Стихотворения и поэмы

Рыльский Максим Фаддеевич

425. КОВЫЛЬ И СТРЕПЕТ

Посвящаю заповеднику «Михайловская целина» на Сумщине.

Тирса не росте, а хохітва (стрепет) не виводиться на зораній землі [86] .

Упрямы — эта птица и трава, Трава и птица — обе так упрямы! Где плуг прошел — там не растет ковыль, Где вспахано — там не гнездится стрепет. Чего б, казалось? Взрыхлена земля, Распушена, удобрена умело — Ну, чем не грунт, чтобы ковыль привольно Мог вскинуть перья всех своих султанов И разливаться ласковой волной Под благодатным небом? А пшеница, Отзеленев, желтеет здесь в июле, — Ну, разве плохо место для гнезда, Для беспокойных выводков летучих? Казалось бы… А стрепет без оглядки Летит подальше от таких полей, Где пахарь или сеятель прошли Хозяйскою походкой хоть однажды. Казалось бы… А вот ковыль никак В сад ботанический ты не заманишь, Ну разве что с землею,

с дерном вместе, С пластом, в котором тоненькие корни Искусно кружевами заплелись… Не собираюсь выводов я делать, Но убежден, что надо на земле Отдельные участки сберегать, Где мог бы стрепет вить свое гнездо, Ковыль бы мог привольно серебриться. И не одним ботаникам такие Углы, и не зоологам нужны — Но и поэтам… Ну, не всем, конечно, А скажем, например таким, как я. 18 сентября 1960 Гагра

86

На вспаханной земле ковыль не растет и стрепет не гнездится.

426. СТРОИТЕЛЬНЫЕ КРАНЫ

В любую сторону взгляни — По всей стране стоят, стальные, На зорях утренних они Как журавли сторожевые. Их много — крепких и больших, Встречающих лучи восхода,— Сама установила их Рука советского народа. Прилежным заняты трудом, Они усталости не знают, И всюду — созиданья гром, И всюду в строй дома вступают, Дома для этих вот людей, Свои права завоевавших, Дома для ласковых детей, Неволи никогда не знавших. И в самом деле, стерегут Строительные краны эти Наш мирный день и наш маршрут — Дорогу нашу в даль столетий. Пусть, упиваясь клеветой, Враги неистовствуют снова, — Наш каждый кран — как часовой На страже века молодого! 28 октября 1960 Киев

427–429. ДВЕ ЭЛЕГИИ И ЛЕГКАЯ САТИРА

1. «Кукушки, грустя, куковали…»

Прощально кували зозулі в далеких плавнях [87] .

Олесь Гончар

Кукушки, грустя, куковали — Щемящие душу слова! В них весен минувших печали, В них вялая шепчет трава. Те лозы, что гнулись над нами В те наши весенние дни, Те робкие руки с цветами,— Где ныне, где ныне они? Где песни, что мы запевали? Где счастье до слез, где оно?.. …Кукушки, грустя, куковали Там — в плавнях далеких — давно…

87

Кукушки, грустя, куковали в далеких плавнях. — Ред.

2. «Морозный, легкий искрится снежок…»

Сипле, сипле, сипле сніг… [88]

Іван Франко

Морозный, легкий искрится снежок, Как будто прямо падает на сердце, И как свое ты сердце б ни берег — Оно остынет. Никуда не деться! Теперь едва-едва могу понять, Зачем я в юности покоя жаждал: Реветь бы бурей, молнией блистать Заставил бы я нынче миг мой каждый. А снег идет. А голова в снегу. И в грудь проник мороз. Всё стынет разом. …За юный, безрассудный жар — могу Швырнуть я прочь свой стариковский разум!

88

Сыплет, сыплет, сыплет снег… — Ред.

3. «Как хорошо такому жить…»

Думи мої, думи мої, Лихо мені з вами… [89] Тарас Шевченко

Как хорошо такому жить, Кто не знавал печальной думы, Чье сердце может не грустить Весной от радостного шума! Всё ясно на земле, всё так, Как видят люди, не иначе; Большая буква, малый знак — Ему одно и то же значат. Благоразумный человек, Он даже не увидит, сонный, Загадочного взмаха век И взгляда синевы бездонной, Заката с розовой пыльцой И взлета неизвестной птицы, И четкий стук в окно зимой Ему средь ночи не приснится, И на снегу чуть видный след, Что за ночь вьюгой заметало, И образ той, которой нет И, может, вовсе не бывало… Прошу вас, критики, простить, Коль выглядит поэт угрюмым… …Как горестно такому жить, Кто не знавал печальной думы! 20 января — 5 февраля 1961 Пуща-Водица — Киев

89

Думы мои, думы мои, горе мне с вами! — Ред.

430. СТИХОТВОРЕНИЕ В АЛЬБОМ

Ш.К.

Поэт высмеивал альбомы, Хотя писал охотно в них, Так светлой памяти его мы И посвятим «небрежный Стих». Праправнукам иного века Он завещал в строке своей: «Быть можно дельным человеком И думать о красе ногтей». А я добавлю: люди жаждут Поэзии и в век ракет, Ведь удивительно, но каждый Какой-то мерою поэт. Поэзия в далекой зыбке И в слове матери родной, В любви, и гневе, и в улыбке, В красе обычной и простой. Она — не легкий путь к вершинам, Поэзия — и труд, и боль, Она нужна, как всем нужны нам Вода и воздух, хлеб и соль. 3 апреля 1961 Киев

431. ДРУЖБА

Есть цветы… Слыхал я, будто Называют их — морозки, А цветут и впрямь как раз Вплоть до самой стужи лютой, Неказисты и неброски, И чуждаются прикрас. Будто сизого отлива, Будто жестки, непокорны И не стелются в ногах, Но выносливы на диво, Но зато цветут упорно, Умирая лишь в снегах. Такова мужская дружба, Что прошла сквозь испытанья И в сраженьях, и в труде. Ей красивости не нужно, Чуждо ей очарованье Звезд, рассыпанных в воде, Пылких слов она не знает… Не сравнить ее с любовью — И любовь с ней не сравнить! Потому, что обрывает Только смерть у изголовья Той суровой дружбы нить. 24 сентября 1961

432. РАДУГА НАД МИРОМ

Лежат века в глухих просторах От давних лет, пещерных лет, От первых кирпичей, с которых Он зачинался, этот свет! Лежат века. В поту кровавом, В неправде черной, в черном зле, В труде унылом и неправом Без награжденья на земле, С поповским обещаньем рая Там где-то — в синих небесах… Лежат века… Их волчья стая Обращена сегодня в прах. И светлый век — он на пороге, Во всеоружии ума, И строит лишь себе чертоги Рука рабочая сама. Растут невиданные зданья, И добрым громом — гимн труда, Чтобы вздохнуло мирозданье Всей полной грудью, навсегда! Над твердой сушей и морями Эпоха новая встает — В коммунистической программе Над миром радуга цветет! Октябрь 1961

433. НАПУТСТВЕННОЕ

Оресту Корсовецкому, который прислал мне книгу И. И. Пузанова «По нехоженому Крыму», а сам собирается пешком в крымское путешествие.

За нехоженый Крым, за неведомый свет Вам спасибо, мой друг, и привет! Сто дорог посчастливится пусть Вам пройти, Собирая цветы на пути, Пусть Вас люди встречают, бывайте у них, Незнакомых, но всё же родных! Пусть причудливо высятся скалы кругом — Та скала с человечьим лицом, Та как зверь, та как всадник, несущий дозор, Салютует пусть Вам метеор, Лебединых озер открывается даль, Пусть Вам ловится рыба кефаль. Ой, широк этот мир, беспределен простор! На Чукотке морозный убор, А в Провансе горячем оливы цветут, Там друзья мои где-то живут, И за «Мельницу» юное племя везде Благодарно Альфонсу Доде. Что-то трудно мне стало бродить по горам, Но теперь путешествовать Вам Сизой степью, в горах, спать у голой скалы, Там, где борются с бурей орлы, Или слушать на взморье, вдали от дорог, Как в полыни поет ветерок. Тот не будет в степях одиноким таким, Если песнь Леонтовича с ним, Тот не будет в тоске проводить вечера, С кем Франко говорит до утра, Тот с пути не собьется, кто в чаще ночей Видит звезды рыбацких огней. 1961 Крым, Коктебель

434–436. ИЗ ЦИКЛА «ЗИМНИЕ ЗАПИСИ»

1. «Бывает больно иногда…»

Бывает больно иногда Под жизненною ношей, Как роще осенью, когда То морось, то пороша. Дрожат надежды, как листок, Увядший и ненужный, И, как листок, ты одинок — И дом, и город чужды. Вот-вот надежды, как листок, Подхватит ветер вьюжный. Вдруг детский лепет, вдруг одно Незначащее слово — И луч сквозь мерзлое окно Души коснется снова, И развернется мир опять Желанно, незнакомо, И будет иней вновь сверкать, Повиснув невесомо, И ощутишь, что ты опять В бескрайнем мире — дома, Что жив, что ты не одинок, Что ты — миров пылинка, Что белый в небе голубок Порхает, как снежинка. 21 декабря 1961