Стервятники
Шрифт:
Танечка Ореховым-старшим приглянулась - прекрасная девушка из очень порядочной семьи. Элеонора Львовна сразу же навела справки: папа у девушки - без пяти минут генерал, второе лицо в медуправлении ЗабВО, мама - первое в окружном «Военторге». И мадам Орехова уже подумывала о том, что пора заняться квартирой для молодых, будущей работой для сына. Его желание специализироваться на функциональной диагностике - очень правильное. Тут и в областной клинической больнице неплохо можно устроиться, а еще лучше в новорожденном диагностическом центре или в центре восточной медицины или совместной с корейцами фирме «Фитон». Для начала, конечно. А там - поглядим.
Корвалол-валокордин и разные валидолы вряд ли бы купировали сердечную боль мадам Ореховой, если бы она узнала, что ее драгоценный Владик меньше всего видел себя волшебником в белом халате. Эти волшебники зарабатывали слишком мало радужных бумажек, даже крепко встав на ноги после окончания стоматологического факультета. А Влад и «к зубам» отношения не имел. Святое предназначение а ля Ибн-Сина ему вообще было по барабану. После истории с наркотиками любящий сын любящих родителей умозаключил банальное: бьют не за то, что украл, а за то, что попался. Вывод логично достроил: попадаются те, кто крадет. Кто крадет жадно и безголово. Осмотрительность - вот что важно. Аккуратная осмотрительность, основанная на интеллекте. Осмотрительный вор попадается редко. И даже при таком печальном стечении обстоятельств можно выйти сухим из воды, если применял мозги, а не отмычку.
Без зауми все эти теоретические конструкции сводились к вещам прозаическим. Благополучный сын своих родителей Влад Орехов, студент и вообще молодец, подрабатывал. Но не ночными дежурствами или в качестве грузчика. Владик зарабатывал «подкожные». наводчиком для группы удалых «братков», которых чрезвычайно интересовали богатенькие буратины и мальвины. Точнее - то, чем владели их папочки и мамочки. Сия прослойка в бывшем советском обществе год от года утолщалась. А так как этот процесс происходил в основном в среде тех незаметных граждан, которым неслабо купить шикарную квартиру, коттедж или японский джип последней модели, но затруднительно объяснить, откуда на такое приобретение взялись деньги, то несложно догадаться, что поле деятельности для Влада становилось все «ширее и ширее». К тому же, новые забайкальские буржуа, как правило, отличались незаурядной скромностью. В милицию предпочитали не бежать, если некто, пользуясь отсутствием хозяев, вдруг поубавил импортного добра, драгоценных цацек и хрустящих купюр в квартире или на даче. Не стремились состоятельные граждане в компетентные органы даже если удалые молодцы предлагали им «делиться» в открытую. Какой рэкет, о чем речь?!
Поначалу Влад Орехов струхнул не на шутку, когда в скверике напротив главного корпуса мединститута его окликнули двое крепко накачанных парней в спортивных костюмах, «чисто конкретно» предложившие познакомиться. На разболтанной «восьмерке» они прокатили притихшего Влада на лоно природы в район Молоковки, где под сенью шумящих сосен мало запоминающийся своей внешностью, но обладающий удивительным даром убеждать, мужчина средних лет, Орехову представиться не соизволивший, доходчиво прояснил Владу его дальнейшие жизненные задачи.
Дяденьку интересовал круг знакомств Орехова, имущественное положение состоятельных папенек и маменек некоторых его сокурсников и институтских знакомых, в основном, конечно, специализировавшихся по стоматологической части или занявшихся поставками в область лекарств, частным аптечным делом. Адреса квартир благополучных зубных техников и прочих дантистов типа Антон-Семеныча Шпака из отечественного кинобестселлера, наличие дефицитных и наркотических лекарственных препаратов, порядок их хранения в больничных аптеках - это тоже интересовало «собеседника» Влада.
Перепуганный Влад излил, захлебываясь от подробностей, немало. Но со своим свежеиспеченным «работодателем» пришлось еще раза три пообщаться, прежде, чем тот, вроде бы, полученной информацией удовлетворился. И Влад наконец-то вздохнул с облегчением, наивно полагая, что - все, развязался. Блажен, кто верует!
Хлопчики-качки выцепили Орехова месяц спустя там же, около «альма матер». В салоне знакомой «восьмерки» вручили ему пачку червонцев в банковской упаковке. Тысячу! Усмехаясь, старший из двоицы фамильярно похлопал Влада по плечу и сказал, что «хозяин» его усилиями доволен. На том и расстались. До очередного раза. Теперь звонили домой, вызывали на встречи, каждый раз на новое место. Разговоры были короткие и деловые: какие новые наводки имеет.
Дальше все пошло обыденно: обмен информации на наличку. И к этим наличным Орехов-младший стал привыкать. Помнил и о собственной осмотрительности, даже нравилось играть в эту конспирацию. Добавляло адреналинчику в кровь! А еще с жадным любопытством выискивал на лицах, в настроении и поведении «сданных» сокурсников последствия своих наводок. Только одно угнетало: «гонорар» не возрастал. Общавшаяся с Владом парочка хлопцев, сменивших былую потертую «восьмерку» на новенькую «девятку» новых свиданий с «работодателем» что-то не организовывала. И это угнетало.
Глава 2. ДЕМИН, 11 ноября 1886 года
СКРУТИЛО Дмитрия Прокопьевича. Хвори и болячки причеплялись и ране, да справлялся с ними могучий организм таежника играючи. А тут угораздило в воглой одеже полдня до Тунки добираться. И как сподобился провалиться в промоину на перекате горной речушки? Хаживал-перехаживал, а вот, поди ж ты. Дома зазнобило, а к ночи поднялся жар, сдавило грудь. Настена Филипповна супругу баню сготовила, но и после пара облегчения Дмитрий Прокопьевич не почуял. Наоборот, ослаб до дрожи в коленках.
Наутро встать и желания не было. Слабость, совершенно для Дмитрия Прокопьевича незнакомая, превратила в старца немощного. Лежал, глядя в беленый потолок, слушал собственное нутро. Ком стоял в груди, подступающий то и дело кашель сухо рвал глотку. Настена Филипповна отвар травяной запарила, поила из кружки, но и к полудню не отлегчило, не отхаркивалась хворь, давила.
А как отбрыкался, отъездился Сивка пегий?..
Не по себе стало Дмитрию Прокопьевичу от такой думки.
Кому сколь Господом отмерено? Знать бы. Обычно меркой отцы да деды с прадедами служили: ежели в роду кажному из мужиков за седьмой-осьмой десяток переваливало, то и по сыновьям-внукам Господь аршин свой жизненный так же прикладывал. А у него, Митьки Демина, какие мерки по мужичьей родове? Куды с добром прадеда - деда не знал. Отец рассказывал, что они оба молодыми в тайге сгинули. Да и батяня так же кончил, всего лишь на пятом десятке.
Это, что же получается, а? Один он, Митька Демин, по жизни до сей поры в везунчиках?
Да уж, фартило. Когда малыми в бабки бились, собирал с кона навар только по меткости глаза и твердой руке, а не свинчатым битком. Тьфу ты, прости Господи, о каком тогдашнем наваре заталдычил: не на медь орленую играли - откель она у деревенских замурзанов!
– на те же самые бабки, отполированные руками и временем до блеска благородного.
Хозяйство семейное особым достатком не блистало, но батяня охотником был добрым, ружьецо имел справное, уверенно по снегу бил соболя и белку. Митькины старшие братья, Прокоп и Демид, наловчились куда как умеючи силки и петли на зайцев с куницами ставить, а его годков с восьми батяня приобщать к промыслу начал. К четырнадцати летам Митька ростом заметно прибавил, крепкие кости мясом обросли, - стал на равных с отцом и старшими братьями в тайгу хаживать.