Стихи в переводе Сергея Торопцева
Шрифт:
Вместе с Ся-двенадцатым поднимаемся на Юэянскую башню
52
Одно из крупнейших озер Китая, находится в средней части бассейна Янцзы.
53
В поэзии гусь — образ вестника, символ письма.
759
Живописное озеро Дунтин (2740 кв. м.), окаймленное по горизонту зигзагом зеленых гор, столь огромно, что солнце, восстав из его вод, в них же и садится. Оно производит странное впечатление — это цепь озер, одно внутри другого, рассеченных остриями холмов, выглядывающих из-под воды. Берега обильно поросли бамбуком, их тут множество видов, в том числе и пятнистый, который упоминается в финале следующего стихотворения. В древности это озеро именовалось «водоемом Облачных грез», а свое нынешнее название переняло у вздымающейся перед устьем реки Сян горы Дунтин, позже переименованной в Царскую (Цзюньшань). В этих местах сам воздух наполнен легендами, и Ли Бо, эмоционально погруженный в Чускую Древность, старался извлечь ее зовы из любых образов и ассоциаций. Таким же был он и в своих первых детских поэтических опытах. Увидев камень, очертаниями напоминающий женщину, он воспроизвел его в стихотворении как «окаменевшую жену», годами высматривающую мужа, ушедшего в военный поход. Ее трагическое молчание ассоциировалось у юного поэта с гордостью древней наложницы князя Си, плененного чуским Вэнь-ваном, не пожелавшей принять милость победителя (Чуская пленница). Ее страдание напомнило поэту о дочерях мифического императора Яо, женах его преемника Шуня, которые после смерти мужа бросились в реку Сян. Никому не ведомо, где упокоились их тела, но потомки соорудили на Царском холме могильный курган и поминальный храм, но беспокойный дух горемычных женщин, в легендах получивший имя Сянского, вечно и тщетно всматривается в затуманенный горный массив, так и не в силах отыскать могильный курган Шуня (об этом — следующее стихотворение). Однако Царский холм известен не только прошлым, но и настоящим — по всей стране расходится выращиваемый на его склонах чай «Серебристые иглы Царского холма».
Жена, окаменевшая в ожидании мужа
715 г.
Навеки разлучены
54
В этом сюжете Ли Бо увидел не только трагедию женщин, но и преступное нарушение естественного порядка (по неофициальной версии, трон был узурпирован Шунем, а стареющий император Яо брошен в тюрьму, но и смерть Шуня вызывает вопросы — не был ли он убит рвавшимися к власти вельможами).
55
В этих краях растет «пятнистый бамбук», раскраску которого легенда связала с трагической историей этих царских дев.
753 г.
Есть что-то глубоко символичное в том, что, пустившись в свои земные странствия с озера Дунтин, Ли Бо и отсчет финальной точки начал в тех же краях. Неправедно осужденный, отсидевший в остроге, снисходительно амнистированный с заменой смертной казни на ссылку и, наконец, полностью освобожденный, он вновь оказывается на Дунтин. Как мы видим из двух последующих стихотворений, внутреннее раскрепощение к нему не вернулось. Ли Бо вновь обращается мыслью к древней трагедии, мечтает о вечности Неба и подчеркивает, что Янцзы несет его на восток — туда, где в мифическом Восточном море на мифических островах с нетерпением ждут его бессмертные святые — в отличие от земных друзей, предавших опального
Вместе с дядей Хуа, шиланомиз Ведомства наказаний,
и Цзя Чжи, письмоводителем Государственного секретариата, катаемся по озеру Дунтин
1
Янцзы, пройдя сквозь Чу, вновь на восток стремится, Нет облаков, вода сомкнулась с небесами, Закат осенний до Чанша готов разлиться… Так где ж здесь Сянский дух? Не ведаем мы сами.2
Над южным озером ночная мгла ясна. Ах, если бы поток вознес нас к небесам! На гладь Дунтин легла осенняя луна — Винца прикупим, поплывем по облакам.3
Я здесь в одном челне с изгнанником лоянским [58] И с ханьским Юань Ли [59] : подлунные святые, Мы вспомнили Чанъань, где знали смех и ласку… О, где ж они теперь, те небеса былые?!58
Ханьский чиновник Цзя И был сослан в Чанша, здесь имеется в виду Цзя Чжи, как и Цзя И, лоянец.
59
В хрониках «Хоу Хань шу» рассказывается о некоем Юань Ли, который, возвращаясь из Лояна в лодке, ощущал себя бессмертным святым; здесь намек на Ли Хуа.
4
Склонилась к западу осенняя луна, И гуси поутру уже летят на юг. А мы поем «Байчжу» [60] , компания хмельна, Не замечаем рос, что хладом пали вдруг.5
Из Сяо-Сян не возвратятся дети Яо [61] … Осенние листы легли на воду снова, Пятно луны посверкивает, как зерцало, И Царский холм [62] багряной кистью обрисован.60
Название народной песни («Белое рами»); рами — китайская конопля, из которой выделывают полотно.
61
Две дочери Яо, жены Шуня.
62
Гористый остров на Дунтин напротив устья реки Сян, где любили гулять жены Шуня и где в память о инх соорудили могильный курган.
759 г.
Захмелев, мы с дядей, шиланом,катаемся по озеру Дунтин
1
В лесу бамбуков пир сегодня наш [63] , Со мною дядя мой, шилан– мудрец. Вместил в себя три чаши твой племяш — И хмель его расслабил, наконец.2
63
Намек на «семерых мудрецов из бамбуковой рощи» (поэт Жуань Цзи, его племянник и др.), как именовали себя семеро поэтов III–IV вв. н. э., любителей пикников на природе; Ли Бо сам в бытность в Аньлу любил устраивать пирушки с пятью друзьями на горе Цулай к югу от знаменитой горы Тайшань. Их прозвали «шестеро отшельников из бамбуковой рощи у ручья».
3
Сровнять бы подчистую Царский холм И Сян-реке открыть простор Дунтина, Тогда над озером осенним днем Упьемся вусмерть мы вином Балина [64] .759 г.
Журавль— сакральная птица, на которой святые возносятся на Небо, но в этом стихотворении образ имеет дополнительную нагрузку: это и метоним друга, направляющегося в столицу служить императору (Сыну Солнца), и напоминание о прощании со старшим другом поэтом Мэн Хаожанем именно у этой башни Желтого Журавля; в то же время это и ассоциативный перенос ( жемчужные плоды) на другую мифологическую птицу — Феникса (здесь это самоназвание Ли Бо), для которого не находится места на благородном Платане (то есть при императорском дворе).
64
Знаменитое вино из г. Юэян, который в древности именовался Балин.