Стервятники
Шрифт:
– Так это. За лошадьми ходить, кашеварить, по кузнечной части малость. Ну, это, подкову, там, сменить.
– Па-а-нятно!
– протянул Гордеев, крутнулся на каблуках мягких шевровых сапог, снова уселся на лавку, положив ногу на ногу.
– А откуда вы с братухой-то?
– Александровские мы. С под Иркутска.
– Знаю, знаю-с, - Гордеев издал языком щелкающий звук.
– А из трехлинейки как бьешь? Пулемет Гочкиса или Шоша знаешь?
– Не-а, энтому пулемету не обучен, а из винтовки могу. Тока, это.
– Невеликий, как понимаю, стрелок?
– Но.
– Потупился, вздыхая, здоровяк.
– А братец твой?
– Леха-то? Так это. Тоже.
– Что тоже? Тоже мастер патроны в белый свет переводить?
Парень опять сокрушенно вздохнул, еще ниже опустив голову.
Гордеев сморщился и повернул голову к окну. Из окна открывался
вид на пустынный, крепко утоптанный множеством сапог плац, по которому ветер гнал мелкий мусор. У китайской лавки за дальней границей плаца толпилось десятка два казачков.
– Вон, погляди, - Гордеев ткнул пальцем в окно.
– Видишь, сколько желающих на довольствие встать. И скажу тебе, служивый, что большинство из них из карабина - на скаку!
– лепит так, что на том свете только и очухаешься. А потом. У меня отряд - особый. Разведывательный! Мне бойцы нужны соответственные, умеющие скрадываючи передвигаться, ушки торчком держать.
– Дык мы - таежники, в Восточном Саяне ходили, по охотному промыслу, а потом с отрядом белого движения, - приободрился Леонов.
– След читать умеем, зверя скрадывать.
– Мы нонче человеческого зверя скрадываем, - усмехнулся Гордеев и пристально посмотрел на Петра.
– В Восточном Саяне, говоришь, ходили?
– Но-о. Тама мы все облазили, до монгольского кордону.
– Это не там ли есть какие-то Тункинские гольцы?
– с максимальным равнодушием спросил Гордеев, вперившись глазами в Леонова.
– Но!
– радостно осклабился парень, но тут же посуровел лицом.
– Есть таковые по Китою и Шумаку. Глухие места, вашбродь, не приведи Господи.
– Глухие, говоришь? Это хо-ро-шо, - протянул Захар Иванович.
– А что, служивый, совсем там тайга непролазная или на лошадях пройти можно?
– Но-о, на лошадках-то - запросто. Туда и отступили в двадцатом от красных. В отряде под началом Новикова и.
Леонов вдруг осекся и испуганно посмотрел на Гордеева.
– Ладно. Идите в хорунжему Мунгалову. Возьму я вас с братом на испытательный срок. Как себя покажете, так и дальше определимся.
Захар Иванович сделал вид, что ничего не заметил. Смотрел через окно в спины братцев-новобранцев, уже спешивших к линялой палатке, где обосновался проштрафившися хорунжий. Вот пусть пропитые деньги и отработает, прощупает хлопчиков. Вспомнит свои приемчики иезуитские. Мда-с, тесен мирок, тесен. А может, сама Судьба так и приговаривает? Может, как раз и открывается его, Захара Ивановича Гордеева, Начало? Вот и поглядим, господа, кто тут линялым генеральским лампасом шоркает да в дворянчиков всё играть продолжает. Вот и поглядим, господа! Фельдшеришка, говорите, занюханный? Ну-ну.
Глава 15. ШЕЙН, 10 июля 1994 года
ПОКРЫТЫЙ грязью и пылью «Лэнд круизер» почти двенадцать часов резво взбирался на хребты, покачиваясь из стороны в сторону на волнообразном асфальте уходившей на запад от Читы трассы, черной глыбой свистел мимо караванов залепленных картоном и скотчем иномарок, тоже кативших на запад - подержанные автосокровища Страны Восходящего Солнца по-прежнему пользовались огромным спросом на российских просторах.
Джип ловко увертывался от махин встречных многотонных фур, рыкал клаксоном на плетущихся в поржавелых «москвичонках» и «жигульках» сельчан, нагло подрезал более благополучных автовладельцев, обходил, словно стоящие на месте, «ЗИЛы» и «УАЗы», скрипящие «пазики» и чадящие междугородние «Икарусы», давно выбегавшие свой автобусный ресурс.
Даже шустрые маршрутные «Газели» и бутылочной зелени южнокорейские «микрики», снующие меж городками и весями, старались держаться обочины, завидя летящего японского мастодонта, ведь давно известно, что на российской дороге прав не тот, кто прав, а у кого «аппарат» понавороченнее.
Солнце степенно приблизилось к голубеющим на далеком противоположном берегу Байкала зубцам хребтов, когда «Лэнд круизер», наконец, устало урча, вкатился на окраину Клюевки.
Небольшой леспромхозовский поселок, расположившийся на вдающемся в озеро-море мысу, дышал провинциальной тишиной и покоем.
По сонной от зноя улице одиноко брела старуха с кошелкой, у серого забора, рядом с огромной лужей, лежал выводок гусей, чуть поодаль что-то деловито выискивали в траве куры. Стайка мальчишек копошилась вокруг проржавевшего остова «москвича», брошенного у беленой кирпичной стены старинной двухэтажной водокачки, верх которой представлял собой почерневший от времени брусчатый сруб под старой шиферной крышей.
– Пацаны, - высунулся из машины Юрий.
– Где тут у вас власть заседает?
– Вам поселком нужен или контора леспромхозовская?
– деловито переспросил самый рослый из мальчишек, приставляя ладошку козырьком ко лбу.
– Поселком.
– А прямо по улице поезжайте, там площадь будет с автостанцией, вот и увидите. Дом такой с флагом.
«Лэнд круизер» рыкнул и покатил по улице, разбрызгивая лужи. Вскоре выехали на площадь - круглый пятачок с остатками древнего асфальта, окруженный покосившимся подобием крытой автобусной остановки, зданием лабазного типа, украшенным аляповатыми вывесками сразу трех торговых точек местных частных торговцев. Еще одна вывеска-мазня, криво приколоченная к стене деревянной лачуги с крыльцом в три ступеньки, на которых сидели изнывающие от жары женщины с ребятишками, извещала, что касса автобусной станции находится здесь.