Стервятники
Шрифт:
И нынче прибытка личного состава - кот наплакал. Обещал Шильников две сотни штыков. С горем пополам наскреб и прислал 7 октября семьдесят пять новобранцев. И что? В тот же день, получив обмундирование, разбежалось больше половины!
Но в ночь на 8 октября все-таки выступили. «Огромаднейшей» силою: 87 бойцов, 56 винтовок с полсотней патронов на каждую, пулемет Шоша с пустым диском.
От станции Маньчжурия двинулись в направлении озера Далай-Нур, там соединились с отрядом Токмакова и вместе пошли к реке Ульдза- Гол, стараясь ходко преодолевать монгольскую территорию. Вышли 13 октября к границе напротив Кукушигинского Маяка, на уже крепко подмерзшую болотину
В Орое и в Тохторе Гордеев самолично, долго и дотошно, учинял допросы местных жителей: на предмет наличия в округе территориальных частей Нарревармии. Таковые, со слов сельчан, не наблюдались. Посему в дальнейший путь, вдоль границы на юго- запад, тронулись неспешно, ощущая себя хозяевами положения.
В поселке Михайло-Павловском стали на длительный постой. Поселение приграничное, зажиточное. Фуража и продовольствия оказалось вволю. Но народ встретил безулыбчиво. Захар Иванович созвал митинг. Довольно много народу пришло к местному правлению.
Но красноречие Гордеева, обличающий пафос заготовленной речи - против коммунистов, за православную веру и свободное отечество - желаемой реакции не вызвали. Слушали мужики и бабы, старики и ребятня, смотрели, как он на высоком крыльце горло рвет. И - ни одного добровольца в боевые ряды!
Токмаков озлился, предложил «мобилизацию объявить», но Захар Иванович его отговорил. Не время. В конце концов, послали их в разведрейд, а не триколор водружать над поселками.
НАРОДОАРМЕЙЦЫ атаковали внезапно, появившись со стороны Мангута. Стали брать в клещи, отсекая от такой близкой пограничной линии. Гордеев предложил уходить через Онон. По руслу замерзшей Мангутки вырвались из поселка, огрызаясь свинцом, ринулись к Онону. Увы, несмотря на ощутимые морозцы последних дней, река так еще и не встала. А с противоположного берега забухали выстрелы, зататакал ручной пулемет. Красные, суки! разгадали замысел.
– Уходим!
– срывающимся голосом проорал Токмаков, пригибаясь к лошадиной гриве.
– Уходим! Заворачивай!
Укрываясь пологой сопкой, отошли в заросшую молодой сосной падь.
– Захар! Попробуем по распадку Курцы к Тургену, а там - через границу!
– С Токмакова слетела вся его есаулья спесь, в глазах метался животный страх.
А поначалу, ишь, недомерок, нос задирал. Как же, строевой, боевой, офицерская кость! Прямо не говорил, а за спиной, еще в Маньчжурии, цедил: дескать, лезет Гордеев в командиры-начальники, фельдшеришка хренов.
Захар Иванович уже сто раз пожалел, что добросовестно последовал шильниковской «диспозиции». Не надо было с Токмаковым в паре идти, а тем паче устраивать сыр-бор в Оройском поселке. Наделали шуму, вот за них и взялись. Да и в Михайло- Павловском загужевались долгонько.
У Тургена перейти границу не удалось: залпами встретил пограничный заслон. Ушли в хребет, чтобы перевести дух. Несколько дней прятались в лесу, отсыпались, высылали разъезды для разведки. Но голод - не тетка. Да и морозы начали щипать все основательнее. А чего хотели-то? Вторая декада ноября заканчивается.
– Слышь, Захар, надо идти к Новому Дурулгую. Там у меня верные люди обитаются, - устало предложил Токмаков, нехотя шевеля лиловыми от мороза губами.
– Установим связь с Шильниковым, обстановку в целом узнаем.
Так и порешили. Пробились к Убур-Тохтору, а оттуда налетели ночью на поселок Ново-Воздвиженск. Сильный мороз заставил. Требовался отдых людям и лошадям. Однако внезапности не получилось: на околице красные встретили огнем. В завязавшейся перестрелке объединенный отряд понес первые потери: четверо убитых, один был смертельно ранен и помер наутро, трое получили раны, которые позволяли им держаться в седле, но надолго ли.
Насквозь заколевшие, голодные, умудрились-таки на третьи сутки по руслу Ималки уйти на монгольскую сторону. У озера Малдалай-Нур встретили изрядно поредевший отряд есаула Филиппова. Он уже послал гонца к Шильникову. Стали походным табором, отогрелись у костров, горячей пищи поели. А после Филиппов со своим отрядом ушел в сторону Маньчжурии, обещал весточку подать.
Ждали сведений через посыльного, но спустя несколько дней прискакал сам Филиппов. Сообщил неприятное: генерал Шильников, полковник Трухин и сотник Пальшин китайскими властями арестованы на станции Маньчжурия. Их попытался отбить со своей бригадой генерал Золотухин. Развернулось настоящее сражение с китайцами, в котором Золотухин, его жена и брат убиты. И еще одну черную весть принес Филиппов: Приморье пало. Красные дошли до Владивостока, а в Чите провозглашено объединение «буфера» с Советской Россией.
Взбешенный Токмаков поднял свой отряд по тревоге:
– В Заречный поселок двину! В капусту китаез порублю! Обнаглели! А ты, Гордеев, что надумал?
– Утро вечера мудреней, - спокойно ответил Захар Иванович. Но душа трепетала, на ум ничего дельного не приходило. Токмаковский вариант, понятно, не устраивал - авантюра и погибель. Если бригада Золотухина китайцами рассеяна и рассована по хунхузским каталажкам, что тогда там они смогут со своим малочисленным «войском», состоящим из полуголодных и обмороженных бойцов.
– Ну и хрен тебе в горло, чтоб башка не болталась!
– зло ответствовал психованный есаул. И токмаковцы сгинули в ночи, рассыпая маты и проклятия.
– Вот так, други мои, - подытожил наутро все новости и события Гордеев, собрав казаков у костра.
Перекличка показала, что за Токмаковым подались втихую пятеро. Этого надо было ждать: у беглецов семьи остались именно в Заречном поселке.
– Удерживать никого не буду. Более того, я принял решение расформировать отряд, - объявил казачкам Гордеев.
– За совершенной бесцельностью наших дальнейших действий... Китаезы, как видите, снюхались с краснотой. Выжидают, сволочи, куда кривая повернет. Из-за падения Приморья борзыми стали! Поэтому, братья казаки, на общий совет вношу такое предложение. Кто может и хочет - пробирайтесь на родину, домой. Если, конечно, уверены, что большевички там вас к стенке не поставят. Остальным. Советую разбиться на пары и самостоятельно добираться в полосу отчуждения Восточно-Китайской дороги. На этом и закончим нашу партизанскую работу. А дальше. Время покажет.
До родного очага на советской территории добрались немногие, хотя аж человек двадцать пять решились на это. Но дорогой разожгли меж собой дурацкую свару, разбились на враждебные кучки.
В общем, основную массу любителей домашних харчей переловил монгольский пограничный отряд и выбросил на китайскую территорию, пригрозив перестрелять, как собак, если попытаются вернуться.
А Гордеев и десяток верных ему людей, среди которых был и хорунжий Мунгалов, разделившись на пары-тройки, незаметно для китайских властей пробрались на станцию Маньчжурия, где и рассосались среди русского населения.