Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Брехт Бертольд

¹⁹²⁵

СОНЕТ О ЖИЗНИ СКВЕРНОЙ

Семь лет в соседстве с подлостью и злобой Я за столом сижу, плечом к плечу, И, став предметом зависти особой, Твержу: «Не пью, оставьте, не хочу!» Хлебаю свой позор из вашей чаши, Из вашей миски — радости свои. На остальные ж притязанья ваши Я говорю: «Потом, друзья мои!» Такая речь не возвышает душу. Себе в ладонь я дунул, и наружу Пробился дух гниенья. Что за черт! Тогда я понял — вот конец дороги. С тех пор я наблюдаю без тревоги, Как век мой краткий медленно течет.

¹⁹²⁵

ЛЮБИМ ЛИ ИМИ Я — МНЕ ВСЕ РАВНО…

Любим ли ими я — мне все равно, Пусть обо мне злословят люди эти; Мне жаль, что нет величия на свете, — Оно меня влечет к себе давно. Пошел бы я с великими в кабак, За общий стол мы вместе сесть могли бы; Была бы рыба — ел бы хвост от рыбы, А не дали — сидел бы просто так. Ах, если б справедливость под луною! Я был бы рад, хотя б она и мною Безжалостно решила пренебречь! А может, нас обманывает зренье? Увы, я сам — трудна мне эта речь! — Питаю к неудачникам презренье.

ИЗ КНИГИ «ДОМАШНИЕ ПРОПОВЕДИ»

О ХЛЕБЕ И ДЕТЯХ

1 Они и знать не хотели О хлебе в простом шкафу. Кричали, что лучше б ели Камень или траву. 2 Заплесневел этот хлебец. Никто его в рот не брал. Смотрел он с мольбою в небо, И хлебу шкаф сказал: 3 «Они

еще попросят — Хоть крошку, хоть чуть-чуть, Кусочек хлеба черствый, Чтоб выжить как-нибудь». 4 И дети в путь пустились, Блуждали много лет. И им попасть случилось В нехристианский свет. 5 А дети у неверных Болезненны, худы, Им не дают и скверной Постной баланды. 6 И эти дети просят Дать хлебушка чуть-чуть, Кусочек самый черствый, Чтоб выжить как-нибудь. 7 Заплесневел ломоть хлеба. Мышами в лапки взят. Найдется ли у неба Хоть крошка для ребят?

¹⁹²⁰

АПФЕЛЬБЕК, ИЛИ ЛИЛИЯ В ДОЛИНЕ

1 С лицом невинным Якоб Апфельбек Отца и мать убил в родном дому И затолкал обоих в гардероб, И очень скучно сделалось ему. 2 Над крышей ветер тихо шелестел, Белели тучки, в дальний край летя. А он один в пустом дому сидел, А он ведь был еще совсем дитя. 3 Шел день за днем, а ночи тоже шли, И в тишине, не ведая забот, У гардероба Якоб Апфельбек Сидел и ждал, как дальше все пойдет. 4 Молочница приходит утром в дом И ставит молоко ему под дверь, Но Якоб выливает весь бидон, Поскольку он почта не пьет теперь. 5 Дневной тихонько угасает свет, Газеты в дом приносит почтальон, Но Якобу не нужно и газет, Читать газеты не умеет он. 6 Когда от трупов тяжкий дух пошел, Был Апфельбек сдержать не в силах слез. Заплакал горько Якоб Апфельбек И на балкон постель свою унес. 7 И вот спросил однажды почтальон? «Чем так разит? Нет, что-то здесь не то!» Сказал невинно Якоб Апфельбек; «То в гардеробе папино пальто». 8 Молочница спросила как-то раз: «Чем так разит? Неужто мертвецом?» «Телятина испортилась в шкафу», — С невинным он ответствовал лицом. 9 Когда ж они открыли гардероб, С лицом невинным Апфельбек молчал. «Зачем ты это сделал, говори!» «Я сам не знаю», — он им отвечал. 10 Молочница вздохнула через день, Когда весь этот шум слегка утих: «Ах, навестит ли Якоб Апфельбек Могилку бедных родичей своих?»

¹⁹¹⁹

О ДЕТОУБИЙЦЕ МАРИИ ФАРАР

1 Мария Фарар, неполных лет, Рахитичка, особых примет не имеет. Сирота, как полагают — судимости нет, Вот что она сообщить имеет: Она говорит, как пошел второй месяц, У какой-то старухи ей подпольно Было сделано, говорит, два укола, Но она не скинула, хоть было больно. Но, вы, прошу вас, не надо негодованья, Любая тварь достойна вспомоществования. 2 Все же деньги она, говорит, отдала, А потом затягивалась до предела, Потом пила уксус, перец туда клала, Но от этого, говорит, ослабела. Живот у нее заметно раздуло, Все тело ломило при мытье посуды, И она подросла, говорит, в ту пору, Молилась Марии и верила в чудо. И вы, прошу вас, не надо негодованья, Любая тварь достойна вспомоществования, 3 Но молилась она, очевидно, зря, Уж очень многого она захотела. Ее раздувало. Тошнило в церкви. И у алтаря Она со страху ужасно потела. И все же она до самых родов Свое положенье скрывала от всех. И это сходило, ведь никто б не поверил, Что такая грымза введет во грех. И вы, прошу вас, не надо негодованья, Любая тварь достойна вспомоществованья. 4 В этот день, говорит, едва рассвело, Она лестницу мыла. И вдруг словно колючки Заскребли в животе. Ее всю трясло, Но никто не заметил. И ей стало получше. Ломала голову — что это значит, Весь день развешивая белье. Наконец поняла. Стало тяжко на сердце. Лишь потом поднялась в свое жилье. А вы, прошу вас, не надо негодованья, Любая тварь достойна вспомоществованья. 5 За ней пришли. Она лежала пластом. Выпал снег, его надо убрать с дороги. День был жутко длинный. И только потом, К ночи, она принялась за роды. И она родила, как говорит, сына. Сын был такой же, как все сыновья. Но она не как все, хотя нет оснований, Чтоб за это над ней издевался я. И вы, прошу вас, не надо негодованья, Любая тварь достойна вспомоществованья. 6 Так пусть она рассказывает дальше О своем сыне и своей судьбе. (Она, говорит, расскажет без фальши!) Значит, и о нас — обо мне и о тебе. А потом, говорит, выворачивать стало Ее, словно качало кровать, И она, не зная, что от этого будет, С трудом заставляла себя не кричать. Но вы, прошу вас, не надо негодованья, Любая тварь достойна вспомоществованья. 7 Из последних сил, говорит, она Из своей каморки, ледяной как погреб, Едва дотащилась до гальюна И там родила, когда — не упомнит. Видно, шло к утру. Говорит — растерялась, Какой-то страх ее охватил, Говорит, озябла и едва держала Ребенка, чтоб не упал в сортир. А вы, прошу вас, не надо негодованья, Любая тварь достойна вспомоществованья. 8 Вышла она, говорит, из сортира, До этого все было молчком, Но он, говорит, закричал, и это ее рассердило, И она стада бить его кулаком. Говорит, била долго, упорно, слепо, Пока он не замолк и стал неживой. До рассвета с ним пролежала в постели, А утром спрятала в бельевой. Но вы, прошу вас, не надо негодованья, Любая тварь достойна вспомоществованья. 9 Мария Фарар, незамужняя мать, Скончавшаяся в мейсенской каталажке, Хочет всем тварям земным показать Их подлинный облик без всякой поблажки. Вы, рожающие в стерильных постелях, Холящие благословенное лоно, Не проклинайте заблудших и сирых, Ибо грех их велик, но страданье огромно. Потому, прошу вас, не надо негодованья, Любая тварь достойна вспомоществованья.

ЛИТУРГИЯ ДУНОВЕНИЯ

1 Откуда-то тетка пришла говорят 2 У нее помутился от голода взгляд 3 Но весь хлеб поедал солдат 4 Она упала в канаву от истощенья 5 И забыла навеки как есть хотят. 6 А кроны дерев без движенья И птичий не слышен хор И на вершинах гор Ни дуновенья. 7 И тут же лекарь пришел говорят 8 Он сказал; этой тетке место в могиле 9 И голодную тетку зарыли 10 И как будто бы в этом никто не виноват 11 И лекарь ухмылялся без тени смущенья. 12 А

кроны дерев еще без движенья И птичий не слышен хор И на вершинах гор Ни дуновенья. 13 Но нашелся один человек говорят 14 Интересы порядка — ничто для него 15 Но история с теткой задела его 16 Он сочувственно выразил недоуменье 17 Он сказал, само собой, люди есть хотят. 18 Но кроны по-прежнему без движенья И птичий не слышен хор И на вершинах гор Ни дуновенья. 19 И тут полицейский пришел говорят 20 Он руки человеку завернул назад 21 И стукнул его два-три раза подряд 22 И тот уже не говорил, чего люди хотят 23 А полицейский сказал в заключенье: 24 Ну вот, кроны дерев без движенья И птичий не слышен хор И на вершинах гор Ни дуновенья. 25 Тут три бородатых пришли говорят 26 И сказали: это дело одному не под силу 27 Но они поплатились за это ученье 28 Их слова свели их к червям в могилу 29 Так они позабыли, чего хотят. 30 А кроны дерев без движенья И птичий не слышен хор И на вершинах гор Ни дуновенья. 31 Тут пришло сразу много людей говорят 32 Они захотели чтоб их выслушал солдат 33 Но сказал за солдата его автомат 34 И забыли эти люди, чего они хотят 35 Но на лбу их морщина залегла с тех пор. 36 Хотя кроны дерев все еще без движенья И птичий не слышен хор И на вершинах гор Ни дуновенья. 37 Тут пришел большой красный медведь говорят 38 Чуждым был медведю местный уклад 39 Но он стреляный был и не лез наугад 40 Стал он жрать этих птичек всех без исключенья. 41 Вот тут-то кроны пришли в движенье И птичий всполошился хор И на вершинах гор Есть дуновенье.

¹⁹²⁴

О ПОКЛАДИСТОСТИ ПРИРОДЫ

Ах, душистым парным молоком угощает прохладная кружка Стариковский, беззубый, слюнявый рот. Ах, пес приблудный, любви взыскуя, Порой к сапогу живодера льнет. И негодяю, который насилует в роще ребенка, Кивают приветливо вязы тенистой листвой. И дружелюбная пыль нас просит забыть поскорее, Убийца, след окровавленный твой. И ветер крики с перевернувшейся лодки Старательно глушит, заполняя лепетом горы и дол, А потом, чтобы мог сифилитик заезжий поглазеть на веселые ноги служанки, Приподымает услужливо старенькой юбки подол. И ночною порой в жарком шепоте женщины тонет Тихий плач проснувшегося в углу малыша. И в руку, которая лупит ребенка, угодливо падает яблоко, И собою довольная яблоня чудо как хороша. Ах, как ярко горят глаза мальчишки, Когда под отцовским ножом с перерезанным горлом на землю валится бык! И как бурно вздымаются женские, детей вскормившие груди, Когда полковые оркестры разносят маршей воинственный рык. Ах, матери наши продажны, сыновья унижаются наши, Ибо для моряков с обреченного судна любой островок благодать. И умирающий одного только хочет: дожить до рассвета, Третий крик петухов услыхать.

¹⁹²⁶

ПЕСНЯ ЗА ГЛАЖКОЙ БЕЛЬЯ ОБ УТРАЧЕННОЙ НЕВИННОСТИ

1 Наверное, это неправда* Хоть мне твердила мать? Себя испаскудишь и будешь не рада, Ведь чистой уже не стать. Такого не бывает Со мной или с бельем; Все пятна отмывает Рекой или ручьем. 2 В одиннадцать лет творила Такое, что молвить — срам. И плоть ублаготворила К четырнадцати годам. Пусть грязь к белью пристала, Но есть на то вода, Чистехонькое стало, Как девичья фата. 3 Я пала уже до предела, Когда появился он, И до небес смердела, Как город Вавилон. Когда белье полощут, Не надо рук жалеть, Почувствуешь на ощупь, 9/по начало белеть. 4 Когда меня обнял мой первый И я обняла его, Почувствовала, как со скверной Рассталось мое существо. Вот так с бельем бывает, Так было и со мной — Всю скверну отмывает Бегущею волной. 5 Но зря меня отмывали, Пришли худые года, И падлом и дрянью меня обзывали, И падлом я стала тогда. От жмотства мало толка, Им бабу не спасешь. Храни белье на полке — Оно грязнится все ж. 6 Но вечно не быть дурному, И вновь явился другой. И все у нас было совсем по-иному, И вновь я стала иной. Его снесешь на реку, Есть сода, ветер, свет, Подаришь человеку — И грязи больше нет. 7 Что будет? — пусть меня спросят, А я отвечу одно: Уж если белье не износят: Зазря пропадет оно. А станет вдруг непрочным, Его река возьмет, И заполощет в клочья. Я так произойдет.

¹⁹²¹

О ПРИВЕТЛИВОСТИ МИРА

1 На пустой земле, где ветер лют, Каждый поначалу наг и худ. Зябко ждет, когда придет черед: Женщина пеленкой обернет. 2 Не желал никто его, не звал И за ним повозки не послал, Был он неизвестен никому, Но мужчина руку дал ему. 3 И с пустой земли, где ветер лют, В струпьях и в коросте все уйдут. Наконец, полюбят этот свет, Если горсть земли им кинут вслед.

О ЛАЗАНИИ ПО ДЕРЕВЬЯМ

1 Когда из ваших вод вы вылезаете к ночи — Ведь вы должны быть голы, а кожа упруга, — Карабкайтесь тогда на большие деревья. А небо должно быть белесым. А ветер дуть с юга. Ищите тогда кроны, что черно и огромно Колеблются вечером все тише и тише, И ждите полночи в лиственной чаще. И ужас вокруг и летучие мыши. 2 Кустарников тугие, жесткие листья Вам спину корябают, поэтому лучше Прижаться к стволу; ну так лезьте скорее, Негромко кряхтя, на верхние сучья! Прекрасно качаться на самой вершине, Но только ее не толкайте стопою, Прильните к верхушке, ведь дерево это Сто лет качает ее над собою.