Стигма ворона 4
Шрифт:
Снова встать на ноги Дар сумел только когда конь занял свое место в строю. Отряд двинулся вперед, и Дарий поспешил следом. Время от времени ему приходилось пускаться за своим тюремщиком бегом, чтобы не упасть снова всем на потеху.
Что происходило дальше с Червем и Гидрой, Дар не знал. Он только надеялся, что приказ взять всех живьем прозвучал не зря, и мужики все-таки как-нибудь выкрутятся.
А между тем отряды под золотыми стягами торжественным шагом въехали в распахнутые ворота Уршу. И следом за ними на постыдной веревке, как купленный
Он видел изумленные лица горожан, видел метнувшегося к войску стражника с угасшей стигмой медведя на шее, которого за непочтение рассекли от макушки до низу одним ударом золотого луча.
На зеленоватый снег фонтаном хлынула кровь.
Какая-то женщина пронзительно вскрикнула, всплеснув руками.
Толпа вокруг вдруг умолкла. Копыта коней звонко лязгали по булыжникам — почти в полной тишине. И только едва различимый шорох и шепот доносился со всех сторон, будто ветер играл листвой в кронах деревьев.
Группа стражников, переглянувшись, сбившись в плотный строй двинулась к площади, сжимая рукояти мечей, пока еще спрятанных в ножны.
— Он же — служитель тринадцатой акады! — донесся вдруг до слуха Дария чей-то возглас.
— Что же это будет-то? — словно в ответ раздался женский голос с другой стороны.
— А коменданта-то за что?.. — изумленно спросил пузатый низенький человечек, один из местных булочников.
Толпа на площади будто застыла, глядя на продвижение воинов с первыми пленными на привязи, спокойно продвигавшихся вглубь города.
— Да будет прославлена тринадцатая акада! — раздался вдруг надрывный старушечий голос.
Один из носителей акады, очень высокий седобородый воин в темно-синем плаще, ехавший в первом ряду, повелевающе взмахнул рукой.
Отряд остановился. Народ испуганно хлынул в стороны, опасаясь очередного возмездия. Но воин, приподнявшись на стременах, гулким и неестественно громких голосом заявил:
— Слушайте все, и не говорите, что вы не слышали! Никакой тринадцатой акады не существует! Это ересь, выдуманная предателями и трусами, сбежавшими от своей миссии послужить во имя усиления великих двенадцати! И отныне любой из вас, кто продолжит исповедовать эту ересь, будет объявлен врагом короля и человечества и будет казнен через обезглавливание! Таков закон!
— Ну, если нас от Иркаллы пришли защищать трусы, то тогда где же все это время были храбрецы?! — раздался из толпы бесстрашный голос жреца.
Седобородый обернулся к своим.
Зеленовато-золотой хлыст вырвался из руки одного из его подчиненных и, обвившись вокруг старца, вытащил его прямо перед отрядом.
Седобородый сделал одно незаметное движение в воздухе, и яркий луч, тонкий, как струна, мгновенно отрезал старику голову.
Толпа охнула.
Золотой хлыст исчез, и обезглавленное тело рухнуло двинувшимся дальше лошадям прямо под ноги.
— Да что же вы творите-то?.. — еле слышно пробормотал Дарий, ненавидящим взглядом глядя в покрытые цветными плащами спины.
Он был готов к суровому разбирательству среди заставных стигматиков. И понимал, что городскому совету за укрывательство еретиков тоже достанется.
Но казнить без суда и приговора жреца — вот так, прямо посреди площади, на ходу, будто он презренный убийца, пойманный с окровавленными руками над еще не остывшим трупом!..
А как же закон? Как же люди?..
Ведь двенадцать колен блюдут справедливость и проповедуют милосердие. Золото стягов есть отражение чистоты сердец и мужества.
Дар все еще помнил, как у него исподволь подгибались колени при виде сюзерена, носителя одной из двенадцати акад. Каким благородным было его лицо, и движения, и какими вдохновляющими были речи...
Или все это — только для внутреннего пользования? И дальше заставы, разделяющий Внутренний круг от Внешнего, правила не распространяются?
Между тем зеленоватое марево медленно таяло. У Дария сжалось сердце — неужели один из дингиров все-таки убил другого? Кто остался жив, Гидра или Червь?
Или, может, у воинов акады есть какой-то способ прервать дуэль?..
Отряды растянулись по периметру центральной части площади, и всадники остановились.
С неба посыпался снег. Он падал крупными хлопьями, кружа в свете факелов, как белые бабочки.
Дарий стоял позади пленившего его воина и смотрел в расплакавшуюся снегопадом черную высь. Какая-то часть его души уже не верила, что встреча с братом все-таки состоится. Все рыцарские идеи и планы, которые родились у него в голове в ту нелегкую минуту на стене, теперь казались ему наивными и нелепыми. Но Дарию не было за них стыдно. Потому что в ту минуту он мыслил именно так, как и должен мыслить носитель акады и защитник людей!
Стыдиться следовало того малодушия, которое сейчас сжимало ему горло.
— Эй, Доминус!.. — совсем близко услышал вдруг Дарий.
Опустив голову, он увидел подъехавшего всадника в красном плаще и с огромной бриллиантовой пряжкой под воротником.
— ... Господин Кас велел отвести этого якобы Дария из Гашананны к господину Руфину. Тот согласился взглянуть на пленника.
Глава 8
Дария поволокли через площадь по направлению к группе всадников с факелами, среди которых он вскоре смог разглядеть Руфина.
Брат был одет, как глава семьи, в красные доспехи с позолотой и черный плащ с белоснежным меховым воротником. За эти годы он еще больше стал похож на отца: такие же светлые волосы с ранней проседью и благородная короткая борода. И такой же колючий взгляд.
Руфин взглянул на Дария сверху вниз, как человек взирает на паршивого пса.
Дар стиснул челюсти крепче.
Само собой, он и не ждал, что Руфин бросится к нему с объятиями — в конце концов, сейчас в Дарии он видел не просто родного брата, а отцеубийцу. И все равно это холодное презрение, исходившее от Руфина, причиняло ему жгучую боль.