Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести

Неруда Ян

* * *

История Земли так велика, А все же – не длинней стихотворенья: Так маленькая искра камелька Являет суть великого горенья. В ее сверканье – вся судьба огня. От первой вспышки и до крайней смерти. И, может быть, нужна строфа одна, Чтоб выразить все сущее на свете. Пусть песня получилась коротка - Она могла быть не такою длинной. Любовь людей и боль их велика, Но ей достаточно строки единой Когда в игру включается поэт, Вздор опадает, видится основа – Всему, на что уходит столько лет, Вдруг достает единственного слова.

* * *

Наверно, на крошке Луне, там Малюсенькие поэты, Но велики поэты У нашей большой планеты. А если цветеньем жизни И Солнце само озарится - Как пылко и вдохновенно Сердца там сумеют биться! Какие там исполины, Великие богоборцы, Подымутся и возьмутся За труд вдохновенный на Солнце! Какая будет сила В

стремленье к высшей цели! Какая грянет радость! Какое пойдет веселье! Как буйно загорятся Восторженные зори! Какой любви сиянье Зажжется в юном взоре! Какие там вспыхнут надежды, И сила любви, и жажда! Хотя бы ценою жизни - Дождусь я того однажды!

* * *

Я грешен перед вами и собой: Я стольких губ изведал соль и жженье! Всему, что есть, я предпочту любовь, Но и любви я предпочту сраженье! Пусть ужаснутся схимник и аскет Страстям моим, что так меня томили. Безмерно добр, но совершенно слеп Тот, кто поет о безмятежном мире. Праматерь-Солнце, опекая нас, Меж двух планет Земле висеть велела. Нет, неспроста краснеет грозный Марс И голубеет нежная Венера. Все проповеди мне скучны давно. Кто внемлет им – тот внемлет им напрасно. Уж коли небом так предрешено, Что остается? Ах, любить и драться!

* * *

Поговорим, мой друг, О том, что здесь, на белом свете, Так много слез и мук. Где продвиженье – там повсюду стон и бой. Без жертв немыслима борьба со старым, Не смолкнут звуки песни боевой, И вечно в бой зовут фанфары. И все кипит, сражается, все бьется, Планеты и светила-полководцы, И каждая песчинка мира Трепещет за исход турнира, Покоя нет ни Солнцу, ни комете, Ни искрам, что летят вокруг. Кто б мог подумать, что на белом свете Так много слез и мук! А ты, Земля? Долина мертвецов, Наполненная смрадом и гниеньем! Сквозь плесень тянутся ростки цветов, Растение сражается с растеньем. Здесь смертный бой. Здесь хищник ищет крови, Здесь соловей свою добычу ловит, В природе так: на вечной тризне - Все ищет смерти ради жизни, И всякий бьет, покуда цел. Что ни гора – то груда тел. Песками их заносит ветер, И снова вспыхивает плуг - Кто б мог подумать, что на белом свете Так много слез и мук! А человек? Была щедра рука, Которая огонь ему вручила, Но чувства стали мукой на века, А мысли – человечества могилой. Прогресс! Движенье! Сквозь туман и снег В крови идет к вершине человек. Но раньше, чем он встанет на вершине, Его Земля потухшая остынет. И что любовь? Сожженье мертвеца! Лишь день единый счастливы сердца. Лишь день любовь их радует, и вдруг – Два сердца в пропасти… Так листья ветер Сметает в яму, оголяя луг… Кто б мог подумать, что на белом свете Так много слез и мук!

* * *

Я знаю – я бренный и тленный, Ах, полно пророчить, пророк. Мы станем ничем и Вселенной, Едва переступим порог, Любая листва опадает, Когда наступает зима. Цветет и уже увядает, Как белая роза, Земля. И все же – мы живы, мы – люди, Наш пламень еще не погас. Спешите, все Солнца и Луны, Смотреть на невиданных нас! Изведав любовь и страданья, Доищемся скрытых причин, Проникнем во глубь мирозданья И тайны его приручим! Диковинный, бодрствует разум. Рискованный, длится полет. Умрем – но уделом прекрасным И смерть нашу мир назовет. О, сколько же славы огромной, И нежности, и красоты - До той, еле видной и скромной, До той неизбежной черты…

* * *

Как только планеты на Солнце падут И Солнце, на части расколото, В провалы миров за собой увлечет Обломки небесного золота,- Завьюжится бешеный круговорот, Морозные вихри закружатся, По вехам созвездий сквозь смерть поплывут Осколки вселенского ужаса, Пока не прервется их смертный пробег, Их вечный полет хаотический, Пока не взметнется над прахом планет Слепящий костер титанический, Пока в пламенеющей завязи лет Кровавые сечи не вспенятся И нового мира не встанут лучи, Как крылья волшебного феникса. В том мире кипучем, в той жизни живой, В ее неприкрашенной прелести, Где будут луга, и цветы на лугах, И леса веселые шелесты, Когда-нибудь снова уста изойдут Словами, как птицы, крылатыми, И космоса песни опять расцветут В моем возродившемся атоме!

БАЛЛАДЫ И РОМАНСЫ

Я зову простыв слова,

Чтоб напомнить о древних сказаньях,

Где душа народа жива.

СТРАСТНАЯ БАЛЛАДА

Был совет. И должен был Диавол С жалобой прийти в чертог Господний. Ангелы со всех сторон слетелись, Сатана взлетел из преисподней. Встал Господь. И было тихо-тихо. «Сатана пусть говорит сегодня». Ангел Зла склонился перед богом: «Да сияет благодать Господня! Жалуюсь пред всеми небесами На тебя, создателя Вселенной: Мне во зло ты отдал сына Девы, Чтоб спасти сей род людской растленный. Повелел ты мне людское племя Обуздать терзаньем вечной нощи, А теперь склонился к милосердью И опять меня лишаешь мощи!» «Отдал я единственного сына, Чтоб на свете людям легче стало, Это ль не цена за искупленье?» Сатана ответил: «Мало, мало! Пусть тогда все ангелы Вселенной Для него мучения измыслят, Пусть сто мук он испытает, прежде Чем, распятый, на кресте повиснет!» Херувим сказал: «Пусть он возропщет На неблагодарность и глумленье, Пусть того побьют камнями люди, Кто на крест пошел за их спасенье». Серафим сказал: «Пусть он познает То, что хуже всякого мученья: Самых дорогих ему и близких Злобу, и хулу, и отреченье». Встал архангел: «Дай ему изведать, Что и небесами он покинут. Пусть придет в отчаянье, о Боже, Оттого, что он тобой отринут». Встал Господь: «Довольно ли, Диавол? Можно ль заплатить еще дороже За спасение людского рода?» Сатана ответил: «Мало, Боже! Есть мученье горше всех мучений: Пусть, в последний миг на мир взирая, Сын терзанья матери увидит, На кресте в мученьях умирая!»

ЧЕШСКАЯ БАЛЛАДА

Когда-то в Чехии, давно, Жил рыцарь Палечек,- вино, И смех, и шутки он любил, И храбр и добр ко всем он был, И все его любили. Не только веселиться, пить,- Любил еще он и бродить По Чехии своей родной, И, очарованный страной, В мечты он погружался. «Пан рыцарь,- раз услышал он,- О чем мечтаешь? Иль влюблен?» Очнулся Палечек – и вот Пред ним веселый хоровод С самой Весной-царицей. «Что ж, храбрый рыцарь, ты притих? Ты мне милее всех других. Будь, как всегда, находчив, смел, Скажи – чего бы ты хотел? Проси, я все исполню!» И тотчас молвил рыцарь наш: «Ты просьбу скромную уважь: Когда умру, в родимый край Являться каждый год мне дай На восемь дней весенних. Когда цветут сады, поля И радуется вся земля, Тогда на восемь дней, Весна, Ты пробуждай меня от сна!» «Будь так!» – Весна сказала. И каждый год, покинув мрак, Встает наш рыцарь-весельчак, Разбужен запахом цветов, Услышав соловьиный зов, По всей стране проходит. И чешский тихий, грустный край Поет, цветет, встречая май, Повсюду песни, шутки, смех, И радуется каждый чех, Но так – увы – недолго! Ведь рыцарь лишь на восемь дней Встает весной, в согласье с ней. Она ему подносит мед, И, охмелев, на целый год Он снова засыпает.

БАЛЛАДА О КАРЛЕ IV

Король Карл и Бушек из Вильгартиц Уселись за стол дубовый средь зала, Отведали вин они разных немало, И ярче зарделся румянец их лиц. Король приказал: «Золотые чаши Подайте, пажи, да налейте полней! А ну-ка, друг Бушек, чокнемся! Пей! Попробуем первые вина наши. Ты знаешь, какое вино ты пьешь? В его прошлогоднем накопленном зное Играет горячее солнце родное, Ну, чокнемся, выпьем! Напиток хорош!» Отпил, и скривились презрительно губы: «Да разве вино это?' Хуже, чем квас! Что доброе вырастет разве у нас? Кислятина! Сводит оскомина зубы, Я сам из Бургундии лозы привез,- Ворчит, негодуя, король возмущенный,- И что же? На чешской земле хваленой Полынь получилась из лучших лоз! Уверен, сбирать будешь терпкий терновник, Хоть сладкие персики здесь посади. Не веришь, смеешься! Того и гляди, Что розы – и те превратятся в шиповник. Какая земля, таков и народ! Ведь даже святые, собравшись конклавом, Не справятся с чешским упрямым нравом, Такой народ и святых изобьет. Как с этим вином, так со всеми делами: Задумаю новое, только начну - Идет не туда, куда я потяну. Не знаю, что делать. Беда мне с вами!» Но все-таки чашу пригубил опять И смотрит на друга в притворной злобе Глазами добрыми исподлобья. А Бушек, чтоб времени зря не терять, Не тратя слов на беседу такую, Раздувши щеки, глоток за глотком, По нёбу прищелкивая языком, Родное вино, попивает, смакуя. «Да, просто беда!» – повторил король И все-таки чашу пригубил снова, Как будто бы ждал он ответного слова. К пажу обернулся: «Ослеп ты, что ль? Не видишь, что чаша стоит пустая? Иль хочешь жаждой меня уморить? Иль лень тебе солнечной влаги налить? Налей, да полнее, до самого края! Пей, Бушек, до дна и хмуриться брось! Послушай, что мудрый король тебе скажет: На вкус я разборчив, придирчив даже, И все же вино мне по вкусу пришлось. Распробовать нужно, друг Бушек, сначала, Ведь это особое, видно, вино, Сперва горьковато немного оно. Мне кажется, нам оно нравиться стало». «Вот видишь, король, так и чешский народ! – Промолвил вдруг Бушек.- Народ наш с большою, Немного суровой, особой душою, Особой своей красотою цветет. Привыкнув, его ты полюбишь тоже, Приблизься только к народу тому - Навек, словно к чаше, прильнешь ты к нему И душу свою оторвать уж не сможешь!»

РОМАНС О ВЕСНЕ 1848 ГОДА

Завесу сбросил век – и мир воскрес! Где племя старое, седое? Гей, оглянись – все новое окрест. Весеннее и молодое! И песню чудную запел простор, И стройно отозвалось эхо гор, Запело все – долины и поля, Запела вся широкая земля, И мы запели: «Вольность! Вольность!» И стали вдохновеннее черты, И взор от слез – лучистей и светлее, И мышцы превратились вдруг в цветы, И каждый стал прекрасней и добрее! Для нас слились в одно и ночь и день, День грезой стал, сияньем – ночи тень, Мы волновались, верили всему, Смеялись – и не знали почему! Ах, первые любви приметы! Как на пиру, шумел и пел народ, Друг другу руки жали люди, И шло людское воинство вперед Под грохот роковых орудий. Где шляпа – там перо, где пояс – нож. Беги, тиран, иль мертвым упадешь! Да сгинут те, кто храбрых осмеял, Ведь каждый бы в бою бесстрашно пал За мир и счастье всех народов! Сверкало все вокруг – и лес и дол, И юный день, не знающий заката, Надел нарядный голубой камзол, В узорах жемчуга и злата. Весь край сверкал, как будто бальный зал, Из-под земли веселый марш звучал, Нас сам господь на танец пригласил И радостно народ благословил: «Ну наконец людьми вы стали!»