Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля

Бехер Иоганнес Роберт

ТОСКА ПО НЕ УВИДЕННЫМ ГОРОДАМ

Да будет мне дозволено грустить О городах, где был я лишь в мечтаньях, О новых людях, дальних расстояньях, Но разве явь мечтою заменить? Пока мы живы, надо б много стран И городов изъездить отдаленных. Есть сотни мест, для сердца затемненных; Они в мечтах чуть зримы сквозь туман. Когда права Свобода обретет, Начнут по свету странствовать поэты. И будут гимны всем народам спеты. Но больше всех восславят тот народ, Кем создан был народностей союз: Раздолье

беспредельное для муз.

КЛАДБИЩЕ СТИХОВ

Здесь мир заветных строчек погребен… Здесь мы лежим, набиты в толстый том. Плитой надгробной давит нас картон, Нам тесно в обрамленье золотом. Здесь мы покоимся — мечты поэта. Щиты-заглавия над нами в ряд: Такой-то чувствовал и то, и это… Могильным сном скелеты-мысли спят. А греза!.. Прежде радуга на небе, Она упала наземь, цвет поблек. Ее поднявший рад находке не был, Пожал плечами, бросил за порог. Луг радости, облитый слез росой, Опустошила смерть своей косой.

ТВОИ ЧЕРТЫ

Твои черты — смогу ль их воссоздать я? Веду штрихи карандашом несмелым. Но как связать их, сделать стройным целым? Нет, лишь — хаос! Бесплодное занятье! Ты больше, чем закатною порой Начертано вдали, ты ярче света! Волной несешься, радостью согрета, — Ты боль моя, — всегда, везде со мной!.. Сидим, бывало, под покровом тьмы, — Слова роняя, — то оставим слово Лежать на месте, то уроним снова, Как будто в домино играем мы. Как ни роняй, — составят лишь одно Узоры черных глаз на домино.

БЛАГОДАРСТВЕННЫЕ СОНЕТЫ

I

Спасибо всем. Но все ж благодарить я Обязан прежде всех родную мать. Какие б в жизни ни были событья, — С рождения нам надо начинать. О, мать! Всех добрых чувств первопричина, В твоей заботе радость и тепло. В твоей улыбке ласковой для сына Сияние всех весен расцвело. Пусть колдовство исчезло детских лет, В тебе — прибежище, к тебе — доверье. Твой образ — словно благовеста след… И это все в стихах пою теперь я, Поэт, влюбленный в край свой до седин. За все благодарит «беспутный сын».

II

Тебе, отец, признателен я тоже За то, что с детства ты держал в узде, Стремясь, чтоб сущностью мы стали схожи, Чтоб мыслил я, как принято везде. Ты из деревни. Ты благонамерен. В своих устоях ты окостенел. Ты в справедливости всех догм уверен И эту веру мне б внушить хотел. А я твой антипод. Контраст живой. Вослед тебе не сделаю ни шага… Правдивость и бесстрашие со мной И недозволенных путей отвага. Как видишь, мы не стали двойниками, Но боль твою я высветил стихами.

III

В глухом лесу я слал слова

молений, Под грохот бурь не прерывал пути… Преодолел я тысячу ступеней, Чтоб на Голгофу с трепетом взойти. Молился я, я исполнял заветы И в сроки причащался тайн святых. На шее были образки надеты, Но ты не услыхал молитв моих. О всеблагой! Я, на коленях стоя, Благодарю, что милость не явил: Не солнце благодати золотое — Безбожья тьму Берлин мне подарил, Теперь живу я, боже, без вериг: Непостижимый, я тебя постиг.

IV

За град ударов и тебе спасибо, Мой самый верный, мой всегдашний враг. Не жить в застое мне отныне, ибо Ты к свету правды вывел через мрак. Ты, протянув мне горечи сосуд, Заставил жизни изучать законы. Я должен был, поняв, за что секут, Постичь искусство выставлять заслоны. Меня учил ты свято ненавидеть. Что ненавистью мир наш заражен, Я на твоем примере мог увидеть, И мне полезным оказался он. Пусть плодоносной стала эта мука, — Как дорого мне стоила наука!

V

Спасибо той, чье скрыто будет имя, Любимой, влившей столько свежих сил. Поддержанный советами твоими, Мой поводырь, я дух свой укрепил. Спасибо всем, кто первым шел на штурмы, — Мыслителям, поэтам и борцам, — Кто знал немилость, эшафот и тюрьмы И взлет идей, как дар свой, отдал нам. Но им хвалы не нужен ореол: Не славословь — почти молчаньем. Долг благодарности такой тяжел, Хотя порой соседствует с признаньем. Не лучше ль юным, нам вослед идущим, Тот дар вручить, чтоб жив был и в грядущем?

СМЕРТЬ БЕЗРАБОТНОГО

Там, во дворе, мальчишка крикнул вдруг, И брань — в ответ… Потом звонок трамвая… Он медлил, плотно рамы закрывая, В нем отдавался болью каждый звук. И — газ открыл. Поникла голова. Все в мире стало так легко и странно. А у постели из кривого крана Сочились капельки — едва-едва… Часы все шли, и стрелка все спешила, Чтоб дрожь унять, к ладоням он приник, И словно борода его душила: Стал тесен, тесен липкий воротник… А капли все стучали у постели, Как будто разбудить его хотели.

ТЮРЬМА

Живут не люди в этом доме — годы, Течет седое время, как река: Стекаются под каменные своды В огромное безмолвие века. Дом высится, суров и неподвижен, К дождю и солнцу равнодушен он. Сквозь эти стены из больших булыжин Не проникает человечий стон. Неужто вечен сумрачный гранит И устоят пред бурей камни свода, Как горный кряж, который мать-природа От разрушенья бережно хранит? Становится здесь камнем человек И остается каменным навек.