Стигма ворона 4
Шрифт:
Если, конечно, он не оставил его у костра.
Чтобы проверить, есть ли с собой огниво, Эш влез рукой в карман.
И кроме заветного мешочка вытащил оттуда кулон с портретом матери, блестящий крестик и амулет Аншара.
И ему снова пришло в голову, как же все-таки эта штука похожа на стелу.
Стелу, которая разрушает связь между частицами сознания Первого. Стелу, которая создает вокруг себя особый фон, разделяя целое на части...
Он вытащил камешек из мешка и поднес к глазам. Даже по форме эта штуковина напоминала устройство Единого, только очень маленькое.
И она помогала одержимому Аншару находиться во Внутреннем Круге. Как? Ведь Внутренний круг
Монолитное и нерушимое защитное поле, которое образуют акады... В то время как сами акады представляют собой частицы разорванного сознания Первого...
И каждый носитель акады соединен с другими носителями через единство акады, а самая значимая часть духа-хранителя при этом пребывает в священном зиккурате...
Вот если бы эти самые «связи» разрушить...
И тут Эша осенило.
— Кажется, я знаю... Нет, я точно знаю, как ослабить акад и войти во Внутренний круг! — крикнул он в небо, веря в то, что Кош и Первый его сейчас слышат. — Для этого нам нужны действующие, неразрушенные стелы. Мы привезем их на спинах гигантов, и устройства Единого превратят защитное поле Внутреннего круга в решето, а носителей великих акад — в толпу стигматиков!..
Глава 5
Дарий сидел за столом, уставшими воспаленными глазами просматривая последний документ — письмо от коменданта крепости переднего края, адресованное «доблестным покровителям Уршу и носителям тринадцатой акады». Свечи подрагивали от сквозняка, освещая небольшую холодную комнату с большим окном, ставни которого были наглухо заколочены изнутри до окончания холодов. У единственной теплой стены, прогретой очагом на нижнем этаже, вповалку спали два «великих акадоносца», Червь и Гидра. Поскольку главенство Дария у городской ратуши вызвало бы слишком много вопросов, этих двоих приходилось держать здесь до тех пор, пока Дарий не заканчивал свои дела.
«Кабинет» был наскоро оборудован во внутренних помещениях городской стены. Раньше в этой каморке держали новые сапоги и пояса для стражников, и в комнате до сих пор сохранялся специфический запах кожи.
Дингиры здесь откровенно скучали, играли в кости, жареную свинью, гиен и шакалов и пили можжевеловку вместо воды, но соваться в дела даже не пытались — не из-за отсутствия честолюбия, а скорее от нежелания брать на себя ответственность за принятые решения. А может, эти бумаги казались им еще более скучными, чем откровенное безделье и пьянство.
Впрочем, Дария все устраивало.
Разрешать мелкие конфликты, организовать посменное дежурство у въездных ворот ради спокойствия горожан, помочь в доставке материалов для восстановлении проломов — все эти заботы ему нравились. А кого там благодарят за глаза, носителей выдуманной тринадцатой акады, Эша или самого Дария, ему и правда было не так уж важно. Гораздо больше удовольствия доставляло осознание собственной полезности.
А между тем дел становилось все больше.
По началу больше всего забот доставляли разрушенные стены — и в крепости, и в самом Уршу. Люди непрестанно ждали очередного большого нападения — одни готовились к встрече с гигантами и одержимыми тварями, другие предрекали нападение железных монстров. Зиккурат не закрывался ни днем, ни ночью. Жрецы служили молебен за молебном, по улицам бродили полоумные пророки, предвещавшие гибель людей за неверие в могущество акад и возвращение великого змея. А тут еще вперемешку с обычным снегом посыпался тот, что не обжигает лица и не тает!
И когда к стенам Уршу подошло небольшое, но крепко вооруженное войско стигматиков, в городе началась паника.
Дар сразу узнал их — это были воронопоклонники. Они в точности исполнили данный Эшем приказ: отвели в безопасное место своих стариков, женщин и детей и явились на службу. Дарию пришлось приложить немало усилий, чтобы выхлопотать для них место в крепости.
Между тем постоянные нападения одержимых тварей случались все реже, а потом и вовсе прекратились. С внешней стороны заставы вдоль разрушенных стен постоянно бродили гиганты, но за границу они больше не заходили. Гарнизон неусыпно наблюдал за их поведением, но согласно рекомендации Эша уже не пытался отогнать их подальше.
И жизнь в городе начала постепенно успокаиваться.
А вчера в зиккурате вдруг отслужили благодарственное воззвание тринадцатой акаде.
Людей на это служение собралось столько, что вся площадь оказалась заполнена молящимися. И в то мгновение, когда Дар увидел это, в его душе шевельнулось недоброе предчувствие.
Все-таки молебен фальшивой акаде — это богохульство, и за такое вселенная не прощает.
Отложив письмо, Дарий устало потер воспаленные глаза.
Комендант в очень сдержанных выражениях затребовал доплаты на содержание расквартированного войска. Претензий к их службе не было никаких, но отчетный период закончился, и Внутренний круг, пересчитав заявленных мертвецов и живых стигматиков, прислал новую сумму на содержание гарнизона, и этих денег явно было недостаточно, чтобы прокормить личную армию Эша.
Вот только заплатить за них Дарию было нечем — Аншар категорически отказался передавать припрятанные сокровища Единого в чьи-либо руки, кроме самого «тринадцатого».
А между тем от Эша не было никаких вестей уже два месяца.
И как разрешить эту проблему, Дар пока что не понимал.
Растолкав своих сонных недотоварищей, Дарий велел им отправляться домой.
— М-мм, — промычал Червь, с трудом продирая глаза. — А что там за шум на улице?..
— Где ты шум-то услышал? — проворчал Дар, тем не менее прислушиваясь к цокоту копыт за окном. — Обычный ночной патруль. Скажешь тоже...
Он взял со стола один из двух подсвечников, задул одним махом все три свечи, зябко поежился, мечтая о теплой постели. И потянулся было за вторым подсвечником, чтобы осветить лестницу сторожевой башни...
Но тут он вдруг понял, что насторожило сонного Червя и что от усталости упустил он сам.
Слишком много копыт лязгало по мостовой.
И Гидра, и Червь тоже мгновенно проснулись. Переглянувшись, они рванулись к единственному окну и, сверкая стигмами, голыми руками посрывали приколоченные доски.
Распахнув ставни, все трое высунулись в окно.
— Твою ж мать, — пробормотал Гидра, вытаращившись на улицу мгновенно протрезвевшими глазами.
А по городской площади стройными рядами ехала бесчисленная кавалькада. Белые стройные кони с подстриженными хвостами звонко бряцали подковами о булыжники, высоко поднимая колени и бойко позвякивая удилами. Богатая упряжь сверкала золотом в оранжевых всполохах факельного огня. Над головами статных всадников в красных расшитых доспехах плескали золотые стяги на высоких древках. Небрежно наброшенные поверх доспехов плащи с мерцающими фиолетовыми бликами пряжками и белоснежные мантии казались чем-то совершенно неуместным и противоестественным здесь, в Уршу, где все еще зияли щербатыми дырами дома, разрушенные от нападений одержимых тварей и роботов, где еще недавно прямо на мостовой чествовали завернутых в грубые саваны воинов, а в отдельном переулке доживали свой век покалеченные стигматики.