывал какой-то непонятный липкий страх.
– Слышь, хорунжий. Чего это тебя на такую заботу обо мне растащило?
– не выдержал на этот раз Гордеев.
– Здря, Захар Иваныч, в раздраженье впадашь, - прогудел Мунгалов и уселся на табуретку у койки, щербато щерясь.
– Первейшее дело служилого чина уваженье начальству высказать.
– Дава-ай, придурись!
– озлился Гордеев.
– Ты кому ваньку валяешь, хорунжий?! Аль в контрразведке так обучали?
– Не-е, Захар Иваныч, там на другое обучали, - хрустнул пальцами, сжимая кулак в кулаке, Мунгалов.
– Языки краснопузым развязывать. Идейные оне, мать ети, все енти коммуняки!
– Хорунжий резко ударил кулаком в лопату ладони.
– Пока до жопы не расколешь, в молчанку, гаденыши, норовят играть. Ничо-о, раскалывали.
Мунгалов засмеялся, сощурив раскосые глаза.
– Раскалывали!
– довольно повторил он и шумно вздохнул.
– Но чо теперя поминать-то.
– Поминать действительно нечего. Поминать нынче больше на поминках приходится. Вона и я чего-то задохся. Так что, хорунжий, какое я тебе нынче начальство, - горько усмехнулся Гордеев.
– Лежу, хворый, бессильный. Командир без войска.
– Войско, Захар Иваныч, завсегда набрать можно, большого ума тута не надобно. Ум на другое потребен, - глубокомысленно изрек Мунгалов, доставая кисет и закладывая за губу кусок табаку. Курить горькое зелье не курил, а жевать - привычка большинства забайкальских казачков.
– И куда ж ты вознамерился мой ум употребить?
– хмыкнул, катая оранжевый плод по одеялу на груди, Захар Иванович.
– А вот скажи мне, господин начальник, - не отвечая на вопрос, встречь спросил хорунжий, - тебе чего надобно? За белую победу бороться с шашкой наголо иль более кружным путем?..
– Кружным?.. Ты о чем это, хорунжий? Вот так крендель вылепил! И что же это значит - «кружным путем»?
– А то и значит. Мы ж за шашку с винтовкой почему взялися?
– Ну, давай, давай.
– Так понимаю, штобы наладить себе жизнь.
– Правильно понимаешь!
– усмехнулся Гордеев.
– За собственное счастье, за жен, за деток, за Россию-матушку.
– Во-во. Тока Рассею-матушку пока трогать не будем, она, понятное дело, завсегда при нас.
Мунгалов, ехидно прищурившись, перекрестился и продолжил:
– А женки и детки хорошо кушать хотят, сладко и спокойно спать. Дом, опять же, штобы в полном достатке, сам - чин-чином, в уважении и почете.
– Да-а!
– уже громко засмеялся Гордеев.
– Картину ты, хорунжий, нарисовал пасторальную! Слезу вышибает! Твои слова да Богу в уши!..
Гордеев резко оборвал смех и помрачнел. Еще ни одной весточки не пришло из Читы от жены. Как она там? Как Петька? Сына из отряда отправил еще прошлым летом, когда принял решение уходить за кордон: пусть плечом матери будет, да и рано еще отпрыску в настоящую драку ввязываться. Он вынырнул из раздумий, физически ощущая тяжелый и пристальный взгляд Мунгалова.
– Не слышишь ты меня, Захар Иваныч.
– Извини, Михал Васильич. О домочадцах вспомнилось, - неожиданно виновато улыбнулся Гордеев и осторожно положил мандарин на столик.
– Во-во. Самое время об них поразмышлять. А то трындим вкругорядь про Бога, царя и отечество. Не! Понятное дело - политика - язви ее в дышло!
– куды от ентого деться. Но без целости собственной шкуры вся ента политика, Захар Иваныч.