В семнадцатьСовсем уже были мы взрослые —Ведь нам подрастать на войне довелось…А нынче сменили насДевочки рослыеСо взбитыми космамиЯрких волос.Красивые, черти!Мы были другими —Военной, голодной поры малыши.Но парни,Которые с нами дружили,Считали, как видно,Что мы хороши.ЛюбимыеНас целовали в траншее,ЛюбимыеНам перед боем клялись.Чумазые, тощие, мы хорошелиИ верили:Это — на целую жизнь.Эх, только бы выжить!..Вернулись немногие.И можно ли ставить любимымВ вину,Что нравятсяДевочки им длинноногие,Которые только рождались в войну?И правда,Как могут не нравиться весны,Цветение,Первый
полет каблучковИ даже сожженные краскою космы,Когда их хозяйкамСемнадцать годков?А годы, как листьяОсенние, кружатся.И кажется часто,Ровесницы, мнеВ борьбе за любовьПригодится нам мужествоНе меньше, чем на войне!
1962
Сверстницам
Нине Новосельновой —
солдату и поэту
Где ж вы, одноклассницы-девчонки?Через годы все гляжу вам вслед —Стираные старые юбчонкиТреплет ветер предвоенных лет.Кофточки, блестящие от глажки,Тапочки, чиненные сто раз…С полным основанием стиляжкиПосчитали б чучелами нас!Было трудно. Всякое бывало.Но остались мы освещеныЗаревом отцовских идеалов,Духу Революции верны.Потому, когда, гремя в набаты,Вдруг война к нам в детство ворвалась,Так летели вы в военкоматы,Тапочки, чиненные сто раз!Помнить Люську, Люську-заводилу:Нос — картошкой, а ресницы — лен?Нашу Люську в братскую могилуПроводил стрелковый батальон…А Наташа? Робкая походка,Первая тихоня из тихонь —Бросилась к подбитой самоходке,Бросилась к товарищам в огонь…Не звенят солдатские медали,Много лет, не просыпаясь, спятТе, кто Волгограда не отдали,Хоть тогда он назывался Сталинград.Вы поймите, стильные девчонки,Я не пожалею никогда,Что носила старые юбчонки,Что мужала в горькие года!
1962
Поклонись им по-русски!
С ветхой крыши заброшенного сараяПрямо к звездам мальчишка взлетает в «ракете»…Хорошо, что теперь в космонавтов играют,А в войну не играют соседские дети.Хорошо, что землянки зовут погребами,Что не зарево в небе — заря,И что девушки ходят теперь за грибамиВ партизанские лагеря.Хорошо… Но немые кричат обелиски.Не сочтешь, не упомнишь солдатских могил…Поклонись же по-русски им — низко-низко,Тем, кто сердцем тебя заслонил.
1962
Автограф
В тот самый миг,Когда умолкнет маршалИ к Мавзолею хлынет войск река,В рядах,Идущих триумфальным маршем,Невидимые двинутся войска.Пойдут и те,Кто пал у Перекопа,И кто в тифозном умирал бреду,И кто в блокадном погибал аду,И те,Чью поступь слышала Европа.В том, сорок пятом, памятном году.Да, у Победы громкая походка,Нельзя не услыхать ее шагов!И расписался на рейхстаге четкоКолхозник из Рязани — Иванов.Нет поучительней автографа на свете…Идут в шинелях Иванова дети.
1962
Песня о кургане
Пахнет летом,Пахнет мятой,И над Волгой опускается туман.В час свиданий,В час закатаПриходи, мой родной, на курган.Над курганомУраганом,Все сметая, война пронеслась.Здесь солдаты умирали,Заслоняя сердцем нас.У подножьяОбелискаВ карауле молодые деревца.Сядем рядом,Сядем близко,Так, чтоб слышать друг друга сердца.Мне милееИ дорожеЧеловека нигде не сыскать.Разве может,Нет, не можетСердце здесь на кургане солгать…
1963
Парад в сорок первом
Наверное, товарищи, не зря,Любуясь шагом армии чеканным,Другой — тревожный — праздник ОктябряПрипоминают нынче ветераны.Была Москва пургой заметена,У Мавзолея ели коченели,И шла по Красной площади Война —Усталая, в простреленной шинели.То батальоны шли с передовой,Шли на парад окопные солдаты.И рвались в небеса аэростаты,Качая удлиненной головой.Терзали тело Подмосковья рвы,Убитых хоронил снежок пушистый.Сжимали горло фронтовой МосквыТраншеи наступающих фашистов.А батальоны шли с передовой,Шли на парад окопные солдаты.Недаром в небесах аэростатыКачали удивленной головой…Наверное, наверное, не зря,Любуясь шагом армии чеканным,Всегда припоминают ветераныДругой — тревожный — праздник Октября.
1963
Бессонница
Уже светает.Сбились одеяла.Опять томит бессонница,Хоть плачь.Опять не спитСупруга генералаВ одной из тех,На дот похожих дач,Где не хватаетТолько пулемета,Где проволокойОскалился заборИ где тебя погонятВо сто метел,Как будто тыПроситель или вор.Ах, генеральша,Вам опять не спитсяВ объятиях пуховых одеял!В прошедшееРаспахнуты ресницы,Что модный парикмахерЗавивал.Свистят осколкиТонко-тонко,Бьет шестиствольный миномет,Она, окопная сестренка,С бинтами на КП ползет.Ползет однаПо смертной грани,У всех снарядов на пути:Там на КП — комбат,Он ранен,Она должна его спасти!Не командир он ей,А милый…Любовь, рожденная в огне,Была посланником от мира,Полпредом счастья на войне.Пускай свистят осколки тонко,Скрипит проклятый миномет —На узких плечиках девчонкаЛюбовь от смерти унесет!…Седой комбатПохрапывает рядом:Он генерал в отставкеМного лет…Ах, генеральша,Что вам, право, надо?Ни в чем вам, кажется,Отказа нет!И вишня славитсяНа всю округу,И классно откормили кабана.…А что не смотритСтарая подруга —Так это лишь от зависти она!Неужто с нейОсвобождали Прагу?(А может быть,Приснились эти дни?)И вместе имВручали «За отвагу»,И назывались сестрами они?…Развились и размазались ресницы,Что модный парикмахер завивал.Ах, генеральша,Вам опять не спитсяВ объятиях пуховых одеял.Опять свистят осколки тонко,Скрипит проклятый миномет,Опять окопная сестренкаС бинтами на КП ползет.Ползет однаПо смертной грани,У всех снарядов на пути:Там, на КП — комбат,Он ранен,Она должна его спасти!
1964
Сапожки
Сколько шика в нарядных ножках,И рассказывать не берусь!Щеголяет Париж в сапожках,Именуемых «а-ля рюс».Попадаются с острым носом,Есть с квадратным — на всякий вкус.Но, признаться, смотрю я косоНа сапожки, что «а-ля рюс».Я смотрю и грущу немножкоИ, быть может, чуть-чуть сержусь:Вижу я сапоги, не сапожки,Просто русские, а не «рюс»,Те кирзовые, трехпудовые,Слышу грубых подметок стук,Вижу блики пожаров багровыеЯ в глазах фронтовых подруг.Словно поступь моей России,Были девочек тех шаги.Не для шика тогда носилиНаши женщины сапоги!Пусть блистают сапожки узкие,Я о моде судить не берусь.Но сравню ли я с ними русские,Просто русские, а не «рюс»?Те кирзовые, трехпудовые?..Снова слышу их грубый стук,До сих пор вижу блики багровыеЯ в глазах уцелевших подруг.Потому, оттого, наверное,Слишком кажутся мне узкиТе модерные,Те манерные,Те неверные сапожки.
1964
«Мне близки армейские законы…»
Мне близки армейские законы,Я недаром принесла с войныПолевые мятые погоныС буквой «Т» — отличьем старшины.Я была по-фронтовому резкой,Как солдат, шагала напролом,Там, где надо б тоненькой стамеской,Действовала грубым топором.Мною дров наломано немало,Но одной вины не признаю:Никогда друзей не предавала —Научилась верности в бою.
1963
«В шинельке, перешитой по фигуре…»
«В шинельке, перешитой по фигуре,Она прошла сквозь фронтовые бури…» —Читаю, и становится смешно:В те дни фигурками блистали лишь в кино,Да в повестях, простите, тыловых,Да кое-где в штабах прифронтовых.Но по-другому было на войне —Не в третьем эшелоне, а в огне.…С рассветом танки отбивать опять.Ну, а пока дана команда спать.Сырой окоп — солдатская постель,А одеяло — волглая шинель.Укрылся, как положено, солдат:Пола шинели — под,Пола шинели — над.Куда уж тут ее перешивать!С рассветом танки ринутся опять,А после (если не сыра земля!) —Санрота, медсанбат, госпиталя…Едва наркоза отойдет туман,Приходят мысли побольнее ран:«Лежишь, а там тяжелые бои,Там падают товарищи твои…»И вот опять бредешь ты с вещмешком,Брезентовым стянувшись ремешком.Шинель до пят, обрита голова —До красоты ли тут, до щегольства?Опять окоп — солдатская постель,А одеяло — верная шинель.Куда ее перешивать? Смешно!Передний край, простите, не кино…