Стихотворения и поэмы

Чиковани Симон Иванович

Умолк соловей, цинандальскую розу сорвали, И горной реке за твоим не угнаться конем — Он скачет по ниве моей безысходной печали. Как в сердце темно, сколько боли и горечи в нем! Ты мчишься по роще, твой ястреб ревнивый с тобою, Немым изваяньем застыл у тебя на руке. Что письма мои? Не надеюсь, не спорю с судьбою. Как сердце болит, как темно от тебя вдалеке! Умчался скакун — даже топота больше не слышу, Тебя не догнать — мы с тобою

как нечет и чет. Твоя красота мне на гибель ниспослана свыше — В ней счастье и мука, и ранит она и влечет. * * * Мост висячий рухнул в бездну, В роще трель не раздается, Ждать и грезить бесполезно: Нет любимой. Не вернется. Горечь яда, вкус шербета — Всё узнать придется ныне. В бурку ночи даль одета, Нет луны и звезд в помине — Ревность, ревность! Нет просвета В чернотканой паутине. …Роща, старая чинара, Конь стремительно несется, Твой платок — язык пожара — Вместе с гривой Лурджи вьется. Мочка уха розовеет — С нею роза не сравнится! Ястреб — как он только смеет! — На плечо твое садится. Ты его ласкаешь нежно — Я от ревности немею… Беззаботна, безмятежно Едешь ты тропой своею, Все привычны повороты, Все шелковицы знакомы, Заждались тебя с охоты, Без тебя тоскуют дома! Вниз с холма тропа сбегает, Всё вокруг — любовь, цветенье! Дома розу окружают Поклоненье, восхищенье! Ты желанна, ты любима… Ты — Нестан? Этери? Кто же? Весела, неутомима… Прядь волос — на дождь похожа. Дома — взоры бирюзовы, Сколько ласки в них таится! Лишь в меня они готовы, Словно жала пчел, вонзиться. Бровь — стремительнее лани, Губы — алый сок кизила! Твоего очарованья Искра — песней в небо взмыла! Не пришелец я безродный! Тень твою обнес оградой — Хочет быть она свободной! Ты не даришь даже взгляда… Значит, вновь тоска и бденье, Снова боль, стихи, разлука. Сердце жаждет исцеленья — С каждым часом горше мука. Ночь надеждой не согрета, Навсегда прощай отныне! Горе, горе! Нет просвета В чернотканой паутине.

Мечта о Тбилиси

Мне приснился Кабахи прохладный, В

узкой улочке дом рыбака, Над Метехи простор неоглядный, И звезда, и под кручей река. Та же тонэ в низине пылала, Был хабази знакомо усат, Только песня дрозда не звучала — Почему-то безмолвствовал сад. Вдаль река бриллианты катила, Гиацинт был приветлив со мной; И еще мне приснилась могила — Вожделенный приют над Курой. Эти горы, созвездий цветенье — Лик Тбилиси, черты божества! Слышу родины благословенье, Повторяю молитвы слова: Я увижу тбилисские зори — Упрошу на коленях судьбу! Будет травами ветер Коджори Шелестеть у Мтацминды на лбу! Дай, Тбилиси, покой и прохладу, Туч отару развей, размети, Одари пестротой листопада, Лавашом от души угости! Напиши надо мной послесловье — Скоро кончатся странствия дни… Посади гиацинт в изголовье, Добрым словом меня помяни.

Прогулка за город

Думал, думал, снова думал… Лурджу в луг пустив зеленый, Сел в густой тени под дубом, Как Спаситель утомленный. Оросил совсем недавно Теплый дождик травы в поле. Он вздремнул легко и славно, Незаметно, поневоле. А когда проснулся — дали В тень ушли. Угрюм и черен, Дуб над ним поник в печали, Меж ветвей виднелся ворон… Захотелось ежевики; Поискал вокруг на ощупь — Пусто. Глухо. Дали дики. Рядом — призрак синей рощи. Снова мысли — в темя, в темя: Встать, вернуться в дом убогий! Свистнул Лурджу — ногу в стремя И помчался по дороге. Вот и липа, а за нею Край селенья — всё в порядке! К людям? Поздно, не успею… И — свалился в лихорадке.

Лихорадка

Жар больного застал нераздетым… Сплел бесенок из пряди волос Узкий мост между тьмою и светом И в сознанье сумятицу внес. Мир оделся в цветастые ткани… Он подумал сквозь жар и озноб: «Мне б воды в запотевшем стакане И возлюбленной пальцы на лоб… Значит, жизнь сиротливо дотлеет? Кто прогонит несносный кошмар? Гонча-бегум войдет, пожалеет, Капель даст — и понизится жар.