Стервятники
Шрифт:
Хорунжий шумно выдохнул воздух и с неожиданным смущением закончил:
– В обчем, вот енти бумажонки-то я и прибрал. Как сердце чуяло!
Мунгалов небрежно ткнул пальцем в откатившийся по столешнице к мандаринам сверток.
– Почитай энти бумажонки, Захар Иваныч, покумекай. Сдается мне, что не здря у распутинской кобылы оне посредь золотого запасу хранились. Ох, не здря. Сам-то я.
Мунгалов снова тяжело вздохнул.
– В таковой зауми не с моей грамотешкой разбираться. Но у сведущего человечка я тады в Чите подрасспросил, мда-с... Ну, как, чо
– А старичок, ентот мой советчик - царствие ему небесное!..
– Перекрестился Мунгалов, поднимая глаза к потолку.
– Старичок, как оказалось-то, о хозяине ентих бумаг наслышан был. О, как! Грит, большого полета птица, ворочал приисками - ого-го! Сотни квадратных верст под добычу золотишка откупал! А тут - пятачок.
Неспроста, стало быть, ето - так мне старичок-то тот покойный и разъяснил. Жила, стало быть, могёт там быть дюже богатая. Так мне старичок и разъяснил. Аж затрясся. Вот, поди ж ты, сердчишко- то и не выдержало.
Мунгалов сокрушенно вздохнул и посмотрел на свои громадные ладони. «Сердчишко!» - у Захара Ивановича по спине холодный озноб пробежал. Прибрал хорунжий советчика, чтобы не тренькнул никому.
– Но так разумею: кады бы только вся забота - место разыскать. А как взять-то из земли? Артель требуется, а?
– продолжил Мунгалов и хитро поглядел на Захара Ивановича.
– И артель, и обстановочка совершенной скрытности.
Мунгалов помолчал, посопел, словно давая Гордееву переварить услышанное, потом снова забухтел.
– И вот чо я подумал. С твоей, Захар Иваныч, сноровкой и головой. Слышь, а?.. Под видом отряда собрать надежных мужиков, сноровку имеющих золото мыть, шурфы бить. Уйти тихо в те края. И взять жилу! А генералы все, полковники нашенские. Пущай тут и дале с Советами антимонию разводят. Покумекай, Захар Иваныч. После поговорим.
Мунгалов стремительно поднялся с облегченно скрипнувшего венского стула и, не прощаясь, шагнул из комнаты вон.
Гордеев взял оставленный хорунжим сверток, не спеша распеленал тщательно заклеенную пергаментную обертку, распрямил на столике сворачивающие в тугую трубку листы.
Так к Гордееву попало кузнецовское описание месторождения в Восточных Саянах.
Прочитав, а потом перечитав еще на несколько раз, заявку иркутского золотопромышленника, Захар Иванович понял: Мунгалов угадал в самую точку.
Вот тебе и доморощенный мясник-хорунжий. И как по полочкам-то, подлец, разложил! Да-а. Замысел развил наполеоновский! Артель, жила.
С другой стороны. Краснюки еще нескоро до глубинки доберутся, по городам да крупным станицам горлопанят. В глухой тайге под этот шумок.
Не такой уж безумец Мунгалов. А если пошарить по нерзаводским и сретенским краям, то там, на Желтуге, к примеру, или на Горбице, старательского люду. Прав хорунжий и в главном: поистрепалась белая идея, нет подпитки серьезной, нет надежной организации дела.
КОГДА 27 августа прошлого года Гордеев с двадцатью казаками появился в Маньчжурии и узнал, что китайские власти фактически изолировали генерала Шильникова от активной деятельности по рейдированию в Забайкалье, - решил Захар Иванович проявить инициативу.
Через полторы недели выехал в Приморье, к высланному туда Шильникову. Приморский правитель генерал Дитерихс, конечно, пока пыжился, но картина выглядела безрадостно. Красные уверенно сокращали белую территорию: с запада упорно наступали регулярные части, весь тыл, особенно на амурских и уссурийских коммуникациях Великого Сибирского железного пути, кишел партизанским отрядами большевиков и им сочувствующих. Дитерихс психовал и требовал от Шильникова активных действий в Забайкалье. Ради этого сумел даже договориться с маньчжурским властями, чтобы закрыли глаза.
Поэтому вскоре Шильников и Гордеев вернулись в Харбин. Генерал учинил разнос своему вялому штабу, перепугав подчиненных бурной кипучестью и непонятным оптимизмом насчет ближайшего будущего.
Захар Иванович, честно говоря, тоже не мог понять этого оптимизма. Для него оставалось загадкой непоколебимая уверенность Шильникова в успехе нового вторжения в Забайкалье. К тому же, Забайкальская казачья дивизия по-прежнему оставалась в Приморье, передвинуть ее на маньчжурский берег Аргуни пока совершенно не представлялось возможным.
Но Шильников был деловит и решителен. Приказал Гордееву немедленно выезжать из Харбина в Маньчжурию, безотлагательно готовить отряд к выступлению. В первых числах октября от генерала прибыл курьер с засургученным пакетом:
«Начальнику 1-го Западно-Забайкальского повстанческого отряда З.И.Гордееву. Лично в собственные руки. Секретно.
Излагаю диспозицию боевых действий. В ночь на 12 октября 1922 года решил осуществить переход границы Забайкальской области в составе трех конных бригад, одной отдельной сотни и трех отдельных отрядов...
Командиры бригад: генерал МАЦИЕВСКИЙ, генерал ЗОЛОТУХИН, полковник РАЗМАХНИН. Командир отдельной сотни - есаул ТОКМАКОВ. Начальники отрядов - есаулы ШАДРИН, ФИЛИППОВ и ГОРДЕЕВ...
Отряду ГОРДЕЕВА выйти на линию Забайкальской ж.д. западнее Читы...»
Приказ Шильникова излагал задачи, глубину наступления и прочие моменты для каждой бригады и отряда. Но. Гладко было на бумаге.
Гордеев матерился про себя и вслух. Казачки сильно не рвались записываться в белые воители. Захар Иванович еще не забыл, как формировал первый состав своего отряда летом под Читой. Кое-как набралось тогда четыре десятка штыков, в основном дезертиров и прочего сброда. А по ходу действий? Пополнится отряд парой- тройкой новых бойцов и. столько же сбежит, обзаведясь оружием и амуницией. За летний рейд особых потерь не понесли, осторожничали, в основном занимаясь разведкой, поэтому весь урон в живой силе - беглецы! Дезертир - он и есть дезертир. В отряд записались в надежде разжиться хоть чем-нибудь. Сколько раз приходилось некоторых осаживать - мародерничали.