Стезя

ББК 84Р7

Д 33

Денисов Н. В.

Стезя: Стихотворения, поэмы. Оформление И. Н. Денисовой. – Шадринск: ПО «Исеть», 1997. – 400 с.: ил.

Под редакцией автора

Стихотворения и поэмы, вошедшие в книгу избранных произведений известного поэта и прозаика Николаи Денисова, наиболее полно представляют его поэтическое творчество.

В книге опубликованы ранние стихи поэта, датированные началом 60-х годов, непубликовавшиеся стихи,

Творчество Николая Денисова, как отмечают критики, рецензенты, подкупает лиризмом, естественностью интонации в разговоре с читателем, чистотой поэтической строки.

Как-то одна читательница мне написала, что в стихах моих много снега, морозов, леденящих вьюг... Но что делать, родился и вырос я в сибирском селе, где, как говорят, девять месяцев зима, остальное лето. Но есть еще пронзительные синие весны и, особо любимые мной, золотые деньки осени, когда чаще тянет к перу, к бумаге, когда возникает душевное равновесие, способствующее творчеству.

Вот эти картины природы, смена времён года, а они особенно ярко запечатлелись в раннем детстве и были, пожалуй, первым позывом к фантазиям, воображениям и тому внутреннему состоянию души, которое и называется состоянием поэтическим. Наверное, все это и есть тот божий дар – умение воспринимать мир так, как его воспринимает не всякий человек. И важно научиться воспроизводить это состояние души посредством слова, поэтической инструментовки. Приходит это с опытом, знаниями, воспитанием чувств, через большой труд.

Стихи я начал писать рано, в начальных еще классах. В селе у нас была богатая библиотека, в которую я записался сразу же, как прошли в школе букварь. А поскольку я уже достаточно бегло читал, сказалась дошкольная подготовка старшим братом, – мне выдали в библиотеке стихи Некрасова и сказки Пушкина. Это было потрясением: о чем писали авторы книжек, мне было так знакомо в живой повседневной жизни. Вот читаю у морозного окна про Генерала Топтыгина, а за окном те же картины: мчат по деревенской улице резвые кони, запряженные в легкие кошевки, напрягаются с возами сена лошади в сопровождении деревенских мужиков в мохнатых полушубках, тулупах. А в небе ранний зимний закат, горы расцвеченных облаков. А на коле вещунья-сорока стрекочет, весть какую-то принесла, как замечает мама. Она посылает меня за березовыми дровами. И вот уже топится круглая печка в горнице. Приходит с охоты отец, дыша морозом. Горит керосиновая лампа-семилинейка. А брат Саша, пристроившись к свету окошечка печной заслонки, читает вслух Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Столько завораживающего, таинственного. Ведьмы на метлах летают! И страх и восторг в душе!

Когда подрос, как и старшие братья мои, выучился играть на гармошке. Помню, продали тогда нетель, купив эту гармонь, велосипед и настоящий школьным портфель – мне. В праздники, а у нас в селе обычно справляли главные праздники – Октябрьскую, Рождество, Первомай и Пасху, звали поиграть в компаниях. Умел я и «барыню», и «подгорную», и «цыганочку». Плясали, пели, сыпали частушками. Запомнилось много старинных проголосных песен. А теперь-то уже не услышать их. Ушло то старшее поколение. Но песни по-своему воспитывали, ложились в благодатную душу подростка.

Самой счастливой порой в деревенской моей жизни было то время, когда работал молотобойцем в кузнице, прицепщиком, а затем, окончив училище механизаторов, сам сел за рычаги трактора. Тут был не только тяжкий труд, когда, отпахав суточную смену, приходил домой и, как был в мазутной спецовке, не умывшись, убойно засыпал в огороде на куче соломы. Были и пронзительно звездные ночи над пашней и жаворонковые утра, когда с окрестных озер слетались еще чайки и, как весенние грачи, ходили за плугом.

И еще – с той же гармошкой в руках! – долгие гулянья в молодежной компании – под теплой луной, до первых петухов.

Я настраивался на деревенскую жизнь. Но где-то в глубине души подтачивал червячок сомнения: для творчества нужна какая-то иная жизнь, иная обстановка. Да еще жила во мне детская любовь к морю, страсть к путешествиям. Потому и махнули мы однажды с деревенским другом Толей Рыбиным в Тобольск, где была в ту пору мореходная школа юнг. В мореходку мы опоздали, денег на обратную дорогу домой не было, устроились рыбаками на рыбзавод в поселке Сузгун. Осенью ловили рыбу в Иртыше, а зимой в составе бригады экспедиционного лова разведывали в тайге новые озера, забрасывали невода. Яркие были дни. Позднее я описал их в своей первой и, считаю, лучшей моей повести «Нефедовка».

Трудовая живая жизнь, знакомство с хорошими книгами, а в эту пору я открыл для себя Блока, Есенина,Твардовского, как несколько позднее – Павла Васильева, Жигулина, Рубцова, заставляли по-иному взглянуть на то, что ты сочиняешь, как работаешь со словом, ищешь свежие образы, детали. Учился, словом, у жизни и у книг.

Вот говорят, поэт должен найти свою родину. Есенин еще такую мысль высказывал. Не место жительства, а в образном смысле, шире. Мне родину искать не надо было. Она во мне с рождения. Еще писали в ту пору, что поэт должен «делать» себе биографию. Я ее, биографию, не делал, просто так уж выпало, что судьба сама вела меня по миру, по родной планете Земля, из края в край.

Перед службой в армии поработал в районной газете. На службу попал в Москву, носил морскую форму и охранял Главный штаб Военно-Морского флота. Сходил несколько раз в увольнение, сдал экзамены в Литературный институт имени Горького, предварительно пройдя туда творческий конкурс. Занимался в поэтических семинарах Льва Ошанина, Виктора Бокова, Михаила Львова. К окончанию института вышла первая книжечка стихов «Проводы». Затем выходили другие книги в Средне-Уральском книжном издательстве, «Современнике», «Советском писателе», «Молодой гвардии».

В литературной жизни было несколько особо запоминающихся моментов. Это когда после вручения аттестатов зрелости в районном Доме культуры села Бердюжья два наших выпускных класса встали в одном порыве и исполнили «Марш десятиклассников», написанный на мои слова школьным учителем музыки Ходыревым. Я ничего не знал о том, что в тайне от автора готовилось это «мероприятие»...

И еще – мистическая какая-то встреча на Ваганьковском кладбище у могилы Есенина. Мы студенты-второкурсники, вместе с нашими наставниками, хоронили поэта Сергея Городецкого – того, кто одним из первых поддержал и опекал юного Сергея Есенина. Тогда и подошла ко мне незнакомая женщина в черном и без всяких предисловий произнесла: «Вы будете поэтом, запомните мои слова». И исчезла...