Стихотворения. Поэмы. Романы. Опера

Крученых Алексей Елисеевич

Солистка Его Величества ^*

(Кадры)

Тонки ножки балерин, триста юбок — на экран, фаворитки томный танец искажает кошка драная, дохлятина кинутая из райка. Исте-е-е-рика-а! Великий князь, бородатый утешитель, дарит колье в 130 тысяч; а кордебалетчица Аня Васильева, судьбы превратность испытав, плохо успокаивается со слюнявым сановником, скверно устроившим «племянницу» и себя. Наташа, ее подружка, соблазненная гвардейцем, плюет на старика-министра и гибнет жа-а-а-лостно. А Наташин брат — на фронте простой солдат, под офицерскими пощечинами сохнувший да в сердцах «его благородие» огревший, — на беду себе возвращается в Питер. Быстры ножки балерин, триста юбок упорхнули а Матильда — во дворец мчится

вихрем. Великий князь — неважный утешитель, — стакан воды ему в лицо Он после дурно спит… А прима-балерину провал и революция бессониц угнетают… Но хуже всех спалося в тот тяжелый вечер режиссеру Мих — Вернеру.

Варьетэ ^*

— Что ты там делаешь, толстый колбасник? — Я стрыдаю в Варьете! — Чем же ты страдаешь, толстый колбасник? — Любовью стрыдаю, я, воздуха король… — В цирковом куполе газ засверкал. Одинадцать пудов на трапецию влезло. Лопнуло трико и жир потек на восхищенную перворядную лысинку, покамест соперник, глиста Шершеневича, дарит украдкой браслетки жене. А в кафэ перед столиком — хриплой свиньей взвыл в карикатуру, вдребезги мрамор; таитянка бежит о лестницу краску ресниц ломая. Любовник убитую руку скрючил, И — ровно 3 часа и 8 минут — быком лупоглазым с экрана убийца — слезы, как жир по ветчине сползают! — чтобы зритель умиленно сморкался в платок, разыскивая свои новые галоши.

Новинка за новинкой ^*

«Медвежья свадьба», «Три вора», «Багдадский…» «Гарри Пиль», «Проститутка», «Катька — бумажный ранет», — в театрах в кинематографах вся атмосфера — навыворот! Люмпен-обыватели в экран вцепились с двух сторон: «Что там — молотобоец, ткач, рудокоп? — фи! Не фо-то-ге-нично! Не форсисто!! Нам бы вот этого: блатного, с любовным сердцем, с револьвером, с душком одеколончика, попреступнее, попроституточнее!» Эй, мещанин, веселитесь. Эй, улица, ухнем! «Победа женщины», «Розита», «Поцелуй Мэри», «Медвежья свадьба» «Такая-сякая женщина» и проч. и проч. Всю жизнь тому назад (еще в 13 году!) зевали мы от фрачного маркиза Мозжухина и Верочки Прохладной среди курортных лунных видов. великосветских «золотых серий» (учащиеся моложе 16 лет не допускаются!) А ныне: судак с малиной достигают довоенной нормы на поцелуях в диафрагму.

Жарночь в Москве ^*

(Кадр лирический)

привинченной к подушке головой лежу в духовке… хрипяч… Бессонница креозотом выедает каждый глаз …Из Нарпита конница на демонстрацию скачет ночью в три часа. Огибая чистый пруд студенты орут профессорскую резолюцию: — «Если через год из тебя выйдет грош, — это что-нибудь да значит»! Дым… шум… г — гум… Беспризорною ночью моссельпромцы не спят на часах кормят девиц и собак. В голове кирпичи устроили скачку: бьют ведром. Одно спасенье: начинаю распыляться и лечу в ремонт в канализацию Бред… Бессонница доедает последний глаз Не усну… ежик в мозгу Утреет… четыре часа. Через крыши лисицей кусачею солнце… Коварствие! Подлог! Матрац — кипяток, развар асфальта… — Эй, пора итти на службу!..

Письмо ликарки [71] Э. Инк Игорю Терентьеву о драматурге и сценаристе NN… ^*

Я думала: что это — бог, А оказалось — сонная рожа! Ах, милый череп, Игорек, Я помертвела как рогожа. Как смеет называть меня ежом, И ежик гладить мои паучьей ручкой. И мордочку подслепую крестит кротом, И на бульваре угощать «сипучкой»?! За что же так меня судьба халтура Обидела, как девочку, сломав коньки?! Ах, видно я была немножко втюримшись Зато теперя об ладонь ломаю ноготки. Ах, мама, родная! Еще я не знала такой боли Как будто бы опять Связали руки и винтят… Что ж, «на панели мне лазрецься цто ли»?! А впрочем, все туман и все тече-е-ет И жизнь сгущается под прессом… Узнай же, милый Игорек, Мы зародили тут аншлаговую пьесу.

71

Ликарь — актер. (Примеч. автора).

Баллада о фашисте ^*

(Заготовка сценария)

Лето… Июль… Пришпиленный воздух Духота… Бом-м-м! В полночь протяжный коло-кол гу-у-лл… ад листвою застылой, где загородный дом-м …Ле-у-у-уна свет ле-о-от тревожный, поворачивает очи в кружевах… как скрипка вскрикивает ночная птичка. (свист: пи-чунь) А за решеткой особнячьей бессонным совиноглазьем жирный распухший сидит деньжач пузач, по пальцам четками мил-ли-он-нны кап-кап… Свет ле-у-у-нныи испариной скользит сквозь стекла… ти-и-хо Но между стен обманных — как тень неслышно ползет Максимкою бомбист из дальней каторги, вздыхая местью за невесту, что на пять лет по догору отдалася деньжачу, чтобы спасти от голода семью и домочадцев… А в башне надкрышной невеста бомбокида леуннокосая всю ночь стонала: — Ду-у-ух мертвых, не прикасайся, грудь моя чиста, как тельце двухмесячного голубенка… В ночи я трижды расчесываю косы, в ушах звенит напев печальный: — Господи, боже, спаси, спаси всех невинных и домочадцев от голода и деньжача!.. — Близ прорвы кабинетной двери бомбист был бородою стра-а-шен, — быки бровей, зубов оскал вздыбленно дик, банкир же просто вынул чек парною ручкой и сказал: — С-с-садитесь! Будьте, как в бане, отбросьте воротник, сомбреро на крючек, бомбу на полочку, прошу — глоток шипучки, бокалы вспеним… А затем — благословите направо и налево осанна ввышних я покупаю вас сейчас — трам-та-ра-рам дзе! — Бомбист растерян: — Что это? Шарж? Жар — угар — бред? Все светлячки в глазах… Он будто пятится, и ляписом в мозгу прижег чек… И вот сошлись: пять тысяч двести колонна стерлингов — принципиально! (за фанатизм — отдельно) и на невесту голодный договор еще длинней… Теперь банкир тишком смеется: — Эй, бомбей, трубочку бомбой мне набей, и фитильком зажги скорей, заслужишь орден трех королев — трам-та-ра-рам — джэ!.. — А фаршированный бомбист еще грознее, как черный пес, что душу выжег, душу выпотр~р~р~рошнл, сто-ро-жит банкира честь и па-а-кой есть пшенный супчик; на груди, как две отмычки, гробовеет свастика — главный мастер!.. По ночам выходит в саване и со свечей, ужасает всех кругом Упокой… упа-а-а-кой душу невесты его…

Ирониада (1930) ^*

Вступление

У тебя огромное сердце как у молодого красноармейца Тот прав, кто Республику хранит, иначе всех заплюет господь бог, старик. Слушай, слушай меня, Ирита! Скоро рассыпятся все горделивые враги. Как трунящий негр на троне, одевший шапку Мономаха, — это будет также невероятно!

30-ть пластинок [72]

Шашни шелковых ресниц и пуховки платья, шепот в маску о Чеките — стоит раздувать-ли? Рассыпался по-столу ма-джонг, прыгал выстрелом пинг-понк, млел, хрипел, флюсом надувался патефон, и ворча, врывался трубкой телефон О, Ирина! В стопку страсти шёлок/(шепот) нежности пролей. С небосвода негры слазьте Умоляйте: — О, Чекита! Не сбривай бровей!.. —

72

Отталкиваясь от популярной джаз-песенки (шепчущий бас — «Чекита»), — я варьирую имя героини: Ирина — Ирита — Чекита. В дальнейшем мною выдумано еще несколько имен мною же выдуманной героини. (Примеч. автора).

«Огненные шары прыгали…»

Огненные шары прыгали по бесконечным соснам Под свист фонарей в вечерней раме вылезли из орбит ее глаза прозрачные планетарные. Отчего? Что они увидели? В корчах извивающуюся войну? В углу черного злейшего паука — имя ему Каркурт — или старую страшную книгу, где на полях накапано: КАПУТ! Каюк тебе, молодая Чекита, если не ляжешь спать в полночь! Схватят тебя врачи пинцетами и потащут на сияющее ложе. Там, под тысячесвечовыми иголками, белохалатники станут сердце твое выскребывать по чайной ложечке. — Нет, это невозможно! Не-воз-мож-но!.. — Не остывают твои стоны опустошенные…

Утро, бессовестно раннее…

Купальная Ирина посиди на вышитом камне в вылизанном солнцем океане, я буду замертвосмотреть, отравляться твоими в синеву просверленными глазами Какая огромнаяснедь пе-ре-ли-ва-ет-ся этими спасательными кругами!..

«Жизнь начинается так…» ^*